— Подожди, — умоляющим голосом сказала я и побежала за ним.

Он резко распахнул дверь, оставил ее открытой, побежал к своей машине, сел в нее и уехал. В этот миг я поняла, что никогда больше его не увижу. И мне стало больно, страшно больно.

Самое простое, что мне оставалось сделать, — это известить Феликса. Я позвонила ему.

— Опять ты! — воскликнул он.

— Ну да… Готов снова выносить меня?

— Что-о-о?

— Я возвращаюсь.

— Что-что?

— Я возвращаюсь в Париж.

— Вау! Я организую сумасшедший праздник. Ты поселишься у меня…

— Стоп! Во-первых, никакого праздника. И жить я буду в студии над «Счастливыми».

— Да ты что, это же трущоба!

— Меня устраивает. Плюс кафе будет открываться вовремя.

— То есть ты еще и собираешься работать? Да быть такого не может!

— Однако это так. До встречи в «Счастливых людях».

— Не так быстро. Для начала я приеду за тобой в аэропорт.

— Не надо, сама справлюсь. Теперь я умею это делать.

Три часа спустя с тяжелым сердцем я отправилась к Эбби и Джеку. Мне открыла Джудит.

— Откуда ты взялась? — спросила я.

Она бросилась мне на шею:

— Где мой брат? Вчера вечером я видела его стерву, она приставала в пабе ко всем подряд. Я вскочила в машину и помчалась вас поздравлять.

— Хорошо, что ты здесь, я должна поговорить со всеми вами.

— Что происходит?

— Пойдем к Эбби и Джеку.

Она пропустила меня вперед. Эбби обняла меня и назвала «моя дорогая». Похоже, Джудит рассказала им всю историю и сообщила, что у нас с Эдвардом идеальная любовь. На мои глаза набежали слезы, я встретилась взглядом с Джеком и увидела, что он с его проницательностью все понял. Сейчас от их ликования ничего не останется.

Мы сели. Эбби и Джудит ерзали на диване. Только Джек сохранял спокойствие и наблюдал за мной.

— Ты уезжаешь, да? — спросил он.

— Да.

— Что? Да что здесь творится? — закричала Джудит.

— Моя жизнь — в Париже.

— А Эдвард?

Я опустила голову и вся сжалась.

— Я думала, ты его любишь. А ты ничем не лучше той, другой, ты тоже попользовалась им и бросила!

— Хватит, Джудит, — вмешалась Эбби.

— Когда ты уезжаешь? — спросил Джек.

— Послезавтра.

— Совсем скоро, — воскликнула Эбби.

— Так будет лучше. И вот еще что… Когда я объяснила Эдварду свое решение, он уехал, и вот уже три дня его нет дома. Я не знаю, где он… Простите меня.

— Ты не виновата, — возразил Джек.

Джудит вскочила с дивана и схватила телефон.

— Автоответчик! — простонала она. — Он снова исчез, спрятался, как дикий зверь. Один раз мы уже такое пережили, а теперь опять! Нет, это слишком! Видеть тебя не могу!

Красная от злости, она швырнула мобильник и больше не смотрела в мою сторону.

— Мне пора, — сказала я и направилась к двери.

Все трое последовали за мной. Краем глаза я увидела, как Джек обнимает жену за плечи. На их лицах проступили грусть и тревога. На пороге Эбби снова обняла меня:

— Давай о себе знать.

— Спасибо за все, — ответила я, чуть не плача.

Я сжала ее в объятиях, поцеловала Джека в щеку и повернулась к Джудит.

— Провожу тебя до машины, — бросила она, не глядя на меня.

Я открыла дверцу, положила внутрь сумку. Джудит молчала.

— Я потеряла подругу? — спросила я.

— Ты поступаешь как полная идиотка. А мне уже надоело все решать за брата…

— Ты позаботишься о нем?

— Не волнуйся, задницу я ему точно надеру.

— Не знаю, что тебе сказать. Мне хотелось бы, чтобы…

— Знаю, — оборвала она, посмотрев мне прямо в глаза. — Если захочу, можно будет приехать к тебе в гости в Париж?

— В любой момент.

Я снова заплакала и увидела, что и у Джудит глаза на мокром месте.

— А теперь давай, катись.

Я обняла ее на прощание и забралась в машину. А потом уехала, больше не оборачиваясь.

Я сделала генеральную уборку, чтобы не оставлять в доме никаких следов своего пребывания. Чемоданы были собраны и выставлены в прихожую, а затем перекочевали в автомобиль. Закрывая багажник, я бросила взгляд на соседний коттедж, безнадежно пустой. Последние часы в Ирландии я провела в полном одиночестве.

Ночь накануне отлета я просидела на диване, невесть чего ожидая. На рассвете я положила конец этой пытке. Проглотила кофе и закурила, потом в последний раз обошла свои бывшие владения.

На улице было пасмурно, шел дождь, и на меня обрушились порывы ветра. Ирландский климат не собирался оставлять меня в покое, и я еще буду по нему скучать.

Когда я запирала дверь, меня замутило. Я прислонилась лбом к косяку. Пора было ехать. Я обернулась к машине и застыла на месте. Возле нее стоял Эдвард, его лицо ничего не выражало. Я побежала и, рыдая, бросилась в его объятия. Он обнял меня, погладил по волосам. Я изо всех сил вдыхала его запах. Его губы прикоснулись к моему виску, потом крепко прижались к нему. Это придало мне храбрости, и я подняла на него глаза. Он положил на мою щеку свою большую ладонь, и я задержала ее. Я попыталась ему улыбнуться, но у меня ничего не получилось. Руки, которыми я за него цеплялась, разжались. Он впился взглядом в мои глаза, и это было в последний раз — я знала. Потом он ушел в сторону пляжа. Я села в машину и включила зажигание. Так сильно ухватилась за руль, что суставы побелели. Последний взгляд в зеркало заднего вида — он стоит под дождем, лицом к морю. Слезы застилали мне глаза. Я смахнула их и тронулась с места.

Глава десятая

Я вышла из такси возле «Счастливых людей». Водитель поставил мои чемоданы на тротуар. Кафе было закрыто. Феликса не видно. Я стояла перед запертой дверью. Прильнула к стеклу витрины. Внутри было темно и пыльно — так, во всяком случае, мне показалось. Я села на чемодан, закурила и стала глядеть по сторонам.

Итак, я вернулась на исходную позицию. Ничего не изменилось: куда-то спешат горожане, сумасшедшее дорожное движение, суета в магазинах. Я успела забыть, какими раздраженными выглядят парижане. Стоило бы включить в обязательную школьную программу стажировку в ирландской атмосфере человеческого тепла. Сейчас я искренне так думала, но твердо знала, что через пару дней у меня будет такое же бледное и не слишком доброжелательное лицо, как и у остальных.

Я торчала на тротуаре уже час. Вот вдалеке появился Феликс. И я заметила, что с ним что-то не так. Феликс жался к стенам домов, надвинув кепку, пряча лицо за воротником куртки. Когда он поравнялся со мной, я увидела его забинтованное лицо.

— Ничего не хочу слышать, — заявил он.

Я расхохоталась:

— Теперь я понимаю, почему у нас закрыто.

— Только твой приезд смог вытащить меня из дому. Черт возьми, это и впрямь ты. — Он ущипнул меня за щеку. — С ума сойти, ты будто и не уезжала.

— Знаешь, я себя как-то странно чувствую.

Накопившаяся усталость давала себя знать.

Я скользнула в его объятия и расплакалась.

— Не надо так из-за меня расстраиваться. Это всего лишь сломанный нос.

— Идиот!

Он прижимал меня к себе и тихонько баюкал. Я начала смеяться сквозь слезы:

— Ты не даешь мне вздохнуть.

— Действительно собралась жить наверху?

— Да, это то, что надо.

— Хочешь поиграть в нищую студентку? Имеешь право.

Он помог мне отнести наверх чемоданы, надавив плечом, чтобы открыть входную дверь.

— Ой, как больно!

Я хихикнула.

— Заткнись!

У входа в квартиру он протянул мне ключ.

Я открыла дверь, вошла и с удивлением увидела громоздящиеся одна на другой коробки.

— Это еще что?

— То, что я смог спасти, когда освобождали твою квартиру. Эти старики — настоящие пираньи. Я все хранил здесь в ожидании твоего возвращения.

— Спасибо.

Я безостановочно зевала, а Феликс безостановочно говорил. Потом разнообразия ради он заказал пиццу, и мы ее съели, усевшись на полу вокруг коробки, заменившей нам столик. Он в подробностях рассказал, как сломал нос, — мрачная история после вечеринки, на которой было выпито больше, чем нужно.

×
×