Мерлин знаком попросил опустить его, он выполнил эту просьбу и снова взглянул на желтого рыцаря, но тот по-прежнему оставался недвижим. Он посмотрел на волшебника и увидел, что глаза его уже смотрят осмысленно и изучающе, а губы чуть улыбаются.

— Теперь тебе лучше?

Мерлин кивнул. Прошла минута, и на щеках старца появился легкий румянец. Опершись на локоть, он сел, взял флакон и сделал добрый глоток.

Несколько минут после этого он сидел совсем неподвижно. Его тощие руки, в свете лампы казавшиеся восковыми, стали более смуглыми и сильными. Плечи распрямились. Он опустил флакон на свое ложе и потянулся. Суставы его при этом неистово заскрипели. Волшебник опустил ноги и медленно встал на пол. Он был на целую голову ниже Ланселота.

— Вот и свершилось,— произнес он, оглядываясь назад, во тьму.— Многое с тех пор произошло, и, несомненно...

— Да, многое,— подтвердил мрачно Ланселот.

— И тебе пришлось все это пережить... Так скажи мне, лучше или хуже стал мир, чем в наши времена?

— В чем-то лучше, в чем-то хуже. Он просто стал другим.

— И в чем он стал лучше?

— Появилось много способов облегчить жизнь, да и вообще человечество теперь куда богаче знаниями.

— А в чем он стал хуже?

— Людей на Земле теперь гораздо больше. А соответственно, куда больше и тех, кто страдает от бедности, болезней, невежества. Да и сама Земля сильно изменилась в худшую сторону, стала грязнее, нарушена целостность природы.

— А войны?

— Войны не прекращаются. Всегда где-то кто-то воюет.

— Значит, людям нужна помощь?

— Может быть. А может быть, и нет.

Мерлин повернулся и посмотрел ему прямо в глаза:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Сами люди почти не изменились. По-прежнему существуют те, кто мыслит вполне разумно, и те, чьи поступки совершенно непредсказуемы. Как и в былые времена. Есть законопослушные люди и закоренелые преступники — как всегда. Люди многое узнали, многое поняли, в мире действительно многое изменилось, но не уверен, что это коснулось природы самого человека, по крайней мере за то время, что ты спал. И что бы ты ни делал, тебе природы человеческой не изменить, хотя ты, вероятно, сумел бы изменить кое-какие черты эпохи. Да только стоит ли вмешиваться? Нынешний мир до такой степени сложен, и части его настолько взаимозависимы, что тебе просто не по силам предвидеть все последствия любого твоего поступка. Ты невольно можешь принести куда больше зла, чем добра; но что бы ты ни делал, природа человека останется прежней.

— Что-то не похоже на тебя, Ланс. В прежние времена ты не был склонен к философствованиям.

— У меня хватило времени, чтобы поразмыслить как следует.

— А у меня хватило времени помечтать. Твое дело — война, Ланс. Вот ею и занимайся.

— Я бросил это дело уже много лет назад.

— И кто же ты теперь?

— Работаю оценщиком.

Мерлин отвернулся и выпил еще эликсира. Теперь от него исходила волна яростной, мощной энергии.

— А как же твоя клятва? Бороться с несправедливостью, исправлять зло, наказывать неправых?..

— Чем дольше я жил, тем труднее становилось определить, что именно есть зло и несправедливость. Разъясни мне это еще раз, чтобы я мог вернуться к прежним своим занятиям.

— Галахад никогда бы мне такого не сказал.

— Галахад был юн, наивен, доверчив. Не говори мне о моем сыне.

— Ланселот! Ланселот! — Мерлин положил руку ему на плечо.— Откуда и почему такое ожесточение, да еще в присутствии старого друга, который ни в чем не провинился за прошедшую тысячу лет?

— Я просто с самого начала хочу четко и ясно заявить о своей позиции. Я всегда опасался, что ты можешь совершить что-нибудь необратимое, что фатально скажется на всемирном равновесии сил. Я желал бы сообщить тебе, что не стану в этом участвовать.

— Признай, однако: ты не представляешь, что я мог бы сделать, что я могу сделать.

— Не представляю. И именно поэтому опасаюсь тебя. Что же ты намерен сделать?

— Ничего. Пока — ничего. Просто хочу оглядеться и сам увидеть хотя бы некоторые из тех перемен, о которых ты говорил. И уж потом поразмыслить, какие несправедливости следует исправить, кого следует наказать, кого выбрать в герои и защитники человечества. Я все это покажу тебе, и тогда ты сможешь опять вернуться к своему былому занятию.

Ланселот вздохнул:

— Бремя доказательств лежит на том, кто выдвигает обвинения. Но твоих доводов для меня теперь недостаточно.

— Боже правый! — воскликнул Мерлин.— Как это грустно! Столько времени ждать и дождаться такой вот встречи! Ты потерял веру в меня, Ланселот. А ведь силы мои уже возвращаются ко мне. Разве ты не чувствуешь запаха волшебства вокруг?

— Я ощущаю нечто, чего не испытывал уже очень давно.

— Проспать несколько веков очень полезно для здоровья — это бережет и укрепляет силы. А через некоторое время, Ланс, я стану даже могущественнее, чем когда-либо. И ты все еще сомневаешься, что у меня хватит сил повернуть вспять стрелки часов?

— Я сомневаюсь, что это хоть кому-нибудь принесет пользу. Прости меня, Мерлин. Мне тоже неприятно, что все так получилось. Но я слишком долго жил, слишком много видел, слишком много знаю о том, сколь сложен нынешний мир, чтобы доверять мнению кого-то одного, пусть даже готового этот мир спасти. Оставь его в покое, Мерлин. Ты для него — таинственная и почитаемая легенда. Я и сам не понимаю, кто ты такой на самом деле. Но воздержись от использования своей силы в форме этаких крестовых походов. Сделай теперь что-нибудь другое. Стань врачом, чтобы победить страдания людей. Стань художником. Стань профессором истории, антикваром. Черт возьми, стань, наконец, общественным критиком, социальным реформатором и раскрывай людям глаза на зло, которое видишь, чтобы они становились лучше.

— Неужели ты действительно полагаешь, что меня могут удовлетворить подобные занятия?

— Человек находит удовлетворение в различных вещах и занятиях. Это зависит от самого человека, а не от его занятий. Я лишь хочу сказать, что тебе не следует пользоваться своим могуществом, пытаясь осуществить перемены в обществе путем насилия, как мы это делали когда-то.

— Какие бы изменения мир ни претерпел, самое смешное заключается в том, что время сделало тебя пацифистом.

— Ты ошибаешься.

— Сознайся: ты в конечном итоге просто стал бояться звона мечей! Оценщик! Какой же ты рыцарь!

— Я рыцарь, который оказался не в том времени и не в том месте, Мерлин.

Волшебник пожал плечами и отвернулся.

— Что ж, да будет так. Хорошо, что ты решил все это мне сказать сразу. Спасибо. Подожди минутку.

Мерлин ушел в дальнюю часть пещеры и через несколько минут вернулся, переодетый в новые одежды. Эффект был разительный. Теперь он выглядел куда более аккуратным и опрятным. Белоснежные борода и волосы потемнели, и лишь кое-где была в них заметна сильная проседь. Поступь стала более уверенной и твердой. В правой руке Мерлин держал свой волшебный посох, но на него не опирался.

— Пойдем-ка прогуляемся вместе,— сказал он.

— Сегодня скверная погода.

— Не такая уж скверная, как в ту ночь, когда ты от меня ушел. Да и места здесь иные.

Проходя мимо желтого рыцаря, он щелкнул пальцами возле забрала его шлема, и тот, звякнув латами, двинулся за ним.

— Кто это?

— Никто,— отвечал Мерлин, протягивая руку к шлему рыцаря и поднимая забрало. Под шлемом была пустота.— Это просто волшебные латы, их приводит в движение некий дух. Довольно неуклюжий, надо признать, поэтому я и не доверил ему дать мне эликсир при моем пробуждении. Однако слуга он великолепный — в отличие от некоторых. Необыкновенно сильный и быстрый. Даже будучи на вершине своей рыцарской славы, ты не сумел бы одолеть его. Мне ничто не страшно, когда он со мной. Идем, я хочу кое-что тебе показать.

— Хорошо.

Ланселот вышел из пещеры и последовал за Мерлином и полым рыцарем. Дождь уже прекратился, ветер тоже стих. Они оказались на освещенной лунным светом поляне, над которой бродили клочья тумана; вокруг сверкала мокрая трава. Вдали возвышались какие-то смутные силуэты.

×
×