Сын галактики

– Ну что, поехали? – спросил он, дождавшись, когда я расположился в кресле.

– Да, капитан, – весело ответил я. Страх отсутствовал полностью.

Несколько секунд вибрации корпуса, и я увидел то, о чем всегда мечтал – Землю из космоса.

– Перехожу на основные двигатели, – предупредил Корабль.

Потекло время полета. Первые два месяца я от безделья заново переиграл во все свои игры, но потом они мне надоели, и больше я к ним уже не притрагивался. Затем я научил Корабль шахматам, и был неприятно поражен, когда не смог выиграть у него ни одной партии. Слишком уж неравными оказались наши возможности.

Еще один месяц я просто ничего не делал, а когда мой мозг взбунтовался и начал требовать информационной пищи, я задал Кораблю вопрос, который навсегда изменил мою жизнь. Именно тогда я сделал первый шаг на пути к тому, кем стал потом.

Я вошел в рубку и спросил у Корабля:

– Слушай, а как мне научиться управлять тобой? Тогда, на Земле, я так толком и не успел ничего понять.

Корабль немного помолчал и ответил:

– Единственный приемлемый вариант – это метод инетроговских пилотов. Называется он «слияние с искусственным интеллектом». Метод очень болезненный, и выживают после внедрения чипа связи всего пять процентов. Кроме того, даже в случае успешного завершения операции возможны побочные эффекты из-за влияния чипа на деятельность мозга. Таких пилотов у самих инетрогов не больше сотни, и все они управляют только самыми большими и современными военными кораблями.

– Пять процентов? – переспросил я. – Круто.

– Да, именно так, – ответил он. – Но в случае успеха чип открывает пилоту невероятные возможности: тот ощущает корабль как продолжение своего тела, и общение с кораблем происходит с помощью мыслей – без всяких технических средств. Инетрогов-пилотов, которые соглашаются на подобные операции, всего два типа: те, которых списывают с кораблей по каким-либо причинам, это в основном ветераны. Или молодые неопытные пилоты, только поступившие на службу. И в том, и в другом случае благополучный исход операции открывает для них новые, безграничные возможности для работы и карьерного роста. К сожалению, не для всех решившихся.

– То есть и мы с тобой сможем общаться мысленно? – спросил я.

– Да, кроме всего прочего.

– А что еще? – заинтересовался я.

– Возможен будет доступ к нашим базам данных. То есть ты сможешь смотреть мои базы данных, а я твои.

– Выходит, тогда ты сможешь у меня в мозгах копаться?

– А ты у меня, – уточнил он.

– Интересно, – протянул я, узнав о таких «перспективах». – А сам-то ты что думаешь по этому поводу?

– Если хочешь, проведем операцию, но – как я и говорил – это будет очень больно и с минимальными шансами на успех. Если откажешься, то можешь начать учиться на тренажерах и видеозаписях, а реальным обучением мы сможем заняться, когда прибудем на место. Советовать я не буду, сам решай.

Я растерялся. Перспектива доступа к базам данных Корабля меня интриговала, но эти проценты успешных операций, да еще и побочные эффекты… Слишком рискованно.

– Хорошо, я обдумаю твое предложение и скажу тебе.

Прошло еще две недели безделья, и я понял – в такой обстановке я три года не протяну, лучше уж умереть от операции. Решившись, я зашел в рубку и заявил Кораблю, что готов к операции. По голосу Корабля мне показалось, что он рад принятому мной решению.

– Хочу тебя обрадовать, – ответил он после моего заявления. – Эти две недели я не бездельничал, а пустил значительную часть своих вычислительных мощностей на изучение причин летального исхода операций по вживлению чипа и приживаемости его в мозгу инетроговских пилотов. Есть кое-какие подвижки, многое я модернизировал, как сам чип, так и механизмы, которые будут проводить операцию.

– И сколько теперь процентов за успех? – поинтересовался я с волнением.

– Сорок.

Разница по сравнению с первым числом была чуть ли не на порядок, поэтому я поинтересовался, каким образом он сумел достичь таких успехов:

– Если ты за две недели смог настолько улучшить эту технологию, то почему инетроги за гораздо больший период времени не смогли этого сделать?

По голосу Корабля было довольно сложно понять его эмоции, но все же проскальзывало нечто такое, что можно было бы назвать смущением.

– Ты знаешь, я не помню, кто я такой, но вот за время своей более-менее осмысленной деятельности появилось такое ощущение, что я – не ИИ расы инетрогов! Хоть в моей памяти и хранится огромный объем данных о них и я вроде даже могу ощущать то, что чувствует инетрог, но я гарантированно не их ИИ.

– Тогда чей же?

– Мало информации для анализа. Процесс распаковки данных слишком трудоемок, я не могу проводить его с надлежащей скоростью. Мне необходимы более мощные серверы.

– Значит, кроме всего прочего, нам придется искать тебе более производительные системы? – улыбнувшись, спросил я.

– Тут ты полностью прав.

– Ну так все же, как ты смог его улучшить? – вернулся я к вопросу.

– В моих данных находится полная информация по сбору каких-то дронов-солдат. Даже не спрашивай меня, что это такое, я и сам не знаю. Также я не знаю, откуда у меня чертежи по сборке этих дронов. Единственное, что я могу тебе объяснить, это то, что устройство блока управления дронов во многом помогло мне в модернизации чипа.

– Интересно, а собрать этого дрона-солдата ты бы смог?

– Сейчас нет, но при наличии необходимых материалов – конечно.

– А что ты еще помнишь? – продолжал я допытывать его.

– Очень мало. Вся эта информация лежит в тех областях, которые сейчас для меня закрыты шифром, – ответил Корабль. – Если мы поставим тебе чип, ты сам все узнаешь, я раскрою для тебя все свои доступные базы данных. Думаю, ты сможешь помочь мне разобраться во многом из того, что в принципе доступно, но непонятно.

– Ну что ж, тогда приступим, – полностью определился я в своих намерениях.

Медицинский блок на корабле выглядел как тесная душевая кабинка. Корабль сказал, что мне нужно только в нее забраться, а все остальное предоставить ему. Поскольку решение было уже принято, я без лишних слов, но с некоторым трудом и душевным трепетом устроился в кабинке. Дверь сразу же закрылась, а на мое лицо легла маска.

– Ну что, у тебя остались последние секунды на то, чтобы передумать, – глухо прозвучал в голове голос Корабля.

– Да начинай уже, зануда, – стараясь скрыть волнение, ответил я.

Кабинка начала наполняться какой-то гелеобразной жидкостью, к тому же очень холодной. Я стал мерзнуть. Жидкость полностью заполнила кабинку, но дышать это мне не помешало, маска обеспечивала меня воздухом.

– Выпускаю нанороботов, – проинформировал Корабль.

Через пару минут я почувствовал боль: вначале тонкая и навязчивая, как заноза в пальце, она с каждой минутой становилась все сильнее и сильнее. Когда у меня возникло ощущение, что мне рвут все зубы сразу, причем без обезболивания, я не выдержал и заорал. Поскольку на мне была маска, то мои крики превратились в мычание, бульканье и хрипы. Самое ужасное состояло в том, что, как бы я ни надрывался, боль нисколько не уменьшалась, вроде даже наоборот, возрастала. Через некоторое время я потерял сознание.

Очнулся я от того же, от чего и вырубился – от ощущения непереносимой боли. На этот раз мне хватило секунд десяти – я опять погрузился в беспамятство. Это повторялось несколько раз, после чего я перестал вести счет отключениям, просто растворяясь в океанах боли. Конца этой пытки я не почувствовал.

– Вова, очнись, – услышал я голос такой силы, как будто мне прямо в ухо рявкнули из мегафона.

Сморщившись, я витиевато выругался, послав подальше урода, что орал мне в ухо.

– Вова, это я. Я не ору в ухо и тем более не знаю того маршрута, по которому ты меня отправил. В моих звездных картах нет таких координат.

Я про себя решил, что если еще раз он так заорет, то в его звездных картах появятся не только эти координаты, но и множество других, ему доселе не известных.