84  

Харгривз вытер лицо и подумал: «Позвоню-ка я Эммануэлу». Доктор Персивал был единственным его настоящим другом во всей Фирме. Приоткрыв дверь в спальню, Харгривз заглянул внутрь. Комната тонула в темноте, и он решил, что жена спит, но она вдруг сказала:

– Отчего ты так задерживаешься, милый?

– Я скоро. Хочу только позвонить Эммануэлу.

– А этот человек – Мюллер – уехал?

– Да.

– Не понравился он мне.

– Мне тоже.


3

Кэсл проснулся и посмотрел на часы, хоть и считал, что в мозгу у него есть свой показатель времени, – он был уверен, что проснулся за несколько минут до восьми, как раз чтобы тихонько, не разбудив Сары, успеть пройти в кабинет и включить «Известия». К своему изумлению, он увидел, что на часах пять минут девятого: до сих пор внутренний будильник никогда еще его не подводил, так что он усомнился в правильности обычных часов, но когда дошел до своего кабинета, наиболее важные новости были уже позади – остались лишь местные происшествия, которыми диктор заполнял время: серьезная авария на автостраде М-4, короткое интервью с миссис Уайтхауз, приветствовавшей новую кампанию, начатую против порнографических книг, и, очевидно в качестве иллюстрации – весьма тривиальный факт: некий скромный книготорговец по фамилии Холлидей – "Извините, Халлидей" – предстал перед магистратом в Ньюингтон-Баттсе за продажу порнографического фильма четырнадцатилетнему мальчишке. Дело передано в Центральный уголовный суд, сам он выпущен на поруки под залог в двести фунтов.

Значит, он на свободе, подумал Кэсл, с копией бумаг Мюллера в кармане, и полиция, по всей вероятности, наблюдает за ним. Вполне возможно, он побоится заложить их в указанный тайник, вполне возможно, побоится даже уничтожить их, – скорее всего прибережет для выгодной сделки с полицией. «Я – фигура куда более важная, чем вы думаете: если это мое дельце будет замято, я покажу вам кое-что такое… сведите-ка меня с кем-нибудь из спецслужбы». Кэсл вполне представлял себе, какой в этот момент, возможно, шел разговор: местная полиция настроена скептически, и тогда Холлидей для приманки показывает им первую страницу соображений Мюллера.

Кэсл открыл дверь в спальню – Сара еще спала. Он сказал себе, что настал момент, который – он всегда это знал – должен рано или поздно наступить: надо четко все продумать и действовать решительно. Надежде нет места, как и отчаянию. Это эмоции, которые только мешают думать. Надо исходить из того, что Бориса нет, что линия связи оборвана и что он должен действовать на собственный страх и риск.

Он спустился в гостиную, чтобы Сара не могла услышать, как он набирает номер, и вторично позвонил по телефону, который ему дали только на самый крайний случай. Он понятия не имел, где звонит звонок, – это была телефонная станция где-то в Кенсингтоне; он трижды набрал номер с интервалом в десять секунд, и у него возникло впечатление, что его SOS звучит в пустой комнате, но наверняка сказать он не мог… Воззвать о помощи больше было не к кому, – оставалось лишь исчезнуть из дома. Кэсл сидел у телефона и составлял план действий или, вернее, проверял его и подтверждал, ибо план был составлен им уже давно. Ничего существенного, что следовало бы уничтожить, у него не осталось – Кэсл был в этом почти убежден: ни книг, которыми он пользовался для зашифровки… уверен – никаких бумаг, которые надо сжечь… он может спокойно покинуть дом – пусть стоит пустой и запертый… вот собаку, конечно, не сожжешь – как же быть с Буллером? До чего нелепо в такую минуту волноваться по поводу собаки – собаки, которую он даже не любил, – но его мать ни за что не позволит Саре поселиться с Буллером в суссекском доме. Наверное, можно было бы сдать собаку на псарню, но Кэсл понятия не имел, где находятся такие заведения… Это была единственная проблема, которую он не продумал. А, не важно, сказал он себе и пошел наверх будить Сару.

Почему сегодня она так крепко спит? Он вспомнил, глядя на жену с нежностью, какую испытываешь даже к спящему врагу, – как после их близости он словно провалился в пропасть, чего с ним не бывало уже многие месяцы, – а все лишь потому, что между ними состоялся откровенный разговор, что они перестали таиться друг от друга. Он поцеловал ее – она открыла глаза, и он увидел, что она сразу поняла: нельзя терять ни минуты; не может она, по обыкновению, понежиться в постели, потянуться и сказать: «Мне снилось…»

  84  
×
×