Предновогодье. Внутренние связи (СИ)

— Сказал, что денег не даст и посоветовал научиться торговать собой, поскольку у меня плохо получается, — констатировала я спокойно.

Стопятнадцатый нахмурился.

— Откуда такая мысль?

— Прочитал стенограмму допроса.

— Вспомнил я этот конфуз, — пробасил декан спустя минуту, огладив бородку, — и не воспринял серьезно ваше хулиганское заявление.

— А он воспринял. — Я подошла к окну и стукнула, принуждая стекло заиндеветь.

— Вот что, Эва Карловна. Ступайте в общежитие и дожидайтесь от меня известий. В ближайшие день-два все разъяснится, а там сообразим, как поступить. Пойдемте, провожу к выходу.

Взвалив на плечо сумку, я оглядела напоследок помещение, успевшее за короткое время отвоевать кусочек в моей памяти и послала мысленную благодарность Альрику, накормившему меня. Ему и невдомек вовсе, что пирогом я наелась на все выходные.

Вспомнив про заряжающийся телефон, я вернулась за ним, в то время как Стопятнадцатый вышел из лаборатории. Неожиданно аппарат в моих руках опять ожил, запиликав. Меньше всего хотелось выслушивать разоряющегося Мелёшина. Если он опять начнет кричать, то, не задумываясь, вышвырну телефон с институтского чердака. Хоть что-нибудь улетит вниз благородным кирпичом.

— Ты где? — послышался на удивление ровный голос Мэла.

— Говорю же, на обследовании.

— Опять врешь? — он было разъярился, но тут же успокоился. — У Морковки ты не появлялась.

— Я к ней не ходила, потому что была у Альрика… Герцевича.

Мелёшин несколько секунд переваривал информацию.

— Сейчас поднимусь. Жду у окна. Выйдешь оттуда через пять минут, — сказал он тоном, не терпящим возражений. Тоже нашелся указатель на мою голову.

— Уже иду, — пробурчала, отключаясь. Настал момент объясниться с дрессировщиком.

Декан, не дожидаясь, ушел, поглощенный заботами о Касторском и дружках, страдающих энурезом. Зато с другой стороны стеклянной стены, отгораживающей лабораторное крыло, стоял хмурый Мелёшин и наблюдал за мной, засунув руки в карманы куртки. Однако ж быстро он взлетел на пятый этаж.

Неожиданно из ближайшей лаборатории размашисто вышел Альрик.

— Уже уходите?

— Да. Меня ждут.

Профессор посмотрел в ту же сторону, что и я.

— Уходите, потому что пора или потому что велели?

Я отвела глаза:

— Это случайное совпадение.

Мы медленно пошли к прозрачной преграде. Перед дверью мужчина остановился. Мелёшин тоже приблизился, и если бы не разделяющая стена, со стороны могло показаться, что мы общаемся небольшим тесным кружком.

— Он имеет над вами власть? — кивнул профессор в сторону Мэла.

— Я сама по себе, — вскинулась с вызовом, а потом тихо добавила: — Я его должница.

Альрик посмотрел на Мэла, как показалось, с непонятным торжеством. На лице Мелёшина гуляли желваки. Он внимательно смотрел на профессора, словно тоже слушал его, хотя я была уверена, что стекло не пропускало наши голоса.

— Он принуждал вас в чем-нибудь? — допытывался Альрик. — В любой момент можно подать жалобу на насильственные действия. Вас защитят.

Я оглянулась на Мэла. Вытащив руки из карманов, он нервно разминал пальцы, глядя на профессора со злостью.

— Нет! — вырвалось у меня. — Мелёшин выручал несколько раз. Он помог мне выйти из столовой во время пожара и потом… неоднократно улаживал конфликты с Касторским.

Теперь Мэл ухмылялся.

— Ну, поиграли, и хватит, — сказал вдруг Альрик, обратившись к нему через герметичную прослойку. — К тому же, legra vi labum[22] еще не проходили на третьем курсе. Неужели вы, Мелёшин, успеваете изучать постороннюю литературу?

Мэл зло развеселился. Профессор стукнул по стеклу, и оно моментально заросло морозными кристаллами.

— Не доверяйте ему, — предупредил Вулфу напоследок, проведя ладонью по замку и выпуская меня из лабораторного царства. — Он из другой жизни. Его мир съест вас и не подавится.

Только тогда до меня дошло, что профессор, зная о подслушивающем заклинании Мэла, специально подначивал меня на откровение, добиваясь… чего?

Мелёшин стоял рядом и уже не ухмылялся, а имел вид угрюмый и непредсказуемый.

— Сумку давай.

— Зачем?

— Давай, говорю. Ты же болезная, немощная. Ишь, как символистик за тебя дрожит, боится, что съем.

За стеной, вновь ставшей прозрачной, никого не было.

Мэл забрал сумку и пошел впереди, а я следом, по дороге ища подвох в его заботе. Мы спустились в пустой холл. Мелёшин швырнул сумку на постамент у святого Списуила и бухнулся рядом. Я присела на краешек каменного торта.

— Ну? — спросил грозно Мэл и, не дождавшись ответа, добавил тише: — Они тебя били?

— Немножко. Иллюзорно.

— Гады! — рассвирепел Мелёшин и принялся потирать кулак ладонью. — Жаль, не успел им рыла начистить.

А потом снова спросил ворчливо:

— Что еще?

Вздохнув, я протянула телефон.

— Зачем? — нахмурился Мэл.

— Больше не пригодится, — пояснила тихо. — Они сняли дефенсор.

— Может, оно и к лучшему, — задумчиво пробормотал он после долгого молчания, смотря куда-то в угол. — Для всех нас.

— Может быть.

Наступила тишина.

— Какого черта тебя носило рядом с этими козлами? — снова вспыхнул Мэл.

— Меня не носило. Я шла из библиотеки.

— А-а, конечно, — сказал он с сарказмом. — Значит, отвечала на вопросики хромоногого?

— Причем здесь Альрик?

— Подлюка символистская! — вскипел Мелёшин. — Если бы не его задание, ты давно посиживала бы в общаге и дорешивала задачки.

— Это стечение обстоятельств. В нем некого винить.

— Стечение, как же! — продолжал возмущаться Мэл злодейским умыслом профессора. — Это не стечение, это целый водопад обстоятельств.

Я молчаливо согласилась с ним.

— Этих мерзавцев сегодня на занятиях тоже не было, а я ни сном, ни духом. Почему-то не углядел связи между тобой и ними, — пояснил Мелёшин, взъерошив волосы.

— Их увезли в больницу. Они вчера спустились в подвалы и остались там на ночь.

— Теперь знаю, птичка на хвосте принесла, — сказал Мэл. — Пусть подлечатся. Как выйдут — встретимся, поговорим.

Я посмотрела на Мелёшина. В слабом свете, бросаемом тощим плафоном, его профиль казался высеченным из камня.

— Они больше… ну… — замялся Мэл, — ничего тебе не сделали?

— То есть?

— А-а, проехали, — махнул он рукой и принялся щелкать пальцами.

Все-таки нужно отдать ему телефон, по-человечески распрощаться и идти в общежитие. Хряпну коньячку для поднятия духа и затаюсь в ожидании Стопятнадцатого с новостями.

Вдруг Мелёшин повернулся ко мне, и все слова, сказанные им вгорячах, истаяли как дым. Неужели обязательно искать подвох в его вспыльчивости? — подумала, цепляясь за каменную скамью, потому что перед глазами поплыло. Во взгляде Мэла растекалась нежность, смешанная с болью, а за нервозностью движений скрывались озабоченность и тревога за меня. За меня!

Бывает так, что иногда миг застывает, превращаясь в вечность. Бывает так, что омут карих глаз начинает утягивать на дно, и нет ни сил, ни желания выкарабкиваться из него. А бывает и так, что еще секунду назад мы сидели, разделенные сумкой, и губы Мелёшина изливали негодование на все и вся, а уже через мгновение они оказались совсем близко, и осталось слегка наклониться вперед, чтобы вспомнить их вкус.

— Эва! Папена! — раздался крик в пустынном холле, и мы с Мэлом подскочили словно ужаленные. Пересекая зал, ко мне спешил Петя Рябушкин с белым рулоном в руке.

Это могла быть 26.2 глава

Вскочив с постамента, я пошла навстречу.

— Эва… — начал было Петр, но заметив Мелёшина, замолчал и притормозил.

— Петя, привет! — поздоровалась я чересчур жизнерадостно и прокашлялась.

— Слушай, совсем не ожидал, а сегодня Серый принес твой плафон и схему сборки.

На заднем фоне послышался фырк, как мне показалось, слегка издевательский. Да, у кого-то в комнатке скоро будет хорошенький плафончик, пусть и примитивный, и мне наплевать на мнение снобов, развалившихся позади на скульптурном постаменте.