Путь в Обитель Бога (СИ)

Когда мы вошли в общий зал, я в первую минуту подумал, что мы попали на празднование Дня Лужёной Глотки — такое здесь царило веселье. Тотигай лежал возле стола, стоявшего у самой дальней от подиума стены, справа от бара. Увидев нас, он приподнялся и показал зубы какому-то бродяге, давая понять, что столик зарезервирован, Бродяга, уже отодвинувший для себя табурет, поспешно отступил к барной стойке, больше похожей на маленькую крепостную стену — она была из камня.

Барсук Бенджер, как и всегда, стоял облокотившись на неё, наблюдая за происходящим в зале. Он у нас и бармен, и вышибала, хотя сам шутит, что его следовало бы величать бизнес-координатором и пастырем заблудших душ. С самого начала существования Харчевни между владельцами лавок не прекращались споры, кто из них имеет преимущественное право на торговлю в общем зале. Выяснение отношений редко когда заканчивалось без перевязок огнестрельных и ножевых ран, а то и чьих-нибудь похорон, пока Бенджер не предложил себя на роль посредника. Он никогда не обманывает посетителей и своих поставщиков, с равным усердием продавая самогонку Синяка и виски Уокера; себе берёт скромный процент, позволяющий, однако, вести безбедное существование. Одновременно он всегда готов наставить на путь истинный перепившего фермера, трофейщика или зарвавшегося бродягу, что делает, кстати, без лишних грубостей, если только нарушитель спокойствия ещё хоть что-то соображает и открыт для увещеваний. В противном же случае Бенджер просто вышвыривает его вон из Харчевни. Официантками у него бесплатно работают свободные на данную минуту проститутки — для них это хороший шанс подцепить клиента или, на худой конец, получить чаевые. Когда же все девушки заняты, Бенджер управляется сам.

Мы с Бобелом уселись за наш стол, и я спросил Тотигая, по какому поводу веселье.

— Попрыгунчики гуляют уже четвёртый день подряд, — ответил он. — Каждый раз к вечеру они напиваются до лицезрения чертей и ангелов, а сегодня решили устроить всеобщий балдёж. Стакан самогонки любому желающему за их счёт, и целую кварту сверху тому, кто их чем-нибудь повеселит.

На подиуме две стриптизёрши устроили лесби-шоу. Ещё одна девчонка пыталась что-то спеть, но её было едва слышно в общем гвалте. Подиум представлял собой большую каменную плиту размером три на десять метров и полутораметровой толщины — он делил дальнюю от нас часть зала пополам. Слева от него, в самом углу, лежала ещё одна плита потоньше и поменьше — всего каких-нибудь жалких семьдесят тонн, которая предназначалась для оркестра. Как раз сейчас оркестр наяривал вовсю — музыкантам досталось по стакану пойла, и они жаждали заработать ещё. Джокер крутил один из своих фильмов, но его никто не смотрел, потому что из-за отсутствия затемнения происходящее на экране видно было плохо. Факелов в зале горело больше, чем обычно; дым скапливался под высоким потолком, медленно вытягиваясь наружу через продухи. Огромные четырёхликие статуи-колонны, поддерживающие своды зала, словно атланты небо, выглядели мрачно и внушительно. Отблески огня плясали по барельефам на стенах, изображавшим не то богов, не то демонов. Было душновато.

К нам подошла одна из временных официанток Бенджера и, мило улыбнувшись, спросила, что мы будем заказывать.

— Двух тушёных кроликов, жареной картошки, немного копчёной оленины и большую чашку салата от Мамы Курицы, — распорядился я. — Ещё принеси сладких пончиков, пустую миску для кербера и бутылку горючего от Уокера. Остальное у нас с собой.

— А я как же? — подняла брови девушка. — Самое вкусное блюдо в меню вы пропустили.

— С тобой пока подождём. Мы голодны. Ты же не хочешь, чтоб мы тебя и вправду съели?

— Нет, Элф, но мне хотелось бы посмотреть на твои татуировки, особенно на грифа. Лучше всего это сделать без свидетелей, но если хочешь, возьмём с собой Бобела.

— А меня? — поинтересовался Тотигай.

— Извини, дружок, но я не занимаюсь любовью с керберами, — серьёзно ответила девушка. — Почему бы тебе не обратиться к Абель? Или к Вишенке?

— Он пошутил, — сказал я, кинув на Тотигая суровый взгляд. — И вообще, давай отложим презентацию моих татуировок на потом, ладно? Мы хотим есть. Кстати, почему не видно Имхотепа?

— Я могла бы его поискать, — предложила девушка.

— Сделай милость… Стоп, отмена. Вот и он сам.

Действительно, Имхотеп уже двигался к нам по проходу между столами. Столы стояли редко, и хоть сейчас в общем зале толкалось больше сотни человек, здесь всё равно было просторно, тем более что мы выбрали самый малолюдный закуток. Имхотеп шёл не глядя ни на кого, не глядя на нас, но точно к нам, и выглядел немного не от мира сего в своём длинном жёлтом одеянии.

— Да приветствует вас Предвечный Нук, — сказал он, остановившись прямо перед нами.

Мы с Бобелом ответили как положено, а Тотигай поднялся со своего места, и Имхотеп, кивнув, похлопал его старческой ручкой по мощной шее.

— Как поход? Благополучно? — спросил он, присаживаясь на предупредительно подставленный Бобелом табурет. — Вижу, что благополучно.

Девушка принесла заказ. Я вывалил в миску Тотигая остатки жареной конины — получилась целая гора — выставил на стол соленья Белянки, выложил лепёшки, и мы все принялись за еду. Кербер требовательно ткнул меня мордой в бок, и я, спохватившись, спустил одну лепёшку ему.

— Хищникам, вообще-то, не полагается, — заметил я. — Ну да ведь ты не отстанешь…

— Со времени знакомства с Ликой я хищник только частично, — возразил Тотигай.

Выпивку мы Имхотепу не предлагали, он бы всё равно отказался, а вот лепёшки он взял. Подошёл Бенджер и поставил перед ним большую кружку с чаем.

— С почтением от Мамы Курицы, — сказал он.

— Передай ей поклон и мою благодарность, — ответил Имхотеп.

— Хочешь, закажу ещё кролика? — спросил я.

— Нет, Элф. Эти лепёшки лучше мяса.

Но он всё же отложил одну из двух предложенных. Понятно — он лично встречает почти всех вновь прибывших, сидит с ними, беседует, и при всём желании не может съесть всё, чем его угощают.

Что говорить, все завсегдатаи Харчевни ему чем-нибудь обязаны — не считая того, что он всем нам предоставляет кров. Даже путешественники, прибывающие с отдалённых Старых территорий, обычно уже о нём наслышаны и заочно уважают.

Когда я выложил на стол стопку книг, Имхотеп одобрительно кивнул головой, взглянув на обложку верхней.

— О, Монтень… Да, Элф, его у меня ещё нет. Хорошо, что принёс.

Ну кому, скажите, в наше время нужен Монтень? Я вот, например, на текущий момент знал о нём лишь то, что его книг действительно нет в библиотеке Имхотепа. А Имхотепу он нужен… И ведь сам ничего не читает. Никто никогда не видел его за этим занятием.

А зачем ему читать, когда он и так всё знает?

— Что там с караваном Цуя? — спросил я. — Ты что-нибудь слышал?

— Не больше, чем другие. Но, думаю, что караван ещё задержится.

Лукавил Имхотеп, лукавил. Точнее, так это воспринималось теми, кто знал его лучше, чем случайный постоялец, но хуже, чем я. В том-то и дело, что ему не нужно было слышать о чём-нибудь, чтобы быть в курсе событий. Со стороны иногда казалось, что он игрок словами. Вот сейчас: я спросил его, и он ответил, вроде бы ничуть не погрешив против истины, поскольку никогда не покидал Харчевни, и относительно каравана Цуя пользовался теми же слухами, что и остальные. Тем не менее он наверняка не только знал причину задержки, но и мог бы многое рассказать о предшествующих ей событиях.

Поставь я вопрос по-другому, он и ответил бы по-другому. Имхотеп с большим почтением относился к словам, выбирая только те, которые наиболее точно выражали суть того, что он хотел сказать. Открыв эту особенность общения с Имхотепом, я успел узнать многое, чего не узнал бы ни при каких других условиях. Он зачастую был склонен к иронии, которую понимали не все; если же считал, что собеседнику не стоит отвечать, просто молчал или отшучивался. Но никогда не врал. И не думаю, что он делал исключение только для меня. Просто другие не понимали, как с ним нужно разговаривать.