Потом началось самое плохое. Пирамиды стали сами собой схлопываться или разворачивать Калейдоскопы Миров. Любого, кто осмеливался приблизиться к ним, всасывало внутрь и выбрасывало уже не на Парадиз, а вообще неизвестно в какие миры и пространства. Иногда Калейдоскоп разворачивался быстро. Но чаще призрачный шар возникал над вершиной пирамиды, медленно вращался, рос, пока не поглощал её целиком. Затем взрывался, не оставляя после себя ничего.

А чуть позже началось Проникновение, и людям стало не до Парадиза. Почти половина земных территорий провалилась неизвестно куда, вытолкнув взамен себя на Землю мрачноватые додхарские полупустыни, бесконечные лавовые поля и леса с полуживыми растениями и недружелюбными обитателями. Додхар, который, согласно нукуманской вере, был другим ближайшим соседом Земли по Великому Обручу, тоже изрядно пострадал, причём для его жителей катастрофа вообще стала полным сюрпризом. Что происходило на Парадизе, оставалось неизвестным, однако, по всей видимости, Проникновение потрясло весь Обруч, изменив до неузнаваемости каждую принадлежащую ему планету.

Большинство уцелевших пирамид превратились в безобидные конструкции, которые не удавалось оживить никакими способами. Другие, что продолжали действовать, взяли под контроль рувимы.

Я сейчас смотрел на одну из них.

Калейдоскоп Миров над вершиной вращался неторопливо, точно небольшая туманная планета, сложенная из кусочков разбитого волшебного зеркала. И каждый отдельный кусочек был дверью в параллельное пространство.

Рувим стоял спиной к Калейдоскопу. Ждёт… Ясно, чего. Ждёт, пока Калейдоскоп не поглотит пирамиду. Сейчас, спустя двадцать лет после Проникновения, это происходило всегда очень и очень медленно.

В лощину я спускался не без опасения. Вот махнёт эта дура шестиметровая своим мечом, и… Вдруг он меня уже забыл с последнего раза. Но рувим не пошевелился, только зыркнул в мою сторону, чтобы показать — он, мол, видит меня, и не стоило бы всяким козявкам подходить слишком близко.

Когда я был ещё шестилетним мальчишкой и сразу после смерти матери бродил один в мехране и по Старым территориям, то однажды случилось так, что я не смог вовремя подыскать себе места для ночлега. Я брёл всё дальше в полной темноте, глаза уже сами закрывались, и наконец я улёгся на землю и уснул, а проснулся прямо под ногами одного из рувимов. Бог знает, как накануне я не заметил ни его, ни пирамиду. Или же заметил, но подумал, что уже сплю, а потом забыл. Так или иначе, но он меня не тронул, хотя возле любой из действующих пирамид лежат останки тех, кто после Проникновения хотел прорваться в них и перейти на Парадиз.

Может, дело было в том, что я никуда не собирался прорываться, а только поспать.

После я ещё не раз пользовался случайно открытым способом и разбивал лагерь у пирамид. Там всегда можно отдохнуть спокойно, зная, что ни люди, ни животные, ни яйцеголовые к тебе не приблизятся.

А значительно позже обнаружил, что ночевать по соседству с рувимами могу только я. Остальные не решались. Даже нукуманы. Даже Бобел. Тотигай — тот и вовсе обходил их подальше, поджав хвост. Несколько балбесов из Харчевни вздумали мне подражать и мигом расстались с головой.

Подойдя поближе, я, как всегда, поздоровался, рувим, как всегда, не ответил, и я присел на камень неподалёку. Часто я сидел так, глядя на них и пытаясь понять, что это за существа. Даже неизвестно, существа ли они во множественном числе или возле каждой пирамиды стоит тот же самый рувим — так они друг на друга похожи. Для меня, по крайней мере. И ещё — с какой бы ты стороны не подходил к пирамиде, рувим будет стоять прямо перед тобой. Мне всегда хотелось узнать, что произойдёт, если два или три человека приблизятся с разных сторон одновременно, да только сейчас уже не найти дураков, согласных проводить такие опыты. Раньше находилось немало, но они быстро перевелись.

Посидел я немного на камне и ни с того ни с сего начал злиться. Это ведь я только перед другими не отрицал, что запросто болтаю с рувимами, поскольку в Новом Мире полезно поддерживать славу колдуна, раз уж она сама нечаянно свалилась на голову. Меньше проблем в жизни. Кто-то не полезет к тебе только потому, что побоится. Никогда я не бегал от драки, но никогда и не нарывался на неё. Имхотеп называет это благоразумием. А на самом деле ни один из рувимов мне ни разу и слова не сказал. Я не удивлялся: о чём говорить с людьми этим полупрозрачным ребятам с огненными мечами — ведь мы для них букашки. Колдуй не колдуй — им всё фиолетово. Но народ-то сейчас почти весь тёмный стал. Удивительно, как быстро большинство людей успело опуститься до уровня Средневековья. Всего-то двадцать земных лет прошло с начала Проникновения! И книги ещё старые есть, можно читать; вон, в городе, в библиотеках — греби не хочу, и библиотеки там, кстати, самые безопасные места. Однако факт остаётся фактом.

Умники читают, конечно. Даже слишком много, но, на мой взгляд, не те книги. Они были бы рады, несмотря на свою любовь к гуманизму, затащить меня хоть в комнату пыток, лишь бы выяснить, почему я могу бывать там, где другие не могут. Когда мне лет двадцать было, уболтали — взял я с собой одного, и пошли мы к пирамиде, которую стерёг рувим. Только стали подходить, как он махнул своим чёртовым ятаганом, и две половинки моего спутника повалились в разные стороны. Я стою ни жив и ни мёртв, но невредимый, и двое умников-наблюдателей издалека это видели. С тех пор никто из Субайхи больше взять его с собой не просил.

Из Утопии, подкатывали, правда, но я им при всех ответил, что если не прекратят приставать ко мне и лезть к пирамидам, то рувимы пришлёпнут их полис со всем содержимым. Мол, рувимы сами твёрдо обещали мне это. И поди ж ты, полгода не прошло, как умники притащили в Утопию Книгу, после чего их полис перестал существовать.

Потом ещё долго все в Харчевне шарахались от меня как от чумного. Другой мог бы извлечь массу выгоды из такой вот репутации, и жить ничего не делая до конца дней своих, застращав окружающих и собирая с них дань. А я не могу как-то. Да и язык не поворачивается врать после того случая. Я лучше в города буду ходить, шататься по мехрану, драться с пегасами, стрелять в бормотунов и рубиться с гидрами. Постепенно люди стали забывать и Утопию, и меня, и сейчас относятся ко мне более-менее нормально. Лагерь с Тотигаем и Бобелом мы слишком близко к пирамидам не разбиваем, а когда я в мехране один — пойди разбери, где я ночую.

А вот сейчас я вдруг разозлился. На рувимов. Ну чего бы им не взять и не разъяснить всем и каждому по-простому, что в Парадиз больше нельзя? Зачем обязательно мечами рубить? Поставили бы какую-нибудь невидимую стену. Могут же они торнадо запросто в сторону завернуть? Могут… Что за мечи у них такие? Похоже, будто они из расплавленного металла, но от них не исходит ни жара, ни слишком яркого света, и лезвия полупрозрачные, как сами владельцы оружия… Почему рувимы наложили заклятие на технику? Просто для того, чтобы мы с додхарцами меньше воевали? Но допускают же они войны обычным оружием, а яйцеголовые — такие скоты, что мы рано или поздно перережем друг друга и перочинными ножиками. Или они нас, или мы их.

Отчего началось Проникновение? Правда ли то, что болтают про Обруч Миров и Обитель Бога? Живы ли ещё люди, которые ушли на Парадиз?

Тысячи вопросов, но ни на один из них рувимы не ответят; будут делать своё дело тихой сапой, а что это за дело — никому не скажут; чем всё кончится — не скажут тоже. А яйцеголовые будут скрещивать людей с лошадьми и ездить на них верхом. А умники будут пытаться решать общемировые проблемы, открывая книги, которые вовсе не книги, и которые открывать не положено. А веруны станут бить в землю лбами на молитвенных собраниях и уверять фермеров, что рувимы есть не кто иные, как ангелы у врат рая, то бишь Парадиза; что Проникновение было давно предсказано в их верунских священных книгах, хоть и непонятно тогда, почему они сами так плохо подготовились к нему; что яйцеголовые — слуги антихриста, и посланы людям в наказание за грехи; что избежать грядущих адских мук очень просто, если регулярно отстёгивать десятину в пользу Церкви Самоновейшего Завета; что в конце концов Иисус придёт с громом и звоном — и задаст всем перцу.

×
×