Эпилог (СИ)

Сделав ладонь козырьком, оглядывала с высоты косогоры, овраги, поля, рощи, свежую пахоту и озимые…

Левым краем идет темная кайма леса. У горизонта — далекая гряда гор со снежными шапками. Солнце в зените и косяки перьевых облаков. Блеск звонкой речушки, в которой ивы полощут длинные косы. Заливной луг с пятнами васильков и ромашек… Он идет ко мне. Приближается. Гладит, ласкает рукой полевое разнотравье… Этот мир — мой. Он дарит его мне. Кладет к моим ногам. Бери и владей…

Очнувшись, я поняла, что щеки мокры от слез. Долго плескалась у раковины, а краснота не проходила с глаз. Надо бы сделать холодные примочки.

Взяв нож, разрезала яблоко на дольки. Первая долька — мне. И вторая — мне. И третья — тоже. И четвертая.

Нельзя делиться. Ни с кем. А с ним и подавно нельзя.

Жевала механически и смотрела в окно. Чертовски соленая осень.

Цветы, что приносили в стационар, были от него, а я не догадывалась. Разве неожиданное открытие что-то меняет?

Он будет ждать. До конца жизни, как показало пророческое око. И неважно, куда нас забросит судьба. Октябрь навсегда сохранит вкус этой осени на губах.

Свой выбор я сделала давно. Простите, Альрик Герцевич. За всё.

Сегодня город давил на меня. Душил за горло. Лишал воздуха. Надел каменный мешок на голову.

Мэл подошел и притворил окно на кухне.

— Осторожнее, простудишься. Почему сидишь в темноте? Что случилось? Ты сама не своя. Говорила, день прошел хорошо. Кто-то обидел?

Я замотала головой и уткнулась в его грудь, успокаиваясь размеренным стуком сердца.

— Снова жар, хотя недели не прошло. Луна идет на убыль. Неужели заболела? — встревожился Мэл.

Я потянула его в комнату, к креслу. Чтобы, устроившись на его коленях, пригреться и задремать, вздрагивая во сне непонятно отчего. Чтобы сбежать от тоски, сдавившей сердце стальным обручем.

22.2

Приглашение на торжество по случаю дня рождения мачехи повергло в шок сродни анафилактическому. Мне и в голову не приходило, что в семье отца тоже случаются именины.

Я объявила категорический бойкот праздничному обеду в доме Влашеков. На удивление, Мэл терпеливо сносил мое брюзжание, но и уступать не собирался.

— Не хочу ехать. Можно поздравить по телефону? — ныла я. — У меня важные причины для отказа: реферат не дописан и… и… чирей на попе выскочил!

— Чирья нет, я сегодня утром проверял. Ты спутала с родинкой, — ответил ласково Мэл. — А с рефератом помогу. Так что готовься, выбирай наряд.

Таким образом, мне ясно дали понять, что бесполезно юлить, и никакие доводы не возымеют силы.

Мэл заметил мой похоронный вид.

— Не куксись. Всё пройдет по высшему разряду.

— Сколько ей исполнится? — поинтересовалась я вяло.

— В свете неприлично упоминать о возрасте дам. Но между нами говоря, твоя вторая матушка отпразднует сорок третий день рождения.

— Матушка может быть только одна. Остальные — мачехи.

— Запомню, — ответил Мэл примирительно. — Не злись.

— Твоих родителей тоже пригласили?

— Нет. Обычно большие торжества закатывают на круглые даты, а в прочие годы обходятся семейными праздниками в узком кругу. Поэтому гостей будет немного.

Какое облегчение! И в бескрайнем океане г*вна отыщется островок спасительной суши. Спасибо правилам светского этикета, ограничившим число приглашенных. Моя психика не выдержала бы близкого присутствия родителей Мэла в довесок к папеньке и его жене. Зато самого Мэла посчитали достаточно приближенным к узкому семейному кругу Влашеков, чтобы отправить приглашение.

— Надо же, в кои-то веки меня осчастливили королевской привилегией. Включили в круг избранных для работы челюстями на обеде у министра экономики. Я должна скакать до потолка от радости?

— Эвка, от твоей пристрастности когда-нибудь закоротит проводку. Пора бы привыкнуть к своему статусу. Будь гибче, лояльнее. Чем конфликтовать, лучше найди плюсы и извлекай выгоду.

— Не учи. Меня. Жить, — отрезала я и скрылась на кухне, хлопнув дверью.

Никакой гибкости. Никаких компромиссов. Меня уже не переделать. Антипатия намертво въелась в кожу. За всю мою жизнь мачеха не изволила расщедриться добрым словом, не говоря о неприязни и нежелании иметь со мной что-то общее.

Надо же, вторая матушка. Тьфу. Конечно, я буду сверкать приклеенной к лицу улыбкой и буду говорить заученные речи. Поблагодарю жену отца за заботу и доброту, за дружеские советы и участие. Залью патокой с ног до головы, мне не жалко. Быть может, совесть чужой тётки завязнет в елее и заставит испытать на собственной шкуре стыд и неловкость

Активность Мэла вызывала глухое раздражение. Словно это он — родственник Влашеков, а я присоседилась как сбоку припека. В качестве подарка Мэл купил редкую орхидею с экзотическим названием — капризное растение в термопакете с регулируемым микроклиматом.

— Зачем ей? Скажет "спасибо" и выбросит на следующий день.

— Эвочка, нужно внимательнее изучать содержимое пригласительного билета, а не отправлять в мусор, не прочитав. А во вкладыше, между прочим, был список желательных презентов. Обычно приглашенные заранее обговаривают выбор недорогого и не обязывающего подарка с личным секретарем именинника.

— У нее есть секретарь? — изумилась я.

— Представь себе. Дамы из высшего света — чрезвычайно занятые существа. Организуют вечера, рауты, благотворительные акции. Посещают приемы, концерты. Прибавь воспитание детей, управление домом… Не забывай о салонах красоты, поездках по фешенебельным магазинам… Этак и суток не хватит, чтобы объять необъятное, — заключил Мэл с усмешкой.

— Причем здесь орхидея?

— Притом. Твоя вторая матушка… ладно, супруга твоего отца… увлекается их разведением. Не знала?

И знать не хочу. Мне плевать.

А Мэлу — не плевать. Он разведал обо всём: о количестве приглашенных, о возрасте мачехи, об её увлечениях. Созвонился с секретарем и забронировал недорогой и не обязывающий подарок. Ну да, капризный экзот с труднопроизносимым названием за полторы тысячи висов ни к чему не обязывает.

Осень захватила столицу. Закружила хороводами облетающих листьев, норовя устлать тротуары и дорожки. Дворники работали, не покладая рук. Кроны деревьев проредились, ветви начали оголяться. Березы донашивали солнечные сарафаны, раскидистые клены щеголяли в бронзовых и багряных костюмах. Лишь зеленые вязы хранили верность ушедшему времени года. А начавшаяся за охранной аркой белая зона не пожелала отпускать лето. Неужели листва продержится до Нового года?

— До середины ноября. Колпак не снимут, но ослабят. Накладно устраивать здесь второй курорт, — пояснил Мэл. Он вел машину, а я приклеилась к окну, впечатлившись перепадом сезонов. Фасады особняков за решетками утопали в цветниках.

Сегодня мои ноги вступили под крышу папенькиного дома гораздо увереннее, чем в первый раз. Иммунитет выработался. Меня теперь не сбить с панталыку показушными родительскими объятиями.

Обед в честь дня рождения жены отца утомил невообразимо. Если бы кто-то сказал, что можно устать, не работая физически, я бы рассмеялась тому в лицо. Но сегодня сама оказалась в роли измотанного донельзя грузчика.

У парадного входа — с десяток машин. Только сейчас, при взгляде на фешенебельные автомобили, мне пришло в голову, что на семейном обеде будут присутствовать родственники мачехи и… моего отца. Согласно родословному древу Влашеков мой родной дед умер много лет назад, а бабке должно быть около восьмидесяти. Называть её бабушкой не поворачивался язык.

Хозяйка цвела и пахла. По-моему, её подбородок стал еще квадратнее и тяжелее. Вместе с отцом она радушно встречала приглашенных в большой гостиной. По протоколу папенька сперва пожал руку Мэлу, а затем кивнул мне. Мэл поцеловал ручку имениннице и передал наилучшие пожелания от клана Мелёшиных. Мачеха рассыпалась в ответных любезностях. С первых же слов ее громкий голос вызвал раздражение.