Человеческий фактор

– Вы и о Вашингтоне собираетесь им это говорить?

– Нет. Но я без восторга буду говорить о «Дядюшке Римусе».

– Вы против?

– Штаты, мы и Южная Африка – такой союз просто не укладывается в голове. И тем не менее операция будет осуществляться, потому что Пентагон за неимением настоящей войны хочет играть в военные игры. Словом, я оставляю здесь Кэсла играть в эту игру с их мистером Мюллером. Кстати, он отбыл в Бонн. Надеюсь, уж Западная-то Германия не участвует в этой игре.

– А как долго вы будете отсутствовать?

– Надеюсь, не более десяти дней. Не люблю я вашингтонский климат – во всех смыслах этого слова. – И Харгривз с довольной улыбкой стряхнул с сигары наросший пепел.

– Сигары доктора Кастро, – сказал он, – нисколько не хуже сигар сержанта Батисты [имеется в виду диктатор Батиста, свергнутый в результате кубинской революции 1 января 1959 г., во главе которой стоял Фидель Кастро].

– Жаль, что вы уезжаете как раз в тот момент, Джон, когда рыбка, похоже, у нас на крючке.

– Я вполне доверяю вам вытащить ее без моей помощи… кстати, это может оказаться всего лишь старый сапог.

– Не думаю. Старый сапог сразу узнается по весу.

– Словом, я спокойно оставляю это в ваших руках, Эммануэл. И конечно, в руках Дэйнтри тоже.

– А что, если мы не придем к единому мнению?

– В таком случае решение – за вами. Вы будете выступать моим заместителем в этом деле. Но ради всего святого, Эммануэл, не предпринимайте никаких опрометчивых шагов.

– Я веду себя опрометчиво только в моем «ягуаре», Джон. Когда я ловлю рыбу, то проявляю величайшее терпение.

6

Поезд Кэсла прибыл в Беркхэмстед с опозданием на сорок минут. На линии где-то за Трингом шли ремонтные работы, и когда Кэсл наконец вошел в свой кабинет, ему показалось там необычно пусто. Дэвиса не было, но это не могло объяснить ощущения пустоты: Кэсл часто сидел один в комнате – Дэвис то обедал, то выходил в уборную, то отправлялся с Синтией в зоопарк. Лишь полчаса спустя Кэслу попалась на глаза записка от Синтии в его корзинке «Для входящих»: «Артуру нездоровится. Полковник Дэйнтри хочет вас видеть». С секунду Кэсл не мог понять, кто такой, черт подери, Артур: он не привык называть Дэвиса иначе как Дэвис. «Это что же, – подумал он, – Синтия, значит, начинает уступать долгой осаде? Поэтому она назвала Дэвиса по имени?» Он позвонил ей и спросил:

– А что с Дэвисом?

– Не знаю. От него позвонил один из этих ребят, занимающихся окружающей средой. Он сказал, у Дэвиса что-то с желудком.

– Перепой?

– Он бы сам позвонил, если бы дело было в этом. Я не знала без вас, как быть. И позвонила доктору Персивалу.

– Что он сказал?

– То же, что и вы: перепой. Они, кажется, провели вместе вчерашний вечер – перебрали портвейна и виски. Доктор Персивал заглянет к нему в обеденное время. А пока он занят.

– Но вы не думаете, что это что-то серьезное, нет?

– Я не думаю, что это серьезно, но и не думаю, что это перепой. Ведь если б было что-то серьезное, доктор Персивал немедленно поехал бы к нему, верно?

– При том, что шеф в Вашингтоне, сомневаюсь, чтобы у него оставалось много времени на медицину, – сказал Кэсл. – Я сейчас пойду к Дэйнтри. Какая у него комната?

Кэсл открыл дверь, на которой стояло «72». У Дэйнтри был доктор Персивал – Кэслу показалось, что они препирались, когда он вошел.

– А, Кэсл, – сказал Дэйнтри. – Я действительно хотел вас видеть.

– Я исчезаю, – сказал доктор Персивал. – Мы еще поговорим, Персивал. Я с вами не согласен. Извините, но это так. Я не могу согласиться.

– Вспомните, что я говорил насчет ящичков… и Бена Николсона.

– Я не художник, – сказал Дэйнтри, – и я ничего не понимаю в абстрактном искусстве. Так или иначе, я встречусь с вами позже.

После того как дверь за Персивалом закрылась, Дэйнтри еще какое-то время молчал, затем сказал:

– Не люблю людей, слишком скорых на выводы. Я привык верить доказательствам – достоверным доказательствам.

– Вас что-то тревожит?

– Ведь если б речь шла о болезни, он сделал бы анализ крови, рентген… А не ставил бы диагноз на фу-фу.

– Доктор Персивал?

Дэйнтри сказал:

– Просто не знаю, как тут быть. Я ведь не должен говорить с вами об этом.

– О чем?

На столе Дэйнтри стояла фотография прелестной девушки. И взгляд его то и дело обращался к ней. Он сказал:

– Вы не чувствуете себя иногда чертовски одиноко в этом заведении?