Ближе к двенадцати позвонил Мэл. Он рассчитывал приехать и пообедать со мной в столовой. А еще хотел поговорить о чем-то.

— Гош, у меня нет времени, — соврала я. — Важный эксперимент. Не могу отойти от стола. Нужно непрерывно помешивать. Вручную, без миксера.

Пришлось Мэлу кушать в кафе недалеко от работы. На самом деле пыльца паратиры самостоятельно томилась на водяной бане, и лимонная вода постепенно насыщалась зелёным цветом. А вместо обеда ноги понесли меня в общежитие. К рыжему.

Он должен быть дома! На днях я видела Алесса издали. Хотя студенчество расползлось на летние каникулы, общага не закрылась. Тем не менее, смена постельных комплектов легла на плечи проживающих, потому как администрация института считала растратным делом организацию стирки для пяти калек.

Парень будто чувствовал, когда мне требовалась помощь, и оказывался дома в подходящий момент.

— Нужна машина, — объявила я вихрастой огненно-рыжей голове, высунувшейся в дверную щель. — Гоночная. Надежная. Как "Турба" или "Торнадо". Нужна сегодня, на один вечер. И с полным баком.

— Двадцатка, — сказал рыжий, помедлив. — Что в залог?

— Буду расплачиваться по частям в рассрочку, — протараторила я заготовленную фразу. — Уговор через клятвопожатие.

То есть, если разобью арендованный автомобиль в пух и прах, придется возвращать ущерб и с процентами. Конечно, парню нужны гарантии. Никто не хочет рисковать впустую.

— Компенсируешь убытки не баблом, а снадобьями, — выдвинул условие Алесс.

Не нытьем, так катаньем. Рыжего не устроили деньги в качестве возмещения за угробленную машину. Не по-хорошему, так по-плохому он заставит пойти на преступный сговор с кражей снадобий из института. Поэтому нужно постараться и, кровь из носу, не ухайдакать машину всмятку.

— Соглашусь, а ты повесишь на меня старые царапины и вмятины. Или полетит двигатель. Хочешь развести? Так не пойдет, — сказала я со знанием дела.

Парень не стал убеждать в кристальной честности.

— Машину осмотришь на месте. Когда сдашь обратно, учтутся внешние повреждения. Внутренние дефекты — не в счет.

Отчасти утешает. А если капот сложится в гармошку у придорожного столба, внутренние повреждения тоже не считаются?

Тут мне бы отвернуться и уйти, чтобы заказать по телефону "Плектру". Но я сказала:

— Заметано.

Мы пожали руки, и сделка состоялась.

Парень дал перо с блокнотом и велел написать номер телефона, место встречи и время.

— Хорошо, — вчитался в наспех накарябанные строчки. — Жди звонка. Расплатишься по факту.

Готовность снадобья испытала на себе лабораторная крыса. Я насильно напоила ее из пипетки приготовленным настоем и посадила в клетку. Туда же поставила тазик с водой. На кусок пенопласта насыпала порезанный кубиками сыр и отправила импровизированный плот в свободное плаванье.

Крысы, мыши… какая разница? Они обязаны любить сыр. И все крысы бегут с тонущего корабля. У них природная непереносимость водного пространства. Это классика.

— Ну, давай же, — уговаривала я животное. Крыса посидела, почесала лапкой за одним ухом, за другим, и заработала носом, втягивая сырный аромат. Плюх! — свалилась в тазик и поплыла.

Что не испугалась — хорошо. А вот то, что животное не заинтересовалось деликатесом — удивило. Пловчиха рассекала от одного буртика до другого, словно курортник на пляже. Наматывала круги, и на крысиной морде застыло выражение абсолютного бесстрашия. Ну да, с ледовыми микрогранулами вояж по водам затянется до следующего утра. Глядишь, барахтаясь как небезызвестная лягушка, моя подопытная собьет в тазике сливочное масло.

Противно пользоваться безграничным доверием руководителя. Противно делать приписки в журналах учета. Противно выносить в кармане три флакона с настойкой пыльцы паратиры, проходя мимо Монтеморта с наглым и независимым видом. Перепрограммированный пес не виноват. Он трудится изо всех сил, охраняя казенное имущество. Просто охранная система построена на постоянстве химического состава предметов и веществ.

А я изменила принципам. И ведь с честным видом каялась перед деканами и проректрисой, заверяя в том, что исправлюсь. Хорошо, что не дала им обещание или клятву.

Перед приездом Мэла употребился первый флакон, потому что от мандража затряслись руки, а извилины начало клинить от нарастающего страха. Снадобье имело лимонный вкус и горчило. По консистенции напоминало подсолнечное масло, и мне стоило больших трудов удержать выпитое в себе. Когда рвотные позывы утихли, я вдруг поняла: подействовало. Можно встать на подоконник и прыгнуть вниз. Можно высунуться из окна и закричать на весь квартал, что есть мочи: "Лю-юди-и! Ешьте хлеб с маслом!" Можно рассказывать каждому встречному правду о грандиозном обмане с вымышленным висоратством. А можно заткнуть за пояс самоуверенную девицу, возомнившую о себе невесть что. Теперь бесстрашие — мое второе имя.

Кот не возвращался в общагу. Как ушел ночью, так пропал. Наверное, обхаживал очередную кошку. Я поменяла воду в миске, насыпала свежего корму и проверила, чтобы створка окна осталась открытой.

Потом приехал Мэл, и мы наскоро поужинали.

— О чем хотел поговорить? — вспомнила я, глядя на задумчивого Мэла. Он и утром не фонтанировал многословием, и сейчас.

— А-а, — махнул он вилкой. — Уже не помню.

Обиделся. Собирался пообедать вместе, а его вежливо отослали. Мол, есть дела поважнее, чем любимый человек.

— Гош, прости. Я учила крысу плавать. Надела спасжилет, показала, как нужно грести, а она вцепилась в решетку — не оторвать.

Мэл рассмеялся.

— Чем: зубами, лапами или хвостом?

— Всем. Обвилась как змея. Хоть выпиливай вместе с прутьями.

Настроение у Мэла улучшилось, и мы отправились на гонки. До места встречи на южной трассе добирались молча. В кармане спортивного костюма булькали флаконы со снадобьем, в сумочке лежала пачка висов. Я внимательно следила за водителем: как он нажимает на педали и переключает скорости, как показывает поворот и смотрит в зеркала, как обгоняет и встраивается в ряд машин, проскакивая перед встречкой. Тьфу, ерунда. Смогу не хуже.

Ближе к окраинам явственно потянуло гарью, и Мэл закрыл окна, включив кондиционер.

— Почему не перенесли в другое место? — поинтересовалась я, морща нос. Запах напомнил мне иллюзорное выкуривание в "Вулкано".

— Потому что заранее договариваются с местными властями, чтобы те не мешали. Бабло уплачено, нужные люди в теме. Отказываться будет дороже.

— Гош, а как записан мой номер у тебя в телефоне?

Придет же в голову идиотская мысль. Нужно разминать пальцы и вспоминать наставления инструктора, а меня интересует, как Мэл идентифицировал ряд цифр в списке контактов.

Он протянул телефон, не отрывая взгляда от дороги.

— Посмотри сама. Жми вверх, чтобы не листать долго. "Э" — твоя буква. Ты её хозяйка.

— То есть? — растерялась я. — Не знаю, удобно ли.

— Удобно, — заверил Мэл.

Третьим с конца в списке значилось единственное слово на "Э". Эжевика. Ни "Эвы", "Эвочки" или "Эвки", как иногда грубовато выражался Мэл.

— Это я, что ли? — Ну да, мой номер. И Мэл кивнул, подтверждая. — Но почему?

Какое-то непонятное обозначение. То ли кличка, то ли прозвище. Не имя и не ягода. Мутант.

— Потому что люблю ежевику, — пояснил Мэл. И правда, он мог зараз съесть ведро, благо ягоду продавали почти все лето. Единственное, что удерживало Мэла от обжорства — кусачая цена.

— У деда за домом есть ежевичник. Я приезжал и объедал кусты полностью, а через несколько дней ягоды снова назревали. Правда, стебли с шипами. Расслабишься и исколешь руки. В общем, как ввел твой номер, так в голову стукнуло, и написал.

Непонятно, разочаровалась я или нет. С другой стороны, "мой Гошик" — тоже не венец оригинальности.

×
×