Сказки и были Безлюдных пространств

Стены были исписаны всякой гадостью, кругом полусгнившие клочья газет и мусор. Но все равно чудилась в развалинах загадочность. Солнце сквозь оконные проемы пробивалось в нежилой сумрак. Розовые цветы иван-чая светились в лучах, словно внутри их горели лампочки. Здесь был намек, ожидание чего-то необычного…

Мы выбрались наружу, пристроили сумку с бутылками на подножке кресла, у меня под ногами.

– Теперь – туда, – решительно сказал Серёжка.

С пригорка видна была территория… ну, не знаю даже чего. То ли заброшенного завода, то ли каких-то баз и складов – с грузовыми эстакадами, ангарами и вышками…

– Туда, наверно, нельзя, – засомневался я.

– Почему же? Там никого нет.

– Ты думаешь, там много бутылок?

– Там много всего, – значительно сказал Серёжка.

Извилистыми тротуарами Серёжка скатил меня к трамвайному пути. Мы двигались сначала по траве вдоль полотна. Затем рельсовый путь раздвоился, и одна колея повела прямо к опустелым цехам и поваленным кранам.

– Разве туда тоже ходит трамвай?

– Что ты, Ромка! Смотри, рельсы совсем ржавые!

Серёжка выкатил кресло на полотно этой заброшенной дороги. Меня стало потряхивать на шпалах, но не сильно – шпалы были вровень с землей. Между ними росла белая кашка и одуванчики. И вездесущие подорожники. А по краям стояли полынь и дикий укроп.

Прыгали перед нами воробьи, вскрикивали о чем-то. Мне вдруг показалось: не просто чирикают, а стараются предупредить. Может быть: «Не ходите туда, там заколдованные места»?

Два длинных бетонных цеха с пустыми окнами, с решетчатыми сооружениями на крышах двигались навстречу, наплывали, как два океанских парохода, покинутых людьми.

А Серёжка молчаливо шел сзади, толкая кресло. Мне вдруг подумалось, что он не просто Серёжка. Может, он – волшебник или пришелец из какого-то Зазеркалья и хочет забрать меня с собой в другой мир?.. Ну и пусть заберет, если хочет! Значит, такая судьба! Лишь бы он, мой друг Серёжка, всегда был рядом…

Я спросил шепотом, не оглянувшись.

– Серёжка, может, это и есть Безлюдные пространства? – Впервые я назвал их вот так, со значением. С большой буквы.

– Конечно… – Серёжка сказал это беспечно, однако среди бетонных громад отозвалось необычное шелестящее эхо.

Потом цеха кончились и перед нами открылась громадная заброшенная территория. На ней там и тут виднелись причудливые технические постройки и великанские механизмы. Стояли кирпичные башни, оплетенные трубопроводами и лесенками. Темнели похожие на уснувших китов полукруглые ангары. Словно прилетевшие в давние времена и застрявшие здесь инопланетные корабли, вздымались над кустами ржавые шары с окнами, площадками и трапами. Над рельсами – кружево мостовых кранов и арок. А на рельсах – цистерны, вагонетки, товарные платформы. А еще всюду – какие-то будки, мачты, штабеля балок и ящиков, фундаменты недостроенных зданий, транспортеры, сооружения из рычагов и зубчатых колес… И все это – обвалившееся, поросшее сорняками. Не нужное никому…

Никому? Нет, оказалось, что это нужно нам с Серёжкой. Мы окунулись в забытую людьми страну, словно в джунгли и скалы необитаемого острова. «Остров» окутывала солнечная тишина. Из живых существ здесь водились только воробьи да бабочки. Травы тут вымахали выше головы. Было очень много мелких желтых цветов и розового иван-чая. Пахло теплым ржавым железом, но этот запах вовсе не казался противным. Наверное, потому, что смешивался с запахом чертополоховых джунглей…

Да, безлюдно было. И все же порой казалось, что есть тут кто-то, кроме нас. Этот «кто-то» был большой и невидимый. Он снисходительно следил за двумя мальчишками, которые без спросу забрались в его владения. «Ладно уж, не жалко…» Мы ощущали присутствие хозяина и говорили полушепотом.

– Серёжка, что здесь было раньше, а?

– Говорят, военные заводы. Потом они сделались не нужны, а на мирные переделать их не смогли. Вот и забросили…

– Ты же говорил, что люди уходят, а душа на Безлюдных пространствах остается…

– Ну да.

– Но на военных заводах душа не может быть добрая. Оружие – оно же для смерти… А почему тогда здесь так хорошо?

Серёжка подумал.

– Наверно, потому, что душа Пространства теперь отдыхает. Может быть, она измучилась от того, что столько здесь было всего… убийственного, и нынче довольна, что все это позади… Знаешь, Ромка, я в какой-то книжке читал: «Нет более мирных мест, чем заброшенные крепости и форты, где на солнце спят старые, никому не нужные пушки…» Вот и здесь так же…

Мне такое объяснение показалось очень-очень правильным. И захотелось еще дальше в глубь пустынной страны…

Ох, сколько мы тут лазили, бродили, пробирались! Серёжка даже затащил меня на решетчатую эстакаду, протянувшуюся от похожей на домну башни к полуразваленному цеху. Мы заглядывали в люки подземелий, качали скрипучие рычаги громадных насосов, старались повернуть ржавые шестерни непонятных машин…

Из бетонной будки высовывалась и уходила в землю широченная, с меня толщиной, труба. У ее изгиба, в метре от земли, приделано было колесо с ручками. Как штурвал. Я взялся за рукоятку, Серёжка за другую. В трубе что-то ожило, словно хрипло вздохнул мамонт. И вздох этот отозвался под землей и, кажется, прошел по всему Пространству. Мы отдернули руки. Глянули друг на друга – перепугано. Серёжка мигнул и засмеялся:

– Наверно, какой-то старый гидронасос…

– Конечно, – торопливо сказал я. А сам подумал: «Уж не рассердили ли мы задремавшего „Кого-то“?.. Ой…»

Но солнечная тишина быстро успокоила нас. И мы двинулись дальше – наугад среди зарослей, буераков и штабелей полусгнивших шпал. Кресло буксовало, Серёжка усердно толкал его, я вертел колеса из всех сил, и руки у меня уже гудели от усталости.

– Серёжка, ты же замаялся со мной…

– Ни чуточки… – Но дышал он часто.

– Давай отдохнем.

– Ладно… Эй, смотри, вон еще бутылка! – И он выудил из лопухов новую добычу.

Надо сказать, что здесь, в этом безлюдье, мы набрали около десятка бутылок. Сумка у меня под ногами отяжелела и брякала.

Мы устроились на бетонном блоке в тени съехавшего с рельсов товарного вагона. Неподалеку торчала из земли изогнутая железная трубка с медным колесиком крана. Из трубки капало. Серёжка покрутил колесико, и ударила тугая струя. Серёжка брызнул в меня, я обрадовано захохотал. Он тоже засмеялся и стал смывать с колен пятна ржавчины.

Меня-то Серёжка во время путешествия всячески оберегал, а сам порядком извозился. Особенно когда лезли через широченную, метрового диаметра трубу, в которой жило гулкое эхо. Серёжка тащил меня на спине, а сам полз на четвереньках.

Теперь, глядя на него, я понял, что никогда уже не смогу жить без этой дружбы.

Серёжка словно услыхал меня, взглянул мне в лицо. На его ресницах дрожали брызги, и в брызгах горели искры. Я заморгал, закашлялся и ворчливо сказал, что самое время вымыть бутылки.

– Правильно, Ромка! А то кто же их примет, такие грязные!

Я подавал Серёжке бутылку за бутылкой, а он мыл их под упругой струей, бултыхая внутри травяной жгут.

– Ой, Серёжка! – запоздало удивился я. – Ты же говорил, что здесь никого никогда не бывает! Откуда же бутылки-то?

– Ну… может, с прежних времен…

– Ага, «с прежних»! Смотри, наклейка совсем новая.

– Правда… Знаешь, Ромка, пьяницы – они везде пролезут. Даже анекдот такой есть. Прилетают американцы на Луну, вылазят из своего «Аполлона», а на камне стоит четвертинка из-под «Московской» и рядом надпись: «Джон, ты меня уважаешь?»

Я вспомнил, что недавно держал в руках теплое яблоко Луны.

– Серёжка! Я тебя сегодня видел во сне! Почти целую ночь!

– Правда?! – Он быстро сел рядом.

Я рассказал ему про все: и про свои прежние сны, и про вчерашний, где он, Серёжка, превратился в самолет и мы летали среди облаков и сели у костров, которые развели чуки…

И вдруг показалось, что вся эта безлюдная территория и солнечная тишина – продолжение того сна.