Путь в Обитель Бога (СИ)

Так вот где они обосновались, подумал я. Закрыться непроходимой Границей с трёх сторон не всякая община отважится, это всё равно что в ловушке жить, но то же самое место становится чертовски привлекательным, раз оттуда есть выход на Додхар. И секрет потайной тропы они будут оберегать ревниво, ибо одновременно с его раскрытием придёт конец и безопасности этой хорошо вооружённой шайки праведников.

Надо полагать, Иеремия понимал такие вещи не хуже меня, как и то, что с нарушением внешней изоляции общины его владычество продержится недолго.

Мне лишь одно показалось странным — его готовность принимать страждущих скитальцев. Ясно, что это делалось с целью последующего обращения, но чтобы иметь уверенность в результате, наследник Иофама должен либо обладать талантами всех проповедников от Будды и Христа до провозвестников Нью-эйдж, либо иметь самомнение космических масштабов.

Или же он действительно был чудотворцем.

— Давай за дело, Сол, — сказал я. — Мы спрячем оружие здесь, а потом вы пошлёте за ним своих людей.

Соломон сбегал к бывшему лагерю яйцеголовых, вернувшись оттуда с шестью ибогальскими плащами, снятыми с убитых. Завернув в них девятнадцать из двадцати двух попавших к нам разрядников, а также все мечи и лучевые трубки, мы зарыли увесистые свёртки неподалёку от приметного дерева. Хоронить клады под додхарскими деревьями одно удовольствие, поскольку их корни растут в основном вглубь, а не в стороны, и всё же пришлось повозиться. Яма требовалась большая, работать же приходилось змеевидными ибогальскими кинжалами. У меня нет привычки таскать с собой сапёрную лопатку. К чему она, если намного проще поставить на земляные работы Тотигая? Но сейчас он охранял наш покой, и отвлекать его ради рытья канав мне не хотелось.

Один разрядник я вручил Соломону на дорогу, два оставил в придачу к той паре, что у нас уже имелась. Так, на всякий случай. Продать по дороге или просто выбросить их никогда не поздно.

Когда мы закончили, с того места, где находились Орекс и яйцеголовый, донёсся первый стон. Ибогалы, хлипкие на вид, на удивление стойкие ребята, и считают недостойным показывать хотя бы малейшую слабость перед теми, кого они считают не более чем разумными животными.

Сол побледнел, а я сделал вид, что ничего не слышал, и предложил ему подкрепиться на дорогу.

— Невоздержанность в пище отягощает дух, — возразил он. — Она и тело делает ленивым, а мне придётся идти быстро.

Тогда я сунул несколько галет в карман его балахона, не пожелав и слушать, что Господь пошлёт ему пропитание по дороге. Оно, конечно, почти всегда так и бывает, сказал я, но лучше иметь НЗ на случай, если у Всевышнего плохое настроение, или он чем-то занят, или вдруг решит припомнить тебе совершённые ранее грехи.

— Да будет на всё воля Божия, — согласился Сол, очевидно, расценив мою настойчивость как проявление этой самой воли.

Я проводил парнишку по тропе мимо Тотигая, чтобы у того не возникло вопросов, а когда возвращался, рассказал ему о нашей с Солом договорённости.

Услышав о монастыре и его предполагаемом местонахождении, Тотигай задумался.

— Уж не та ли это община, о которой рассказывал бродяга Хехой, — не то вопросительно, не то утвердительно пробормотал он. — Кажется, во главе её стоит самый настоящий провидец.

— А кто этот Хехой? — поинтересовался я. — Ему можно доверять?

— Это тот самый кербер, чьи когти ты можешь видеть у меня на шее, — ответил Тотигай. — И ему можно было доверять, покуда он был жив.

— Провидец, говоришь, — протянул я. — Ну, ничего страшного. Тот парень, который командовал в монастыре во времена твоего Хехоя, теперь мертвее чем сам Хехой.

— Но нынешний главарь ведь тоже чудотворец?

— Он не главарь. Он — Великий Магистр. И не путай человеческую действительность со своими керберскими суевериями. Это ты можешь считать, что убив на Брачных боях соперника и пообедав им, наследуешь его силу. Но в то, что Иеремия унаследовал дар Иофама, я верю не больше, чем в то, что он мог повесить когти бывшего настоятеля себе на шею.

— Я не помню, как звали того, о ком рассказывал Хехой, — признался Тотигай. — Он лишь упоминал, что всем в монастыре заправлял созерцатель.

— Вот уж брехня! — возмутился я. — Созерцатели не становятся во главе общин. Они вообще сторонятся любых общих предприятий — с людьми ли, с нукуманами…

— Это был чёрный созерцатель, — упорствовал Тотигай. — Не такой, как остальные.

— Ладно, посмотрим, — не стал спорить я. — Нам нужно помочь раненому. Вылечить его мы не можем; сидеть возле него и ждать, пока выздоровеет сам, тоже не можем, а если потащим с собой слишком далеко, он долго не протянет.

Пока я отсутствовал, Коу пробралась к Бобелу, чтобы было не так скучно. Однако оттуда открывался вид на экзекуцию, которую устроил яйцеголовому Орекс, и, вернувшись, я застал её уже на прежнем месте, с вытянувшимся личиком и вытаращенными глазами. Она вцепилась в меня и больше не отходила ни на шаг. Я постарался её утешить как мог, и Коу вроде отвлеклась и ожила, но всё равно вздрагивала всякий раз, когда до нас доносился очередной стон ибогала. Сам я Орекса навещать не спешил. Тот, кто однажды ознакомился с методикой дознания по-нукумански, ни за что не захочет по доброй воле освежать воспоминания и присутствовать на допросе вторично, пусть и в качестве свидетеля. Стоны становились всё громче, Коу дрожала всё сильнее, и в конце концов я увёл её из лагеря, предложив попроведать Тотигая. Но стоило нам до него добраться, как со стоянки донёсся такой душераздирающий вопль, что Коу подпрыгнула на месте и стала цепляться то за меня, то за кербера, истерически всхлипывая. Тотигай неодобрительно посмотрел в мою сторону, словно никто как я был единственным виновником её испуга, сложившейся ситуации, упорства пленника, настойчивости Орекса и изобретателем нукуманских пыток заодно.

— Что толку мне торчать здесь, когда он так воет? — спросил кербер. — О точном местонахождении нашего лагеря будет осведомлён любой, оказавшийся на расстоянии дневного перехода от него, и даю слово, у него хватит соображения не маршировать сюда по тропе.

— Нужно узнать, кого здесь поджидали яйцеголовые, — сказал я.

— Не нравится мне твоя затея, — проворчал Тотигай. — Зря ты отпустил мальчишку. У нас будут неприятности с монастырём, и особенно с его руководителем. Чёрные созерцатели, они…

— Да не бывает чёрных созерцателей! — разозлился я. — Басни это! Созерцатели всегда одни и те же. Их называют так потому, что они не заняты ничем, кроме созерцания окружающего мира, а до всего остального им и дела нет! Они таким способом энергию какую-то получают, что ли… А стоит им чересчур увлечься обычными человеческими делами, как они начинают терять свою силу…

Тут мне пришлось умолкнуть, поскольку все свои познания о созерцателях я уже исчерпал. Да и что можно сказать о людях, которые ещё сами себя до конца не знают? Они появились только после Проникновения, и не скоро найдётся человек, который докопается, кто они такие.

— Ладно, пусть чёрных созерцателей не бывает, — согласился Тотигай. — Но если мы всё же встретимся с одним из них, то нам не поздоровится.

В сердцах сплюнув, я достал кисет и свернул самокрутку. Коу сунулась чуть не к самому угольку, втянула носом струйку табачного дыма и вытаращила глаза, когда он попал ей глубоко в ноздри, а потом и в лёгкие. Сначала она чихнула, потом закашлялась, потом стала чихать и кашлять одновременно. По лицу потекли слёзы.

— Сама виновата, — сказал я. — Не суйся куда не просят.

Прочихавшись, Коу вытерла слёзы и взглянула на меня с такой обидой, точно я нанёс ей смертельное оскорбление. Ну всё, кругом виноват.

Сзади послышались шаги, и к нам подошёл Орекс. Выглядел он таким спокойным и невозмутимым, словно только что окончил самое обычное дело — винтовку почистил или ещё что-то в этом роде.

— Одним сыном нечистого стало меньше, и жаль, что лишь одним, — сказал он. — Как горько, что моя вера запрещает мне ненавидеть врагов после их смерти! Посему будем надеяться, что Предвечный Нук смилостивится над этим яйцеголовым и очистит с его жалкой души всю скверну, которой он запятнал себя уже одним своим появлением на свет.