Америка (Пропавший без вести)

Уже стемнело, когда Тереза закончила свою повесть. Рассказывала она подробно, хотя это было не в ее привычках, и в самых прозаических местах, например при описании каркасных опор, которые поодиночке вздымались к небу, она замолкала со слезами на глазах. Теперь, десять лет спустя, она совершенно точно помнила каждую мелочь, а поскольку последний раз она видела мать живой там, наверху, и никак не могла убедительно донести до своего друга этот образ, то, закончив рассказ, хотела еще раз вернуться к злосчастному эпизоду, но запнулась, спрятала лицо в ладони и не сказала больше ни слова.

Впрочем, в комнате Терезы бывали и часы повеселее. Еще при первом своем посещении Карл приметил там пособие по коммерческой переписке и попросил его на время. Тут же было условлено, что Карл выполнит содержавшиеся в книге задания и отдаст их на проверку Терезе, уже изучившей пособие в той мере, в какой это было необходимо для ее небольших работ. Теперь Карл ночи напролет, заткнув уши ватой, лежал на своей койке в спальном зале, для разнообразия то в одной позе, то в другой, то в третьей, читал книгу и каракулями записывал в тетрадочке задания авторучкой, которой старшая кухарка вознаградила его за то, что он составил и аккуратно оформил для нее большущий инвентарный список. Он сумел обернуть себе на пользу даже беспокойство, которое причиняли ему другие юнцы, так как в подобных случаях он просил у них маленьких консультаций по части английского языка, что им вскоре надоело, и они оставили его в покое. Частенько он дивился тому, что другие полностью примирились со своим нынешним положением, совершенно не чувствуя его временного характера — в лифтерах юношей старше двадцати лет не держат, — ничуть не задумываясь над своим будущим и, несмотря на пример Карла, читая разве что детективы, затрепанные и рваные, эти книжонки кочевали с койки на койку.

Теперь при свиданиях Тереза тщательнейшим образом правила его работы; порой у них возникали споры, Карл ссылался тогда на своего знаменитого нью-йоркского профессора, но для Терезы это значило не больше, чем грамматические познания лифтеров. Она брала у него авторучку и вычеркивала места, в ошибочности которых была убеждена, Карл же педантично восстанавливал текст в подобных сомнительных случаях, хотя в общем-то здесь в таких делах не было более высокого авторитета, чем Тереза. Иногда, правда, приходила старшая кухарка и неизменно решала спор в пользу Терезы, что, однако, ничего не доказывало, ведь Тереза была ее секретарем. Вместе с тем старшая кухарка примиряла обе стороны, ибо тут же готовили чай, приносили печенье, и Карл должен был рассказывать о Европе, хотя старшая кухарка поминутно его перебивала, она все время задавала вопросы и удивлялась, благодаря чему Карл осознал, сколь многое на родине в корне изменилось за сравнительно короткое время и сколь много перемен успело, вероятно, произойти за месяцы его отсутствия и еще произойдет.

Карл пробыл в Рамзесе почти месяц, когда однажды вечером Ренелл мимоходом сообщил, что перед гостиницей с ним заговорил человек по имени Деламарш и расспрашивал о Карле. У Ренелла не было оснований что-либо утаивать, и он рассказал правду: что Карл — лифтер, однако имеет шанс получить местечко получше благодаря протекции старшей кухарки. Карл обратил внимание на то, как предупредительно отнесся Деламарш к Ренеллу, пригласив его нынче даже на товарищеский ужин.

— Я не хочу иметь с Деламаршем ничего общего, — сказал Карл, — а ты будь с ним поосторожнее!

— Я? — сказал Ренелл, потянулся и поспешил прочь. Он был самым миловидным и изящным мальчиком в гостинице, и среди лифтеров ходил слух — неизвестно, кем пущенный, — что одна важная дама, уже долгое время проживавшая в гостинице, целовала Ренелла в лифте. У тех, кто знал об этих слухах, мурашки по спине бежали от волнения, когда эта самоуверенная дама, наружность которой и мысли о подобном поведении не допускала, легкой спокойной походкой, под воздушной вуалью, затянутая в корсет, шла мимо. Жила она на втором этаже, и лифт Ренелла ей не подходил, но, ведь если другие лифты заняты, такой постоялице не запретишь воспользоваться его лифтом. Вот почему эта дама время от времени поднималась и спускалась на лифте Карла и Ренелла, причем всегда только в смену второго. Возможно, случайность, но в это никто не верил, и, когда лифт был занят дамой и Ренеллом, всей иеной лифтеров овладевало плохо скрываемое волнение, иной раз приводившее даже к вмешательству старшего администратора. То ли из-за этой дамы, то ли из-за слухов, но, так или иначе, Ренелл изменился, стал еще более самоуверенным, уборку лифта целиком переложил на Карла, который выжидал удобного случая для серьезного объяснения по этому поводу, и в общей спальне не показывался. Никто еще не порывал так резко с сообществом лифтеров, ведь по крайней мере в вопросах службы все они держались друг друга и имели организацию, которую признавала дирекция гостиницы.