Путь в Обитель Бога (СИ)

Я зло плюнул далеко в сторону — в том направлении, где за камнями лежал мёртвый упырь. Встречался я с ними и раньше. Первый раз вплотную столкнулся, правда, не в шесть, а в пятнадцать, но мои воспоминания из-за такой отсрочки лучше не стали. Забрёл я тогда в Бродяжий лес и заснул там как дурак под деревом. Очнулся оттого, что гад меня облизывал — я был весь в его слюнях, а тварь приложилась к шее прямо-таки взасос. Бормотуны людей есть не могут по тем же причинам, по которым люди не едят сырым мясо додхарских животных. Кровь нашу пить тоже не могут, а яйцеголовые, когда их отлавливают, ещё усиливают это качество, чтобы, значит, бормотуны им не портили материал, то есть нас. До предела голодный упырь разве что полстакана крови высосет, прежде чем его вывернет наизнанку. Но инстинкт-то у них остаётся. Вот и не в состоянии они сдержаться — забормочут кого новенького, и облизывают, а язык у них круглый, длинный как змея и прочный как удавка. В такую минуту они совсем теряют над собой контроль — продолжают свою ворожбу, но уже как бы для самих себя, и сами от неё дуреют. Тогда человек может проснуться. Ну, те, которые у бормотуна давно в стаде, они, конечно, не просыпаются. А я проснулся.

Надо было сразу свернуть упырю башку, но что я тогда знал? Да и перепугался ведь — стал его отталкивать, бить по роже, а потом упёрся спиной в ствол дерева и пнул обеими ногами. Бормотун пришёл в себя, озверел, забыл всё, чему его научили яйцеголовые хозяева, и бросился на меня. У них и когти и зубы не хуже чем у керберов, но главное оружие — хвост. Длинный, мускулистый — они им за ветки деревьев цепляются, когда спят вниз головой. На конце пика костяная, что твоё копьё. Схватить-то я бормотуна схватил, стараюсь рожу с оскаленной пастью отпихнуть подальше, а он молотит меня крыльями, орёт, когтями ободрал всего меня чуть не до костей. И всё долбит в ствол вокруг моей головы своей пикой, так что я еле успеваю уворачиваться. Один раз долбанул с такой силой, что от ствола откололась щепа длиной в мою руку и шириной в целую четверть. Тогда я схватил этот кусок, примерился, и по башке его…

Встряхнув головой, я постарался отогнать всплывшую в памяти картину. В конце концов, бормотуны ещё не самое худшее, что может с человеком случиться. Главное то, для чего упыри собирают свои стада. В природе они собирают их из крылатых додхарских мартышек, чтобы имелась жратва на чёрный день, когда на охоте не повезло. Обычно кровь сосут, но, бывает, и слопают какую обезьянку целиком. А твари, переделанные яйцеголовыми, собирают человеческие стада для яйцеголовых. Те потом приходят и берут кого и сколько надо. Всё просто.

И та неувязка, что не на всех действует ворожба бормотунов, разрешается тоже просто. Имхотеп рассказывал, что в предыдущее Проникновение ибогалы выводили новые породы бормотунов уже из людей. Получались всякие русалки там, нимфы и прочие наяды. Делали их, в основном, из женщин, но иногда из мужчин. Они и завлекали разными способами уже любого, кто заходил в заселённые ими леса. С додхарскими мастерами промывки мозгов их было, понятно, не сравнить, но зато нимфы, к примеру, отличались куда большей внешней привлекательностью. Жили они очень подолгу, часто дичали и продолжали свой промысел просто так, без всякой цели. А когда Проникновение завершилось, постепенно все вымерли, поскольку только одно из десяти подобных созданий способно к размножению, а остальные бывают бесплодны. Имхотеп утверждает, что и в этот раз будет то же самое, и он абсолютно прав. В Бродяжьем лесу нимф и русалок уже полно, и вскоре они начнут перебираться на Землю. Тогда наши дела окажутся плохи. Это ведь только чистокровные додхарские бормотуны избегают Старых территорий и наших лесов. И кто знает, какую ещё нечисть придумают ибогалы на нашу голову…

Я зевнул и посмотрел на Тотигая. Он не спал, и его глаза поблёскивали в темноте.

— Яйцеголовые на тропе наверняка слышали выстрелы, — сказал я ему. — Отдохнём ещё немного, а потом надо уходить. Разбуди меня через два часа после того, как станет светать. Сейчас ибогалы вряд ли сунутся с Большой тропы в лавовые поля, и точно не найдут Каменные Лбы раньше чем через четыре часа. Как раз успеем.

— Зря ты не отрубил бормотуну хвост, — сказал кербер. — Бобел был бы рад.

— Ах, правда, забыл. Ну, не беда, завтра отрублю. Стервятники ночью не летают, и в любом случае они не станут жрать его хвост.

Послушав напоследок ночь, я накрылся одеялом. Мне показалось, что не успел я закрыть глаза, как уже снова их открыл. Вокруг, вместо ночной темноты, царил сиреневый предрассветный сумрак. Звёзды потускнели. Луна всё ещё висела в небе. Надо мной, занеся лапу, стоял Тотигай. Вот так я просыпаюсь, когда рядом нет бормотуна.

— Интересно, смогу ли я когда-нибудь разбудить тебя по-настоящему, — пробурчал кербер.

— Обойдёшься, — сказал я. — А если сможешь, то это будет означать, что мне пора на покой. Подамся в фермеры, найду никем не занятый клочок Старых территорий и начну ковыряться в земле. Всё лучше, чем, оставаясь трофейщиком, подохнуть в мехране с перекушенным горлом.

Я быстро скатал одеяло и собрал рюкзак. Последней, как и вчера, положил Книгу. Бросить бы её здесь, хреновину ибогальскую, или подкинуть на Большую тропу законным владельцам — пусть подавятся. Но я понимал, что не отдам Книгу яйцеголовым уже просто потому, что она им очень нужна. Понимал я и то, что столь ценная для ибогалов штука весьма опасна для её временного владельца — даже если позабыть о её собственных смертоносных свойствах. Надо бы получше путать следы до Харчевни. Как бы не привести отряд туда…

Только кажется, что лавовые поля состоят из одного камня, а на самом деле здесь две составляющих — камни и пыль. Ветер без конца гоняет эту пыль с места на место, обновляя тончайший, всё покрывающий слой, и опытный глаз всегда отличит свежие следы от старых, полустёртых. И на самом камне остаются следы — царапины от шипов на ботинках, звериных когтей, чуть заметные выбоины от лошадиных подков… По приметам второго рода хороший следопыт дойдёт не только до Харчевни, или куда там захочет, но и на край света, и иллюзий по этому поводу я не питал.

Впрочем, кого в Харчевне можно напугать нашествием яйцеголовых? Имхотепа? Это фермеров можно. Имхотепу до таких вещей меньше всего дела, иначе он не воздвиг бы свою обитель у самой Границы. А остальные в Харчевне только обрадуются.

Однако они точно не обрадуются ни Книге, ни тому, кто её припёр. А посему я решил вести себя осторожно, следы путать, а когда доберёмся, никому ничего не говорить. Разве что самому Имхотепу. Во-первых, он всё равно узнает, а во-вторых — не слишком честно молчком протащить к нему домой что-то вроде ядерной бомбы.

Спрятав в тайник всё, что оставляли на месте, мы быстро и плотно закусили хорошей порцией нукуманского коня, и я закинул полегчавший рюкзак за спину. Снаружи пришлось ещё на полминуты задержаться, чтобы срезать костяную пику с хвоста убитого ночью упыря — в подарок Бобелу. Он из них делает наконечники для дротиков, и для него нет большего удовольствия, чем продырявить живого бормотуна таким дротиком. Если бы мне было нужно так мало для счастья, я бы всё бросил и поселился в Бродяжьем лесу. Но Бобел считает, что ему станет скучно жить без нас с Тотигаем. Нынешнюю экспедицию он пропустил, поскольку заработал несколько дырок в шкуре во время предыдущей. Сперва валялся у Имхотепа, а когда полегчало, перебрался на ферму к Лике. Пока мы ходили в город, Бобел в меру сил помогал ей убирать очередной урожай — с тех пор, как повсюду на Старых территориях стало тепло, наши фермеры собирают по три урожая в год, как в Древнем Египте, даже если раньше их местность называлась Чукоткой.

Ну, про Чукотку — это так, к слову. На самом деле никто не знает, что творится ближе к полярному кругу. Самые густонаселённые районы Додхара находились за шестидесятым градусом северной широты, и после Проникновения туда выпало несколько крупных городов яйцеголовых. Крупных по их меркам, ибо перед катастрофой Додхар по численности населения уступал Земле в разы. Выжил там кто из людей, или ибогалы всех подчистили, мы не знаем: у нас с ними никакого сообщения. А вот из бывшей Европы часто заходят, и многие остаются. Из Китая — ещё больше. Разный народ, но в основном торговцы, бандиты и умники, пытающиеся наладить контакт со своими на других землях. Первые-то ещё ничего, а вот умникам и бандитам не объяснишь, что нам хватило бы своих собственных.