Толкование сновидений

Хотелось слегка размяться – как всегда, с утра тело просило движения. За последние лет пятнадцать я так себя выдрессировал, что без зарядки мышцы толком не просыпаются. То есть, на самом-то деле одного моего пинка сейчас хватило бы, чтобы отправить в глубокий нокаут любого кикбоксера, но субъективно мне казалось, будто едва дышу. Чисто спортивное похмелье – эндорфиновая наркомания так проявляется. Легкая наркомания, и спрыгнуть с нее не проблема, но по молодости очень засасывает. Вроде бы мышцы стосковались по нагрузке. А на самом деле это мозг дозу требует. Пришлось немного помахать руками и повисеть на турнике. Полегчало. Я умылся, натянул джинсы и футболку и пошел на кухню здороваться с мамой. После завтрака отец, естественно, принялся зазывать меня к себе в офис. Он любит сыном хвастаться. При всяком удобном случае шпыняет и учит жизни, а внутренне – гордится. Никогда в этом не признается вслух, но я-то знаю.

Отказался. Все-таки у меня выходной. Имею право забраться в свою любимую комнату, полазить вволю по старым добрым полкам, битком набитыми любимыми книжками детства. Пройтись, руки в карманы, по родным улицам. Потоптаться у своего детского садика, возле школы повертеться, в которой целых три класса отучился. Мне это во сто крат дороже, чем отцовская арт-торговля, пусть он хоть всю Третьяковку продаст и купит с Лувром впридачу. Я тоже в какой-то степени э-э… художник. Творец. Настоящий деятель культуры – честный наемник, создающий духовные ценности. Какие ценности? А вечные. Я провокатор эмоциональных всплесков. Миллионы людей присасываются к экранам, когда я съезжаю с горы, и визжат от азарта. Это что, не творчество? Да идите вы!

Короче говоря, я папулю вежливо послал, а сам уселся за компьютер и принялся копаться в мыле. Первым делом нашел письмо от Кристи и убедился, что у нее все в порядке. Решил позвонить, когда разберусь с остальной писаниной. Корреспонденции набежало изрядно – в основном узкопрофессиональная реклама, кое-какие свежие каталоги, сводка последних новостей из штаб-квартиры Федерации хард-слалома и прочая муть, которую нужно регулярно просматривать, дабы быть в курсе. Была и нормальная почта. Тренер прислал свою дежурную картинку в виде громадного волосатого кулака с подписью «Ты смотри там у меня!» Ему уже полагалось вовсю крутиться на месте, оценивая трассу в Кортина д'Ампеццо. Судя по отсутствию подробностей, трасса либо ерундовая, либо такая, что нет смысла пугать нас раньше времени, а то еще не приедем. Из-за этого тренер ненавидит давать нам короткие отпуска на пару дней. В периоды легких передышек у хард-слаломиста начинается едва выраженный адреналиновый голод – не настолько дикий, чтобы захотелось прыгнуть вниз головой с Останкинской башни, забежать обратно и снова прыгнуть, – а как раз такой, от которого люди становятся трусоваты. Обычно нас поддерживают в состоянии баланса на грани между откровенным стрессом и небольшим привычным напрягом. Крошечную паузу в разгар сезона русской команде подарили не от хорошей жизни, а из полной безысходности. Мы плохо выступаем, нарушился внутренний климат, и старик решил нас хоть таким образом встряхнуть.

Илюха с Димоном сообщали, что они в воздухе, и стараются не открывать глаза, потому что мимо то и дело носят алкоголь. Я сбросил им короткое приветствие. Фэн-клуб в сотый раз умолял меня приехать свадебным генералом на какие-то любительские соревнования. Пришлось витиевато извиниться. Две просьбы об интервью в двух московских газетах – это можно было сделать и по сети, но только после согласования с менджером, так что журналистов я оставил на потом.

Общаться с Крис через отцовский сетевой выход за папулины же деньги мне показалось не очень корректным, поэтому я достал свой телефон. Интересно, кто-нибудь еще кроме русских называет эту штуку телефоном? Сомневаюсь. Хотя тем же чехам, полякам, болгарам слово «хэнди» вряд ли ближе, чем нам. Я как-то об этом Попангелова спросил, а он мне в ответ: какая разница? Почему у вас, русских, лифт, а у нас асансьор? Хотя это мы вам кириллицу подбросили. Я говорю – при чем тут кириллица? Он – да при том, что не Иван ее придумал. Если вещь приходит из-за рубежа, она приносит название с собой. Откуда пришла, оттуда и принесла. Я ему – то-то вы галстуки врътовръзками называете. Он – видишь, значит, мы не только азбуку изобрели…

Посмотрел я на свой хэнди – ну вылитый телефон. И позвонил Крис. Девочка как раз пришла со склона, взмыленная, злая, и жутко мне обрадовалась. Минут десять мы очень мило беседовали, обсуждая, как нам ловчее пересечься в Кортина, чтобы не вывести из себя тренеров. Получилось, что минимум одна ночь у нас будет, да еще и полдня впридачу. При вечной обоюдной занятости расклад просто царский. В Шамони мы, увы, не стыкуемся, потом короткая встреча в Валь д'Изере, затем поодиночке Шладминг, Гармишпатер… тьфу! Гар-миш-пар-тен-кир-хен! И наконец, закрытие «жесткого сезона» в Китсбюэле – Крис через сутки подъедет. «Вот там и поговорим всерьез, – подумал я. – Пусть лучшая часть сна непременно сбудется». И снова про себя отметил – Поль, дружище, хоть сломайся, но золото возьми. Именно в этом сезоне, потому что в следующем тебя зажмут. Попробуй! С золотом на шее тебе все пути открыты – и из спорта, и под венец. Появится наконец-то моральное право зачехлить лыжи и стать нормальным человеком. Иначе до конца своих дней будешь дрыгаться и локти кусать. Тебе это надо? Тебе надо, чтобы Крис мучилась – у нее ведь примерно та же проблема? А так будет победа, которой вполне хватит на двоих.

Может, все-таки поговорить с Бояном начистоту? Ох… Никого я так не боюсь, как этого славного парня и единственного моего по-настоящему опасного конкурента. К любому другому в такой ситуации я бы запросто подошел и сказал за пару минут до старта: «Сдается мне, что ты сегодня прекрасно съедешь и ни в коем случае не упадешь. Слышишь – ни в коем случае!» Хорошо, не подошел бы – тренеры не позволят, они этот фокус знают. Но пересечься еще в отеле как бы невзначай… Так, может, и лучше – дольше будет нервничать, а перегореть не успеет. В позапрошлом году примерно таким образом один француз пытался из-за бронзы Илюху завалить. Но во-первых, чересчур поспешил, с вечера ему на мозги капнул. Во-вторых, не учел, что он для Илюхи авторитет сомнительный. И в-третьих, переоценил способности жертвы к иностранным языкам. Илюха по-французски говорит так себе, а понимает на слух вообще одно слово из десяти. По чистой случайности эта история всплыла – Генка докопался.

А вот у нас с Бояном полный контакт – он при таком раскладе мгновенно сообразил бы, чего от него хотят. И если я выберу правильную интонацию… Да, он догадается. Поймет, что это не попытка завалить, а просьба. И не кинется к психологу, а всего лишь сделает выводы. Либо внять слезной мольбе, либо потерять друга.

К сожалению, друзья о таких вещах не просят. Даже глазами не намекают. И вообще – чего я, собственно говоря, разнервничался? Я приличный лыжник, меня даже на улицах иногда узнают – правда не здесь, а только в Европе, но все-таки… К тому же на пике своей формы. Впереди четыре старта, четыре возможности привезти золотишко. Если Мария не будет тормозить – сделаем и дубль. А уж коли Боян его все-таки разломает… Что ж, буду катать свою возлюбленную на дорогущем полноприводном аппарате, заряженном по полному опциону. Делать красивые репортажи, иногда съезжать по легоньким трассам просто так, для души. И ни о чем не сожалеть.

И ни о чем не сожалеть?

Глава 2

Валь д'Изер – легендарное место для тех, кто знает и уважает французскую горнолыжную школу середины двадцатого века. Здесь блистал Жан-Клод Килли, дед моей Кристин, будущий мэр Альбервилля, города белой Олимпиады. Знаменитые французские «зимние» спортсмены почему-то обязательно становились градоначальниками на склоне лет. В Шамони, где тот же Жан-Клод родился и встал на лыжи, одно время командовал Морис Эрцог. Вам что-нибудь говорит это имя? Хм-м, не очень-то и хотелось. К тому же Шамони мы уже проехали – именно проехали, во всех смыслах. Позорно завалив итальянский этап чемпионата, во Франции русские лыжники уперлись и задрали гордое знамя раздолбайства просто-таки на недосягаемую высоту. Так погано мы давно не съезжали. В команде шел какой-то загадочный и явно деструктивный процесс. То ли все хором начали взрослеть, то ли не менее дружно задумались о вечном. Почти у каждого вдруг обнаружились тяжкие личные проблемы, и бедный Генка с ног сбился, психотерапируя направо и налево. Машка ходила смурная и опухшая, даже в мою сторону против обыкновения не глядела. Ленка, по ее собственному определению, «так втрескалась тут в одного, что почти забеременела». Другая на ее месте выдала бы от радости блестящее время, но Ленка, напротив, бесстыдно привозила в своем коронном скоростном двадцатые места. Димон вдруг перестал со мной разговаривать, а Илюха по большому секрету выдал страшную тайну – у нашего записного лузера окончательно прорезался давно наточенный на меня зуб. Сам Илюха оставался непоколебимо стабилен, то есть стабильно посредственен, и в ус не дул. Тренер с каждым днем все отчетливее багровел и обещал скорую раздачу оплеух. Менеджер, напротив, выглядел крайне легкомысленно – похоже, нашел куда удрать, буде команда окончательно угробит сезон. Младший командный состав в виде помощников и заместителей лавировал, как мог, промеж двух огней. Массажисту Димон без видимой причины съездил по уху, и тот едва не уволился. Мне сразу пришло на ум, что неплохо бы поставить массажисту от себя бутылку – но тогда пришлось бы объяснять, в кого Димон целил на самом деле.