Библиотека душ (ЛП)

— Нам не стоит медлить, — откликнулся Шэрон. — Как только местные наиграются с этой пустóтой, уверен, они убьют ее.

Эмма оттянула пальцами подол своего пышного платья:

— В таком случае, нам следует переодеться.

— Естественно, — согласился Бентам и услал Нима найти нам что-нибудь более подходящее для нашего задания. Тот вернулся через минуту с ботинками на толстой подошве и вполне современными рабочими штанами и куртками: черными, непромокаемыми, из слегка тянущейся ткани.

Мы разошлись по разным комнатам, чтобы переодеться, а затем встретились в коридоре: только я и Эмма, одетые в наш наряд для приключения. Грубый и бесформенный, он сделал Эмму немного похожей на мальчика (хотя и не в плохом смысле), но она не жаловалась, она только забрала назад свои волосы, вскинула подбородок и отсалютовала мне:

— Сержант Блум на службу прибыл!

— Самый наикрасивейший солдат из всех, что я видал, — отозвался я, растягивая слова на южноамериканский манер, и являя из себя жуткую пародию на Джона Уэйна.

Была какая-то прямая зависимость между тем, как сильно я нервничал и как много тупых шуток я отпускал. И прямо сейчас меня практически трясло, а желудок превратился в неисправный кран, из которого на мои внутренности капала кислота.

— Ты, правда, думаешь, что у нас получится? — спросил я.

— Да, — ответила она.

— Ты вообще никогда не сомневаешься?

Эмма отрицательно покрутила головой:

— Сомнение — дырка в спасательном плоту.

Она подошла ближе, и мы обнялись. Я чувствовал, как она дрожит чуть-чуть. Она не была пуленепробиваемой. Я понял тогда, что моя шаткая вера в себя начала подрывать и ее, но самоуверенность Эммы была тем, что держало все на плаву. Она была спасательным плотом.

Я посчитал ее веру в меня безрассудством. Она, похоже, думала, что я способен щелкнуть пальцами и заставить пустóту танцевать по моей команде. Что я позволяю каким-то своим внутренним слабостям блокировать эту способность. Часть меня обижалась на это, но какая-то часть задавалась вопросом, а что если она права. Единственной возможностью проверить это наверняка, было приблизиться к следующей пустóте с непоколебимой верой, что я могу управлять ею.

— Хотел бы я видеть себя таким, каким видишь меня ты, — прошептал я.

Она обняла меня крепче, и я решил, что постараюсь.

Шэрон и Бентам вошли в коридор.

— Готовы? — спросил Шэрон.

Мы разомкнули объятья.

— Готовы, — ответил я.

Бентам пожал руку мне, потом Эмме.

— Я так счастлив, что вы здесь, — произнес он. — Я думаю, это доказательство того, что звезды наконец благоволят нам.

— Надеюсь, вы правы, — отозвалась Эмма.

Мы уже собирались идти, когда я вспомнил тот вопрос, который собирался задать все это время, и мне пришло в голову, что при наихудшей раскладке, это, возможно, последний шанс для меня сделать это.

— Мистер Бентам, — начал я, — мы так и не поговорили о моем дедушке. Как вы познакомились с ним? Почему вы искали его?

Брови Бентама взлетели вверх, а затем он быстро улыбнулся, словно пытаясь скрыть свое удивление.

— Я скучал по нему, вот и все, — ответил он. — Мы были старыми друзьями, и я надеялся, что смогу когда-нибудь увидеться с ним еще раз.

Я знал, что это была не вся правда, и, судя по прищуренным глазам Эммы, и она знала это, но копать глубже уже не было времени. Прямо сейчас нашей главной заботой было будущее, а не прошлое.

Бентам махнул нам рукой на прощание:

— Будьте осторожны там, — произнес он. — Я останусь здесь и подготовлю мой Панпитликум к его триумфальному возвращению к работе.

Он захромал обратно в библиотеку, и мы услышали, как он кричит своему медведю:

— Пи-Ти, вставай! У нас много работы!

Шэрон повел нас по длинному коридору, помахивая деревянным шестом, его огромные босые ноги шлепали по каменному полу. Когда мы подошли к двери, что вела наружу, он остановился, наклонился, чтобы оказаться вровень с нами и изложил основные правила:

— Там, куда мы идем, очень опасно. В Акре Дьявола почти не осталось странных детей без хозяев. Не говорите, пока с вами не заговорят. Не смотрите никому в глаза. Следуйте за мной на некотором расстоянии, но не теряйте из виду. Мы притворимся, что вы — мои рабы.

— Что?! — возмутилась Эмма. — Нет!

— Это самый безопасный вариант, — ответил Шэрон.

— Это унизительно!

— Да, но это вызовет меньше всего вопросов.

— Что нам для этого надо делать? — спросил я.

— Просто выполняйте все, что я вам говорю, быстро и без вопросов. И сохраняйте слегка отсутствующее выражение лица.

— Да, хозяин, — произнес я четко как робот.

— Не так, — откликнулась Эмма. — Он имеет в виду, как те дети, которых мы видели в том ужасном месте в Порочном переулке.

Я расслабил лицо и произнес бесцветным голосом:

— Здравствуйте, мы все очень счастливы здесь.

Эмма передернула плечами и отвернулась.

— Очень хорошо, — кивнул Шерон и повернулся к Эмме. — Теперь ты попробуй.

— Если нам действительно необходимо делать это, — заявила она, — я притворюсь немой.

Шэрону было достаточно и этого. Он открыл дверь и выгнал нас в угасающий день.

Глава Пятая

Туман снаружи выглядел как ядовитый желтоватый суп, такой густой, что я не мог определить, в какой точке находится солнце. Единственное, что было понятно по постепенно угасающему свету, это то, что близится вечер. Мы шли на несколько шагов позади Шэрона, старающегося не останавливаться, когда он видел на улице кого-то знакомого и ускоряться, чтобы избежать беседы. Люди здесь, похоже, знали его; у него была репутация, и, я думаю, его беспокоило, что мы можем каким-то образом испортить ее.

Мы миновали странно жизнерадостную Склизкую улицу, с ее цветочными ящиками и ярко раскрашенными домами, затем повернули на Фиалковую улицу, где тротуар сменился грязью, а крепкие дома — просевшими ветхими постройками. Мужчины в надвинутых низко на глаза шляпах толпились в конце глухого переулка. Они, похоже, охраняли дверь, ведущую в дом с окнами, закрашенными черной краской. Шэрон велел нам оставаться на месте, и мы ждали, пока он поговорит с ними.

В воздухе чувствовался слабый запах бензина. Неподалеку раздавался многоголосый смех. Он то становился громче, то затихал, то становился громче, то затихал. Это был звук спортивного бара, где смотрят игру, только это было невозможным: это был совершенно современный звук, и здесь не было телевизоров.

Мужчина в заляпанных грязью штанах вышел из дома. Когда дверь распахнулась голоса стали громче, и затихли, когда она захлопнулась. Он прошел через улицу с ведром в руке. Мы обернулись, глядя, как он подходит к тому, что я не заметил до этого: паре медвежат, сидящих на цепи у спиленного фонарного столба на краю улицы. Они выглядели страшно печально, их цепи были всего пару футов в длину, и они сидели в грязи и смотрели на приближающегося человека с выражением смертельного ужаса, прижав мохнатые уши. Мужчина высыпал перед ними какие-то гнилые объедки и ушел, не проронив ни слова. Я был несказанно подавлен всей этой сценой.

— Это тренировочные гримы, — послышался голос Шэрона. Мы обернулись и увидели, что он стоит позади нас, — Кровавые забавы здесь весьма прибыльный бизнес, а бой с медвегримом считается основным испытанием. Молодые бойцы, однако, должны как-то тренироваться, так что они начинают с медвежат.

— Это ужасно, — произнес я.

— У медведей сегодня выходной благодаря вашей зверушке, — Шэрон указал на небольшой дом. — Оно там, на заднем дворе. Но прежде чем мы войдем, должен предупредить вас: это — амбропритон, и здесь будут странные совсем высветившие себе мозги. Не разговаривайте с ними, и что бы вы не делали, не смотрите им в глаза. Я знаю людей, которые ослепли таким образом.

— Что значит «ослепли»? — удивился я.