Оклот (ЛП)

Annotation

Очень ЖУТКИЙ рассказ, который НЕ НУЖНО читать детям и впечатлительным людям.

 Именно такими методами бандеровцы "добывали независимость Украины".

Оклот

Оклот

Люди крадучись бежали к своим домам, захлопывая двери, посматривали в окна, не идет ли кто-то чужой, а, увидев незнакомого человека, подпирали дверные ручки колами и никому до утра не открывали двери.

Дядя Антон был органистом. Однажды утром, идя за водой, он увидел приклеенный к колодцу листок бумаги, а на нем нарисованную виселицу и повешенного на ней человека с надписью Смерть ляхам. У него встали волосы на голове дыбом от страха. Забыв про ведро и коромысло, он быстро вернулся домой бледный и трясущийся. Тетя Елена хлопотала о топке, а их двухлетняя доченька Эмилька и старший сын Михаил спали в большой общей кровати.

– Леночка – сказал, заходя в избу – плохо. Надо бежать.

Тетя подняла большие грустные глаза и застыла.

– Уже и у нас около колодца бумага и виселица – сказал, скрежеща зубами. – После евреев будет наша очередь. Позавчера Яник, вчера Липшиц, сегодня мы, а завтра все – перечислял он нервно, сжимая кулаки.

Тетка не издала ни звука. Она водила испуганными глазами за кружащим по избе мужчиной и дрожала.

– Леночка, они не шутят – твердо сказал дядя. – Это уже в девятый либо десятый раз они показывают когти. – Смотрел на свои пальцы и считал, кто, когда и сколько бумаг увидел в деревне. – И смотри, кого выбирают?! – Подошел к тете. – Хенрик Козляк – учитель, Анна Бильская – библиотекарша, Юлек Князь – клубный в школе, Антон Гуза – лесохозяйственный, Болек Глаз – лесник, Марсель Палух – начальник хора, Зенок Холева – сельский староста, Вацек Яник – лавочник, Бартек Липшиц – церковный сторож.… Ну и теперь я, органист. Пристали к нам, чтобы мы бежали и оставили им свое имущество, дома, магазины, клубы, коней, инвентарь, поля, леса, землю. Есть часть правды в том, что говорят в деревнях, что на севере украинские банды режут поляков, иначе не было бы этих угроз на колодцах и заборах. Да, Леночка, это знак, чтобы собрать вещи и бежать – хрипел.

Тетка Лена еще шире отрыла свои красивые глаза, и казалось, что она не понимает, что ей говорят. Наконец она сказала:

– Может быть, это только для устрашения.

– Для устрашения? – Дядя изменился в лице. – Для какого устрашения, женщина?! Ты не видишь, что виселицу готовят! – крикнул. И начал осматриваться вокруг, как бы хотел пол дома забрать с собою.

Тетя Елена стояла поражена. Она забыла про огонь, который начал затухать. Только немного погодя она подошла к Эмильке, поправила ей подушку и вернулась на кухню, а, увидев, что огонь затухает, она подула тлеющиеся поленья – раздувая пламя.

Дядя ходил вокруг нее с опущенной головой и тревожным лицом.

– Может пойти к старосте? – размышлял он вслух. – Это умный человек и скажет, что делать.

– Видишь, староста Зенок пренебрег всеми этими предупреждениями, и в голову ему не приходит бежать. Может это какой-то ребенок шутит с этой бумагой.

– Ребенок говоришь? – Задумался он. – Тогда почему этот ребенок выбирает самых важных людей в деревне, а не таких нищих, которым до весны не за что прожить, как Сажа, Купиш или Юзек Брдык? Нет – надул губы – здесь работает чья-то голова покрепче! – Посмотрел Антон на тетку и сказал: – Пойду я к старосте.

Тем временем настало ясное, теплое утро. Приближалось время нестерпимой жары; была середина лета, начиналась жатва, и уже на рассвете деревня оживала. Мужики шли с серпами и косами в поля, за ними тянулись женщины с детьми, а дальше скот, коровы и козы, лаяли собаки, блеяли овцы, а в воздухе продолжался танец воробьев, ласточек, ворон, сорок и жаворонков. Из-под межи удирали зайцы, а около леса паслись косули. Аисты на высоких и тонких как палки ногах охотились за лягушками, а на берегах дороги свои холмики возводили кроты. Как будто ничего не предвещало несчастия, но чувствовалось атмосферу напряжения. Мужики шли в поля с опущенными головами. Женщины молчали, а церковный колокол в полдень звучал зловеще.

Дядя вернулся от старосты подавленным. Он узнал, что за Галичем тоже кто-то сначала вешал бумаги с виселицей, а потом, ночью, бандеровцы подожгли польские дома, а жителей истребили всех до одного. Косами, ножами, бритвами и топорами они отсекли головы, отрубили руки и ноги, а пилами расчленили тела. На стенах домов и придорожных камнях темнели большие пятна крови и сохли раздробленные мозги. Услышав все это, тетю начало тошнить.

– Староста говорил – рассказывал дядя далее, смотря озабоченно на тетю Елену – что бандиты брали младенцев за ноги, один ставал с одной стороны, а второй с другой и разрывали тела либо разбивали головы о камни.

Тетя Елена тряслась, держа руку на устах. Потом подбежала к Эмильке и накрыла ее своим телом, как бы она защищала ее от ударов вилами. Проснувшийся Михаил таращил глаза и выглядел, как бы его разбудили из кошмарного сна.

– Уже на деревни под Станиславовым напали – говорил дядя. – Староста пройдется по домам и скажет, чтобы каждый сделал себе укрытие. Этой ночью мы прячемся кто, где может, потому что все может случиться. После завтрака я выкопаю яму и этой ночью мы в ней спрячемся.

Тетя поставила на столе завтрак – хлеб с маслом и сыром, молоко и по кусочку жареной колбасы. Михаил вскочил с постели, помолился и бросился к тазу, чтобы умыть лицо. Эмилька потягивалась, и медленно открывала веки, и протягивала руки к тете Елене. Позавтракали они в молчании, а на удивленный взгляд Михаила дядя буркнул, что они пойдут копать землянку, потому что так надо и даже не объяснял почему, а Михаил покачал головой и послушно ответил, что если надо, то надо и он послушается отца.

До поздней ночи они копали в коровнике за конюшней глубокую яму, соответственно накрывая ее досками и бревнами, потом они пошли в курятник и сделали другое укрытие, на всякий случай. Дядя Антон решил, что будет лучше, если они спрячутся отдельно, он с Михаилом в одном месте, а тетя Елена с Эмилькой в другом. Если одно укрытие обнаружат, может второе будет сохранено.

– Тебя, Леночка и Эмильку, мы спрячем глубже – сказал он. – Потому что ты женщина, а Эмилька маленькая, ребенок, и вы не в состоянии сбежать, если вас найдут, а мы с Михаилом это другое, мы сильные и если придется бежать, мы дадим стречку в хлеба, и нас не догонят. Хлеба сейчас много, высокие ланы ржи, ну и кукурузы хватает. Я все обдумал.

Потом он велел тете взять толстый платок и одеяло для Эмильки, воду в фляжке для питья, несколько ломтиков хлеба на всякий случай и фонарь, который он купил на Рождество, другой возьмет он с Михаилом и они спрячутся в коровнике. Там их никто не будет искать.

Тетю и Эмильку они завели после ужина в курятник, где они построили специальное укрытие в глубине, за курами, которого не было видно даже, если кто-нибудь открыл бы широко дверь и посмотрел внутрь. Они шли один за другим, отец и сын, а потом мать и дочка, подкрадывались, согнувшись, как будто над их головами находилась низкая крыша. Их длинные тени вдруг раздвоились в разные стороны, они приостановились и осторожно посмотрели друг на друга. Когда дядя открыл дверь, закудахтали куры, и неожиданно пропел петух. Они остановились как вкопанные, боясь шевельнуться. Казалось, что кто-то наблюдает за ними. Дядя осторожно осмотрелся вокруг, но никого не заметил. Он открыл двери курятника пошире, куры захлопали крыльями, вокруг темно, хоть глаз выколи. Дядя включил фонарь, и длинный сноп света показал им дорогу. Куры, сидящие на лестнице, зашевелились. Тени с крыльями заиграли на стене. Маленькая Эмилька тихонько постанывала, но она не разрыдалась, предупреждена, что эту ночь она проведет с курами, которых днем гоняла во дворе. Когда они уже ложились в стог сена, который дядя накрыл клеенкой и мешками, тетя Елена крепко обняла Эмильку и начала ее качать. Дядя и Михаил медленно удалились, закрыв за собой курятник.