В глубине Великого Кристалла. Том 1

Все-таки кое-какой навык у мальчика был: костры он разжигал и раньше, в лагере. Огонек желтой бабочкой сел на рыжие иголки, зацепил один прутик, другой. Охватил ветку… Пламя выросло, застреляло, дохнуло теплом. Мальчик сел, закутал себя курткой — ноги от жара, а спину от липкой зябкости, которая подступила вместе с сумраком. Сумрак этот окружил костер и мальчика непроницаемо и недружелюбно.

Страшно ли было теперь? Мальчик признался себе, что да. Но страх жил как бы отдельно. «Я вынес его за скобки…» Страх не мешал размышлять и вспоминать, что случилось за последние сутки. Мальчик думал обо всем спокойно и улыбчиво. Даже мысли про опоздание домой сейчас не тревожили его. Он принял простое решение: не нужен ему автобус! Утром надо выйти на обочину и поднимать руку перед каждой машиной. Какие-нибудь да пойдут в сторону Черемховска. И в какой-нибудь из них, наверно, найдутся хорошие люди. Он все им без хитростей расскажет, и неужели не помогут мальчишке? Подвезут. Если не сразу, то с пересадками. Всего-то сотня километров.

Он попал в приключение, значит, так и надо на это смотреть. И чувство, что это действительно приключение, сделалось таким же осязаемым, как дыхание костра. А еще — пришло ожидание какой-то разгадки и встречи. Не опасной, хорошей.

И он не удивился и почти не испугался, когда из косматой темноты вышли к свету двое.

Да и чего было пугаться! Это оказались мальчуган лет девяти и девочка — чуть помладше. Костер горел ярко, и мальчик сразу разглядел их.

Девочка была в коричневом, похожем на старенькую школьную форму платье, в желтой косынке на темных кудряшках. В красных резиновых сапожках — низеньких и широких (они блестели, как маленькие пожарные ведра). И ее спутник — в таких же. Эти сапожки, хотя и нарядные сами по себе, никак не подходили к его белому летнему костюмчику с вышитым на груди корабликом. Вернее, костюм не вязался с сапожками. В нем на прогулку в парк ходить с мамой и папой теплым летним днем, а не в лесу ночью шастать с сестренкой. Или с подружкой?

Девочка тихо сказала своему спутнику:

— Вот, Юкки, и огонь. — А мальчику спокойно кивнула: — Здравствуй.

«Юкки… Странное имя».

Мальчику казалось, будто он попал в полузабытую, но смутно знакомую игру. Надо лишь вспомнить правила.

— Здравствуйте. Садитесь у огня… Только у меня нет никакой еды.

— Переживем, — буркнул неулыбчивый лохматый Юкки. Вынул ногу из сапожка, вытряхнул из него сухую хвою и сосновую шишку. Снова обулся, шагнул ближе, сел на корточки. И девочка присела. Съежилась, спрятала под мышкой ладони.

— Вы прямо как из сказки появились, — проговорил мальчик со странным ожиданием.

Юкки чуть улыбнулся:

— Гензель и Гретель, да?

— Нет, — серьезно сказал мальчик. — Из другой сказки… А по правде, откуда вы?

Юкки махнул большим пальцем через плечо: оттуда, мол.

Теперь, когда они были близко от огня, видно стало, что костюм у Юкки не такой уж нарядный. Пыльный он и мятый. А сапожки потерты и поцарапаны. И на ногах царапины — и свежие, и давние, засохшие. А у девочки на колготках мелкие дырки.

— Вы что, заблудились?

Юкки поднял неумытое лицо. Глаза его казались большущими и темными, даже костер не отражался в них.

— Тебе-то что? — Юкки сказал это спокойно, без всякой сердитости. Но и без улыбки. — Мы ведь не спрашиваем, откуда ты.

— Ну спросите, — слегка растерялся мальчик. — Это не секрет.

— А зачем? Про такое не спрашивают, если дорога.

— А может, у него нет дороги? — прошептала девочка Юкки. И повернулась к мальчику: — Может, ты сам заблудился?

— Я-то? Нет, я знаю дорогу, — в тон им ответил мальчик. А позади всех слов и мыслей звенел, звенел в нем вопрос, на который (мальчик понимал!) никогда не будет ясного ответа: «Кто вы? Кто?»

Но чувство сказочности уже уходило. Еще не понимая, в чем дело, мальчик смотрел на левый сапожок Юкки. И наконец под сердцем толкнулся привычно-тревожный болевой сигнал.

— У тебя нога болит, Юкки. Натер, да?

— Конечно натер! — встрепенулась девочка. — Говорила я: не надевай на босу ногу…

Мальчик сбросил куртку, обошел костер.

— Ну-ка, сними… — Осторожно стянул сапожок. Юкки не спорил. На пятке краснела мякоть лопнувшей пузырчатой мозоли.

— Говорила я, — прошептала девочка. — Вот упрямый.

Юкки виновато сопел. Он откинулся назад, уперся локтями в траву.

— Болит?

— Ага…

Мальчик сел, вытянув ноги. Положил ступню Юкки себе на колено. Поднес к пятке ладонь.

— Ой… — сказал Юкки.

— Что?

— Не болит.

— Подожди. Лежи и молчи.

Минут через пять сырая краснота потемнела, закрылась корочкой. Мальчик сказал:

— Ножик бы… Или хоть стекло острое.

Юкки дернулся.

— Да не бойся ты, — засмеялся мальчик.

— У него есть ножик, — сказала девочка. — Дай сюда, трусишка.

Юкки сжал губы, завозил локтями, дотянулся до бокового кармашка — оттопыренного и захватанного. Вынул ножик с плоской перламутровой ручкой.

— Только он туго открывается. Чем-то надо подцепить.

— Ага… Не опускай ногу.

Лежа с задранной ногой, Юкки опасливо наблюдал, как мальчик монеткой давит на зацепку лезвия, пробует пальцами остроту. Мальчик встретился с ним глазами, опять засмеялся:

— Ты что, думаешь, я твою пятку оттяпаю?

Он поднял куртку, зажал зубами нижний угол, полоснул по краю. С натугой стал отрывать полосу. Пришлось еще несколько раз резать швы. И наконец получилась лента, похожая на узкое полотенце. Мальчик разрезал ее пополам. Не туго, но плотно обмотал Юкки ступню и щиколотку. Натянул сапожок.

— Вот так. Давай и другую ногу, на всякий случай.

Теперь сапожки сидели как влитые. Юкки встал, потоптался, благодарно повздыхал.

— Спасибо… А за сюртук тебе не влетит?

— За «сюртук» не влетит… Возьми ножик.

— Ага… Смотри, ты денежку уронил… — Юкки поднял из травы монетку. — Ой!

Конечно же это была та самая, «десять колосков». Именно она попала мальчику под руку среди всей мелочи, когда пришлось раскрыть нож.

Юкки придвинул ладонь ближе к огню. Вместе с девочкой согнулся над монеткой. Девочка сказала:

— Та самая…

— Что? Ваша? — почти испуганно спросил мальчик.

— Нет. Но у меня была такая в точности. Возьми. — Юкки, кажется, с большим сожалением протянул монетку.

Мальчик взял и почувствовал непонятную виноватость. Проговорил скованно:

— А этот вот… портрет на ней… Вы знаете, кто это такой?

— Конечно! — Юкки удивился. — А ты не знаешь? Это Юхан-музыкант. Про него книжка есть… И меня в честь его назвали. — В голосе Юкки скользнула горделивая нотка.

Девочка снисходительно сказала:

— Садись, музыкант… — Опустилась на корточки, потянула за руку Юкки. Он сел. Девочка снизу вверх глянула на мальчика. — Ты позволишь нам еще погреться?

— Сидите хоть всю ночь! Огонь общий. — Мальчик чувствовал, как тепло ему от собственной ласковой заботливости, которую вызвали у него эти ребята. И от грусти близкого прощания. — Вы вот что. Возьмите ее. — Он набросил куртку разом на Юкки и на девочку. — Она вам как целая палатка.

Девочка высунула из куртки голову — будто из гнезда.

— А как же ты?

— А на моей дороге она не нужна. Прощайте, я пошел.

Юкки тоже высунул голову и смотрел молча.

— Будете уходить — не забудьте загасить костер, — сказал ему мальчик. И повторил: — Я пошел…

Ясное ощущение, что не надо ждать утра, подгоняло его. Машины идут по тракту и сейчас! При удаче он мог бы оказаться дома к полуночи.

И к тому же не хотелось оставаться одному, когда уйдут ребята. Лучше уйти первому…

— Х о от в е кки… — вдруг полушепотом произнес Юкки. И быстро отвернулся.

«Доброй дороги», — без удивления понял мальчик. И сказал сам неизвестно откуда пришедшие слова — старое напутствие тем, кто уходит на дорогу вдвоем:

— Эммер цусам. Флейк цу флейк… (Будьте всегда вместе. Крылом к крылу.)

И, не оглядываясь, пошел сквозь темноту, полную листьев, хлестких веток и шипастых стеблей…