26  

Он думал о том, что если бы он тогда – злополучного четвертого января – не купил жене букет цветов, то, наверное, ничего бы плохого с ними не произошло.

У него был отпуск, у Ольги тоже образовалось свободное окно в связи со школьными каникулами; они ехали погостить к родне Сергея. Причем удачно, как им казалось, подгадывали к православному Рождеству. Да еще и ехали транзитом через обновившуюся, почти незнакомую, фантасмагоричную, блистающую в эти праздничные новогодние дни Москву. Кремль, Красная площадь, Тверская, улицы и переулки, сияющие витринами и свежими фасадами домов. Издалека видимая громада Храма Христа Спасителя… Чтобы задать ногам отдых и чуточку согреться, они слегка подкрепились и выпили кофе в одном из баров в районе Арбата. Ольга по преимуществу восторгалась увиденным, да и Сергей, который еще из своих «командировок» вынес двойственное отношение к Москве – к этой новой «вавилонской блуднице», покоящейся на чужом несчастье и даже на крови, – не мог не отдать должное тому великолепию, которое их взорам явила украшенная по-праздничному столица.

Что характерно: пока они гуляли по центру, ни один сотрудник милиции даже не посмотрел в их сторону, не говоря уже о том, чтобы проверить у них документы.

Они решили, перед тем как сесть в поезд, основательно подкрепиться в каком-нибудь кафе, расположенном неподалеку от Рижского вокзала (до отправления поезда оставалось немногим более полутора часов).

Выбравшись из подземки на поверхность – станция метро «Рижская», – они немного задержались, потому что Анохину пришло в голову – но что же в этом плохого?! – подарить своей жене красивый букет красных роз.

Затем они двинулись к длинному подземному переходу, проложенному под проспектом Мира. Анохин нес довольно тяжелую сумку с разными подарками, сувенирами для родни Сергея и всякими-разными продуктами. Ольга же шла налегке, если не считать дамской сумочки и только что подаренного ей мужем букета цветов.

В переходе шла бойкая торговля: здесь функционировало что-то вроде дикого, стихийного рынка. Они находились примерно посередке «тоннеля», когда среди продавцов и тусующегося здесь люда вдруг вспыхнула паника.

Определенно, кто-то дал этим людям команду типа – «атас!», «разбегайся, кто куда может!».

Сергей заметил, что некоторые из торгашей судорожно запихивали свой товар – носки, белье, вязаные вещи, тапки, парфюм, коробки конфет, бижутерию – в большие клеенчатые сумки, поспешая поставить их на «колеса». Другие так и вовсе бросились на выход, оставив свой скарб… Все это внешне напоминало внезапно занявшийся в лесной чаще пожар и то, как звери, большие и малые, птицы и вообще все живое вдруг панически устремляется в бегство от быстро разгорающегося пламени.

Анохин, несколько удивленный всем этим, остановился и прижал Ольгу к себе, – он решил переждать сутолоку – следя за тем, чтобы никто не посмел толкнуть жену или, скажем, наступить ей на ногу.

И прежде, чем Сергей увидел ментов в «брониках», с автоматами и с дубинками, он услышал чьи-то крики неподалеку:

– Вот она! Которая с красными розами!! И мужик с ней… не дайте им уйти!!!

Звук отпираемой двери заставил его вернуться в день нынешний.

– Анохин!

– Сергей Николаевич… года рождения… статья…

– С вещами на выход!

Глава 8

АХ, ЗЛЫЕ ЯЗЫКИ СТРАШНЕЕ ПИСТОЛЕТА

В помещении, если не считать Анохина, находились еще пятеро человек.

Все в камуфляже. В отличие от бутырских или вятских тюремщиков, у этих не было никаких знаков отличия. Вернее, отличие было, но вряд ли подмеченная Анохиным деталь как-то могла помочь установить принадлежность всех этих людей к тому или иному подразделению ГУИН. Он заметил, что конвоиры, надзиратели, вертухаи экипированы здесь в темно-синий, с разводами, камуфляж, а все прочие сотрудники СПЕЦИТК-9 – Сергей по-прежнему считал, что он попал в обычную, хотя и строгого режима, колонию – кого он уже успел здесь увидеть, прикинуты в новенький камуфляж цвета хаки.

Как минимум двоих из присутствующих здесь он узнал, поскольку видел их в пересыльной, на медкомиссии.

Одним из них был «блондин». В прошлый раз этот субъект очень живо отнесся к появлению Анохина: кружил вокруг него коршуном, рассматривал так и эдак; вот только непонятно, с чего он вдруг заинтересовался Анохиным. В данном же случае он повел себя по-другому: взглянув на вошедшего мельком, пробормотал: «А-а… это ты, морпех…» После чего продолжил листать какие-то папки, сложенные стопкой перед ним Другим уже виденным прежде оказался один из тех двух медиков в санчасти вятского СИЗО. Это был шатен лет тридцати пяти или чуть постарше. В отличие от блондина с его властной физиономией человека, привычного отдавать команды, и других присутствующих, у которых вместо лиц были казенно-равнодушные маски, у медика – или кто он по своей специальности – оказались тонкие, интеллигентные черты лица. Выглядел он несколько уставшим; лицо его казалось каким-то печально-отстраненным… Но в тот момент, когда они вдруг встретились глазами – несколько секунд, непонятно зачем, они смотрели в упор друг на друга, – в его взгляде, напряженном, заинтересованном, проявилось нечто такое, чего Анохин по ходу этого скоротечного эпизода так и не смог для себя расшифровать.

  26  
×
×