Брайтонский леденец

Он заглянул в кабинет в стиле Людовика XVI. Там, среди множества китайских безделушек, женщина в розовом, со старомодной тиарой на голове, писала письмо. Мистер Коллеони не стал входить.

– Мы пойдем в такое место, где можно поговорить спокойно, – сказал он и, повернув обратно, все так же на цыпочках прошел через холл.

Старик уже открыл глаза и пробовал пальцем свой чай. Мистер Коллеони направился к позолоченной решетке лифта.

– Номер пятнадцатый, – сказал он. Они, словно ангелы, стали возноситься вверх, к тишине и покою. – Хотите сигару? – спросил мистер Коллеони.

– Я не курю, – ответил Малыш.

Снизу, из Американского бара, донесся последний взрыв смеха, послышался последний слог имени, произнесенного мальчиком-рассыльным, вернувшимся из маленькой гостиной в стиле Помпадур: «…гью». Дверцы лифта раздвинулись, и они очутились в обитом чем-то мягким, непроницаемом для звука коридоре. Мистер Коллеони остановился и закурил сигару.

– Разрешите взглянуть на вашу зажигалку, – сказал Малыш.

Маленькие острые глазки мистера Коллеони тускло поблескивали в рассеянном электрическом свете невидимых ламп. Он подал Малышу зажигалку. Тот повертел ее и посмотрел на пробу.

– Настоящее золото, – сказал он.

– Я люблю хорошие вещи, – ответил мистер Коллеони, отпирая дверь. – Присаживайтесь.

Кресла, величественные троны, обитые красным бархатом, украшенные коронами из золотого и серебряного шитья, стояли напротив широких окон, выходивших на море, и балкончиков с чугунными решетками.

– Хотите выпить?

– Я не пью, – ответил Малыш.

– Ну, так кто же вас послал? – спросил мистер Коллеони.

– Никто меня не посылал.

– Я имею в виду, кто возглавляет вашу организацию с тех пор, как нет Кайта?

– Я возглавляю ее, – ответил Малыш.

Мистер Коллеони вежливо подавил улыбку, постукивая золотой зажигалкой по ногтю большого пальца.

– Что случилось с Кайтом?

– Вы же знаете эту историю, – сказал Малыш. Он смотрел на наполеоновские короны, на серебряное шитье. – Зачем вам подробности? Этого не случилось бы, если бы нам не стали поперек дороги. Один журналист думал, что сумеет припугнуть нас.

– Что это за журналист?

– Можете прочесть материалы дознания, – ответил Малыш, глядя в окно на бледное небо, где скользили несколько светлых облаков.

Коллеони посмотрел на пепел своей сигары, который был уже длиною в полдюйма. Он откинулся в кресле и удовлетворенно скрестил коротенькие толстые ножки.

– Кайта я не защищаю, – сказал Малыш. – Он нарушил границы.

– Вы хотите сказать, что вы не заинтересованы в автоматах? – спросил Коллеони.

– Я хочу сказать, – продолжал Малыш, – что переходить границы опасно.

Легкий запах мускуса поплыл по комнате от носового платка мистера Коллеони, лежавшего в нагрудном кармане его пиджака.

– Вам может понадобиться защита, – сказал Малыш.

– Я располагаю всей той защитой, которая мне нужна, – ответил Коллеони.

Он закрыл глаза; ему было уютно: огромный дорогой отель окружал его, он был дома. Малыш сидел на краешке стула, потому что он не любил распускаться в деловые часы; он, а не Коллеони, выглядел чужим в этой комнате.

– Вы напрасно теряете время, дитя мое, – сказал Коллеони. – Вы не можете причинить мне никакого вреда. – Он тихо засмеялся. – Но если вы хотите получить работу, приходите ко мне. Я люблю напористых. Думаю, что найду для вас место. Миру нужны энергичные молодые люди.

Рука с сигарой выразительно двигалась, как бы рисуя карту мира, такого, как себе представлял его Коллеони: множество маленьких электрических часов, проверяемых по Гринвичу, кнопки на письменном столе, роскошный номер во втором этаже, оплата по счетам, донесения агентов, серебро, столовые приборы, зеркала…

– Увидимся на бегах, – сказал Малыш…

– Вряд ли, – ответил Коллеони. – Я не был на бегах… дайте-как подумать… наверно, лет двадцать.

Вертя в пальцах свою золотую зажигалку, он, казалось, хотел подчеркнуть, что их миры не имели между собой ничего общего: уик-энд в «Космополитене», портативный диктофон у письменного стола не имели никакого отношения к Кайту, наспех зарезанному бритвами на железнодорожной платформе, к грязной руке на фоне неба, сигнализирующей букмекерам с трибуны, к жаре, к пыли, поднимающейся над местами за полкроны, к запаху бутылочного пива.