47  

«Что такое этот „лазарет“, если не плод измышлений расстроенного ума?» – нередко задавал себе вопрос Дигби. Оно, конечно, существует, это кирпичное крыло дома с решётками на окнах и высокой оградой, там даже есть особый персонал. Но кто может поручиться, что в «лазарете» вообще кто-то есть? Иногда Дигби казалось, что «лазарет» так же реален, как ад в представлении добрых церковников, – необитаемое место, которым только пугают.

Вдруг откуда-то стремительно появился майор Стоун. Увидев Дигби, он резко свернул к нему по дорожке. На лбу у него блестели капельки пота.

– Вы меня не видели, понятно? – пробормотал он на ходу. – Вы меня не видели! – и пробежал мимо. Секунду спустя он исчез в кустах, и Дигби пошёл дальше. Он подумал, что ему пора уезжать. Ему здесь нечего делать, он не сумасшедший. Правда, его чуть-чуть встревожило то, что майор Стоун тоже считает себя здоровым.

Когда он подошёл к дому, оттуда выбежал Джонс, Вид у него был сердитый и обеспокоенный.

– Вы не видели майора Стоуна? – спросил он, Дигби только на секунду запнулся:

– Нет.

– Его ищет доктор. У него резкое ухудшение. Чувство товарищества к собрату-больному стало слабее.

– Я его не так давно видел… – сказал Дигби.

– Доктор очень встревожен. Он может причинить вред… себе или другим. – Очки без оправы словно посылали сигналы: будьте осторожны, не берите на себя такую ответственность.

Дигби нехотя сказал:

– Поглядите, нет ли его возле пруда.

– Спасибо! – сказал Джонс и позвал: – Пул! Пул!

– Иду! – ответил чей-то голос.

На душу Дигби, как тяжёлое тёмное покрывало, опустилось предчувствие какой-то беды, казалось, кто-то шепнул ему: «Берегись!» – он был уверен, что это услышал. У калитки в «лазарет» стоял человек в таком же белом халате, как Джонс, только погрязнее. Он был похож на карлика с могучими горбатыми плечами и дерзким лицом.

– Пруд! – сказал Джонс.

Человек заморгал и не двинулся с места, вглядываясь в Дигби с наглым любопытством. Он явно служил в «лазарете», в саду его никогда не было видно. Халат и пальцы у него были выпачканы чем-то вроде йода.

– Пойдёмте скорее, доктор беспокоится, – сказал Джонс.

– По-моему, я вас где-то встречал? – спросил Пул, глядя на Дигби с каким-то злорадством. – Ну да, конечно, встречал.

– Нет! – сказал Дигби. – Нет!

– Ну что ж, значит, теперь познакомимся. – Он осклабился и сказал, причмокнув: – Я там смотритель. – И махнул длинной обезьяньей лапой в сторону «лазарета».

Дигби громко сказал:

– Я вас никогда в жизни не видел. И знать не желаю. – Он успел заметить удивлённое лицо Джонса, но тут же повернулся к ним обоим спиной и услышал, как они торопливо зашагали к пруду.

Это была правда: он не знал этого человека, но мрак, покрывавший его прошлое, словно зашевелился; каждую минуту что-то могло пробиться из-под обволакивающей его пелены. Он вдруг почувствовал страх и поэтому разговаривал так резко. Дигби не сомневался, что в истории его болезни появится дурная отметка, и это его пугало…

Почему он так боится вспоминать? «В конце концов, я же не преступник!» – прошептал он.

VI

У парадного входа его встретила горничная.

– Мистер Дигби, к вам гости.

Сердце его забилось:

– Где?

– В приёмной.

Она стояла, перелистывая «Татлер», а он не мог придумать, что сказать. Она была такая же, какой он, казалось, помнил её давно: маленькая, насторожённая, натянутая как струна, – и в то же время она была частью его жизни, о которой он ничего не знал.

– Как это мило с вашей стороны… – начал он и замолчал. Он испугался: стоит завести с ней пустой разговор, и они навек будут приговорены к этим призрачным отношениям. Они будут изредка встречаться, болтать о погоде, делиться впечатлениями о театре. Пройдя мимо неё на улице, он приподнимет шляпу, и то, что едва ожило, безболезненно умрёт навсегда. Поэтому он неторопливо сказал:

– Я с тоской ждал вашего прихода с тех пор, как вы были в последний раз. Когда нечего делать, дни тянутся бесконечно, и ты только думаешь и задаёшь себе вопросы. Какая нелепая жизнь.

– Нелепая и чудовищная, – поправила она.

– Не такая уж чудовищная, – возразил он, но сразу же вспомнил Пула. – Как мы с вами разговаривали, прежде чем я потерял память? Вряд ли держались так чопорно, как теперь, правда? Вы с журналом в руках, а я… мы же были друзьями?

  47  
×
×