День 21

Злость превратилась в отвращение, когда он подумал, что сородичи этой девочки могут сотворить с Октавией. Может, они тоже связали ее? Заперли где-нибудь в пещере? Она ненавидит маленькие помещения. Может, сестра испугана, может, плачет без брата. В этот миг Беллами, не задумываясь, отрубил бы себе руку, если бы думал, что это поможет Октавии.

Вслед за Уэллсом и наземницей он двинулся в лазарет, где теперь не было никого, кроме Кларк, которая все еще спала. Там Уэллс велел девушке сесть на свободную койку, убедился, что ее руки надежно связаны за спиной, и отступил на шаг, не сводя с нее глаз. На лице у него было выражение, которое он, должно быть, усвоил на офицерских курсах.

– Как тебя зовут? – спросил он.

Пленница зыркнула на него и попыталась вскочить, но из-за связанных рук не смогла удержать равновесия. Уэллс толкнул ее обратно на походную кровать.

– Ты понимаешь, что я говорю? – продолжил он.

Сквозь завесу ярости в мысли Беллами пробралось беспокойство. Что, если она не знает английского? Да, конечно, они приземлились в Северной Америке, но за триста лет язык мог здорово измениться. Уэллс опустился на корточки, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами пленницы.

– Мы не знали, что тут вообще кто-то живет. Мы извиняемся, если чем-то вам помешали. Но…

– Извиняемся?! – взорвался Беллами. – Они увели мою сестру и убили Ашера. Нет уж, мы ни за что не просим прощения.

Бросив на него предупреждающий взгляд, Уэллс снова повернулся к наземнице.

– Нам нужно узнать, куда увели нашу девушку. Пока ты этого не скажешь, ты отсюда не выйдешь.

Девушка повернулась к Уэллсу, но ничего не ответила, лишь сжала губы и одарила его злобным взглядом. Уэллс встал, досадливо потер виски и собрался уйти.

– Как, и все? Это ты, типа, ее допросил? – разрываясь между яростью и недоумением, сказал Беллами. – Да ты знаешь, как спрашивают твой отец и его дружки из Совета, когда им нужна информация?

– Здесь мы так не делаем, – раздражающе самоуверенно сказал Уэллс.

Можно подумать, половина ребят в лагере не сталкивалась с методами допроса, которые практиковал его папаша! Он подошел к постели Кларк, поправил на ней одеяло и двинулся к выходу.

– Ты что, хочешь ее просто тут оставить? – недоверчиво спросил Беллами, переводя взгляд с Уэллса на их пленницу и обратно.

– Будем круглые сутки охранять хижину. Не бойся, она не сбежит.

Беллами шагнул вперед.

– Черт, конечно, она ни фига не сбежит, потому что тут останусь я. С ними обеими. – Он кивнул на спящую Кларк. – Думаешь, хорошая идея оставить ее тут наедине с убийцей?

Взгляд Уэллса остановился на Беллами.

– Она связана и не сможет ничего сделать.

От его покровительственного тона кровь Беллами вскипела:

– Мы ничего не знаем об этих людях, – выпалил он. – О том, как они могли мутировать. Помнишь двуглавого оленя?

Уэллс покачал головой:

– Она человек, Беллами, а не какой-нибудь монстр.

Беллами хмыкнул и обернулся к девушке. Она смотрела на них широко раскрытыми глазами, переводя взгляд с одного парня на другого.

– Ну мне будет спокойнее, если я присмотрю за ней лично, – сказал Беллами, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, потому что понимал: Уэллс помешает ему остаться, если заподозрит его в намерении как-то навредить пленнице.

– Ладно. – Бросив напоследок взгляд на Кларк, Уэллс снова повернулся к Беллами. – Но пока оставь ее в покое. Я скоро вернусь.

Он вышел, а Беллами переместился к другой стене и сел на пол возле Кларк. Наземница на своей кровати повернулась лицом к стене, но по тому, как были напряжены ее плечи, Беллами понял, что она ловит каждое его движение. «Хорошо», – подумал он. Пусть попсихует, ожидая, что он сделает дальше. Чем сильнее она будет бояться, тем выше вероятность узнать от нее, где Октавия. Беллами собирался во что бы то ни стало спасти сестру. Последние пятнадцать лет он провел, рискуя жизнью ради ее безопасности, и теперь не собирался что-то менять.

* * *

Беллами любил День Памяти павших. Не потому, что он так уж наслаждался речами воспитателей и кураторов детского центра о том, сколь им повезло, что их предки улетели с Земли. Если бы прапрапрадедушка Беллами узнал, что его потомки имеют привилегию чистить ванные комнаты в летающей жестянке, полной рециркулированного воздуха, он, наверное, сказал бы что-то вроде: «Знаете, парни, мне и тут неплохо». Нет, Беллами предвкушал, что в этот день складские палубы будут почти пусты, а значит, это идеальное время, чтобы там пошарить.

Он сунул руку за устаревший генератор, небрежно прислоненный к стене. В местах вроде этого ценные вещи могут десятилетиями оставаться незамеченными. В прошлый День Памяти павших он нашел под решеткой на палубе С отличный складной нож. Пальцы наткнулись на что-то мягкое, Беллами усмехнулся и вытащил на свет божий кусок розовой ткани. Шарфик? Он встряхнул находку, не обращая внимания на пыль. Это оказалось маленькое одеяльце с темно-розовой окантовкой. Беллами аккуратно сложил его и сунул под куртку.

Возвращаясь в детский центр, Беллами забавлялся мыслью отдать находку Октавии. Ее недавно перевели из спальни пяти – шестилетних малышей в общий девичий дортуар. Хотя сестренке и нравилось, что теперь к ней относятся как к большой девочке, дортуара она побаивалась. Хорошенькое розовенькое одеяльце – неплохой старт для долгого пути, в конце которого Октавия должна почувствовать себя в новой комнате как дома.

Но, поправляя одеяльце под мышкой и ощущая под пальцами мягкую шерсть, Беллами подумал, что оно слишком драгоценно, чтобы оставить его себе. Жизнь в детском центре была трудной. Хотя теоретически порции еды считались равными, сироты выработали сложную систему распределения пищи, основанную на подкупе и запугивании. Если бы не Беллами, Октавия никогда не ела бы досыта. Из паренька вышел отличный старьевщик, и все свои находки он менял на рационные баллы или на дополнительные порции еды. За последние несколько лет он здорово преуспел, добывая для сестренки кормежку.

Проскользнув через редко используемый служебный вход, он спрятал одеяльце в своем обычном тайнике: в стенной нише, расположенной так низко, что никто ее не замечал. Завтра он заберет свою находку и продаст на черном рынке. Тускло освещенный узкий коридор был пуст, а значит, все еще маются в тесном зале собраний и слушают, как их пичкают рассказами про радиацию, лучевую болезнь и Катаклизм.

Беллами свернул за угол. К его удивлению, из девичьего дортуара доносились голоса и пронзительный смех, недостаточно, впрочем, громкий, чтобы заглушить звуки… Чего? Плача? Он поднажал и без стука распахнул дверь. В большой комнате стояли кружком несколько старших девочек. Они были так увлечены своим занятием, что не заметили появления Беллами.

Высокая белобрысая девчонка высоко подняла что-то в воздух, хихикая от того, что к зажатому в ее руке предмету тянется ручка поменьше. Ручка Октавии. Даже при плохом освещении Беллами заметил следы слез на щеках стоящей в кругу мучительниц сестренки и ее огромные заплаканные глаза. Блондинка держала красную ленточку, которую Октавия каждый день вплетала в волосы.

– Отдай, – молила сестра дрожащим голоском, терзавшим сердце Беллами.

– Да зачем? – издевательски спросила одна из старших девчонок. – С ней ты похожа на идиотку. Тебе этого хочется, что ли?

– Точно, – сказала другая девочка. – Тебе же лучше будет. Люди перестанут спрашивать: «А что это за мелкая дурочка с уродской лентой?»

Девочка, державшая ленточку, принялась демонстративно разглядывать ее:

– Я даже не уверена, что это настоящая лента для волос. Спорим, ее из какого-то мусорного пакета вытащили?

Ее подружка хихикнула:

– Спорим, она поэтому воняет, как утиль?

– Зато вы, когда вас в конце концов найдут, будете пахнуть как гнилые трупы, – перебил Беллами, шагнув вперед и вырвав у белобрысой ленточку. Растолкав девчонок, он опустился перед Октавией на колени. – С тобой все нормально? – Он потянулся вытереть ей слезы.