Вживленный «Чип контроля» [Марш-бросок]

Вот таков, наверное, был ход их мыслей в последние дни. Может, пробовали законтачить с местными вертухаями, но это дохлый номер. Маляву отсюда… да хоть в ту же «девятку» отослать тоже непросто. Но ведь надо как-то сообщить о себе тому же смотрящему по «девятке»? Разнести плохие вести о бедствующих в каком – то «особом лагпункте» бродягах. По всему Вятлагу, а то и за его пределами. Попросить о помощи и поддержке, благо на их незавидном месте может оказаться любой из племени зэков…

Выбор пал на Шлепу, как на самого ловкого – надо быть истинным фокусником, чтобы пронести сюда, в этот особый лагпункт, хотя бы ту же половинку опасной бритвы.

Мыслили они, судя по всему, обычными уголовными понятиями. Шлепа попишет «солдата» Леху, его за это деяние выдернут из зоны и этапируют в областную крытую… Ну а там он уже найдет время и способ раскидать малявы по нужным адресам.

Ход мыслей Анохина был нарушен появлением во дворике каких-то новых персонажей.

– Подымите его! – услышал он уже знакомый ему властный голос. – Нет, не так… Поставьте его на колени!

Двое дюжих сотрудников охраны, взяв зэка «В-10» под мышки, приподняли его с земли и зафиксировали в коленопреклоненной позиции.

– Зачем ты это сделал, Десятый??

Крутой блондин стоял в двух метрах от Анохина; рядом с ним замерли плотный коренастый «абверовец» и один из охранников. Дождь припустил еще сильнее, барабаня по плечам, густо шлепая по стриженой макушке, стекая ручьями по лицам и плечам…

– Молчишь? Мне обо всем доложили, – сказал после небольшой паузы блондин. – Ты типа такой «добренький», да? Не позволил одному зэку зарезать другого?.. Но ты забыл, Десятый, о двух вещах. Ты забыл о золотом правиле: «Умри ты сегодня, а я – завтра». А также о предупреждении, которое было сделано всем вам несколько дней назад.

Последние слова блондин произнес, находясь уже за спиной Анохина, которого удерживали на коленях крепкие руки сотрудников охраны.

– Оставьте его! – скомандовал светловолосый гигант. – Никуда он не денется!

Чужие руки тут же перестали давить ему на плечи. Спустя несколько секунд он услышал, как «блонд» взвел пистолет. Анохин захотел встать с коленей… но не смог. Как будто парализовало его всего… Странно, но он видел теперь затылком, знал, куда вот-вот войдет пуля… но все равно ничего не мог с собой поделать, да и не хотел.

Возле самого уха громко клацнул затвор.

Анохин чуть дернулся вперед – как бы по инерции, которую ему должна была сообщить пуля, угодившая в затылок. И тут же, чисто механически выравнивая центр тяжести, качнулся, подобно маятнику, назад.

Пистолет «блонда» на этот раз оказался незаряженным…

Дмитрий Абросимов, решивший ограничиться инсценировкой казни, велел охране вернуть Десятого в камеру, а сам отправился в медблок, чтобы переговорить с Глебовым.

– Ну что, осмотрели Пятого? – спросил он, войдя в помещение операционной.

Глебов, бросив на него не слишком дружелюбный взгляд, сказал:

– Да, осмотрел.

– И что? – глядя на него через притемненные линзы очков, спросил Абросимов.

– У него свернуты шейные позвонки. Что тут можно еще добавить?.

Глебов не пригласил его присесть, и они так и остались стоять посреди помещения, друг напротив друга.

– Прежде чем предать труп земле, не забудьте кое-что из него извлечь, – напомнил Абросимов-младший.

– Этим займется мой коллега. Он изымет трансплантант.

– Ну и борзый же мужик этот Морпех… За ним все ж таки не уследили…

Что-то дрогнуло в этот момент в лице Глебова, но он все же сумел взять себя в руки.

– Вы и его застрелили, Абросимов?

– Нет, я не стал его наказывать. Может быть, в следующий раз, если он решится на нечто подобное.

Несколько секунд они стояли молча, затем Глебов, у которого при одном только виде этого человека скулы сводило от ненависти, но одновременно в душу закрадывался страх, негромко сказал:

– Послушайте, Абросимов… Вот когда вы убивали того несчастного заключенного, ночью, на плацу, перед другими литерными… У вас что, не дрогнула рука, когда вы стреляли в безоружного и беззащитного человека?

Светловолосый гигант скривил губы в презрительной усмешке.

– Нет, не дрогнула. Да будет вам известно, Глебов, тот уркаган, которого я застрелил ради острастки остальным, шел в третью ходку и был осужден за убийство… – Помолчав немного, он сказал: – Ну а вы, значит, гуманист? У вас, Глебов, руки не дрожали, когда вы проводили свои эксперименты в одном из московских роддомов? Где специально для вас, нашего «вундеркинда» и кудесника, выгородили и оснастили отдельную операционную палату и куда свезли несколько младенцев, от которых несколькими днями ранее отказались породившие их женщины? У вас не дрогнула рука, когда вы взрезали нежную младенческую кожу своим лазерным скальпелем?.