Вживленный «Чип контроля» [Марш-бросок]

В сущности, он был еще не старым мужчиной – что такое шестьдесят пять лет? Но порой, как вот сейчас, когда он, ссутулившись, неподвижно смотрел на воду, Леонтьич выглядел столь же древним, что и строение у него за спиной…

– Здравствуйте, Петр Леонтьевич! – подойдя поближе, поздоровался Швец. – А я вас опять вычислил… Ну что, узнали меня?

– А, это ты, служба… – На лице, заросшем трехдневной щетиной, возникло некое подобие улыбки. – Опять моя Анна подняла всех на ноги? О-от же дура.

– Леонтьич, как хотите… но я по вашу душу. Третьи сутки как вы ушли из дому. Близкие вот ваши беспокоятся…

– Дура! – громко, как выстрелил, сказал Леонтьич. – Спит и мечтает, чтоб я поскорее сдох! Опеку на надо мной оформила, как же! Живут в моей квартире, которую я получил еще при Юрии Владимировиче… Хотят меня в психушку сдать, да… Но живы еще мои друзья, мои коллеги… они не позволят… не позволят! Да это они… вы все – как раз ненормальные, Анна моя и все молодые вроде тебя! А я, служба, в порядке, в полном порядке… Водку будешь со мной пить?

Только сейчас Швец заметил у его ног опорожненную наполовину бутылку водки с закрученной пробкой и надвинутой на горлышко граненой стопкой. И тут же ощутил исходящий от Леонтьича запах алкоголя.

– Я на работе, – сказал Швец. – Не положено мне, Леонтьич. А вот пивка за компанию с вами выпью.

Банка пива уже успела согреться у него в руке – он прикупил в киоске по дороге, – так что он слегка пожалел, что не выпил его раньше.

Дернув за «козырек», Швец открыл банку и жестом предложил ему угоститься. Но Леонтьич отрицательно качнул головой… и сам налил себе стопарь водки.

Леонтьич поднял рюмку:

– Давай, служба, выпьем… за хорошие времена!

Отойдя чуть в сторонку, Швец позвонил по сотовому в управление, чтобы выслали в Бутово машину: за ним и за Леонтъичем. Дежурный заверил, что транспорт будет на месте уже через полчаса.

Переговорив с конторой, Валера вернулся к Леонтьичу. Уселся на поваленное дерево, но не так чтобы рядом. Леонтьич молчал, глядя куда-то за горизонт; Швец, не зная, о чем говорить, также хранил молчание.

Петр Леонтьевич, по крайней мере в последние годы, был мужчиной тихим, смирным, но с тараканами в голове. Проживает он в четырехкомнатной квартире на Кутузовском проспекте совместно с семьей своей падчерицы Анны Тимофеевны; последняя несколько лет назад оформила над ним опеку и приватизировала квартиру, выделенную когда-то «Юрием Владимировичем» (надо полагать, Андроповым) – ее отчиму, в свою собственность. Швец знал о нем немногое… Знал, что Леонтьич служил в КГБ и что вроде бы он был адъютантом или помощником Цвигуна, генерала армии, родственника Брежнева и первого зама самого Андропова на посту председателя Комитета госбезопасности. В начале восьмидесятых его начальник вроде бы застрелился. Анна Тимофеевна, когда он был у них в доме в последний раз, проговорилась, что у отчима в восемьдесят втором году был нервный срыв, повлекший за собой лечение в психоневрологическом диспансере; после чего последовало увольнение в запас в звании полковника госбезопасности… А ведь именно в восемьдесят втором произошел несчастный случай с Цвигуном… Размышляя над всем этим, Швец предположил, что Леонтьич, опасаясь «оргвыводов», сам залег в «дурку»… Так оно было на самом деле или нет, не суть важно. Сейчас у этого человека действительно случаются «затмения»… определенно, не все у него в порядке с головой.

Обычно он – Леонтьич – сидел в кресле и жил себе тихо, как гриб. Но порой исчезал из дому, руководствуясь какими-то собственными соображениями. Леонтьич был не первым подобным типажом в практике Швеца – существует множество причин, по которым люди, молодые и старые, уходят, даже бегут из дому, а потом еще и прячутся от своей родни, – начиная от семейного конфликта и заканчивая скрытым до поры нервным недугом или тяжелой наркозависимостью. Но Леонтьич был самым ярким, экзотичным образцом из всех, кого знал Валера… Экс-гэбист водил дружбу с теми, кто ошивается или подрабатывает возле городских кладбищ, выпивал с какими-то знакомыми ему бомжами и с ними же в каких-то закутках и брошенных строениях спал… И еще он любил наведываться в Бутово, сидя у водоема или в другом месте, откуда видны крепость и ближние окрестности.

– Почему, почему… почему мне господь не дал детей? – послышался вдруг глухой, чуть надтреснутый голос. – Нет, не чужих, а своих, плоть от плоти?.