Абсолютная память (ЛП)

— Мистер Маркс раскусил тебя за милю, хоть его малышка и втюрилась по уши. Но, опять же, Дженни уже сталкивалась с подонками вроде тебя. Она заслуживает лучшего.

Декер не был знаком с Дженни Маркс и мало беспокоился о ее романтических увлечениях. Все эти замечания требовались, чтобы Ловкач не умолк. Чтобы он говорил. Выговорился по-полной.

— Она заслуживает лучшего? Блин, я вообще не знаю, зачем с ней связался. Я мог бы без малейшего труда найти задницу намного лучше, чем у Дженни Маркс. И не нужно было бы выслушивать ее детский лепет.

— Тупое дерьмо? Детский лепет? Правда? У барышни высшее образование.

Декер уже получил все, что требовалось, но сейчас разговор начинал ему нравиться.

— Ладно, она не тупое дерьмо. Она долбаная идиотка.

«Ладно, веселье закончилось».

Декер взял неподписанный документ и положил его в конверт с фотографиями. Потом засунул конверт в карман.

— Какого хрена ты делаешь? — недоверчиво спросил мужчина.

В ответ Декер достал миниатюрный цифровой диктофон и нажал на кнопку.

— Уверен, ее порадует твое описание, — сказал он. — Кстати, какой гамбургер? С говядиной? Органический? Или просто долбанно идиотский?

Мужчина ошеломленно застыл.

Декер забрал диктофон и толкнул к парню билет.

— Это можешь оставить себе. И позаботься засунуть свою задницу в самолет. Следующий парень, которого они пошлют, будет покрупнее меня, и сломает не палец. Он сломает тебя.

— Хочешь сказать, что я вообще не получу денег? — жалобно протянул мужчина.

Декер встал:

— Я же говорил, ты просто гений.

Глава 4

Амос сидел на кровати в своей комнате размером с тюремную камеру. Для переговоров с клиентами он пользовался столом в столовой «Резиденс Инн»: в ежемесячную плату входил завтрак-буфет. Этот пункт договора однозначно обходился «Резиденс Инн» в приличные деньги. Декер просто забирал из буфета тарелки с едой и уносил их на свой стол. Вместо вилки ему вполне подошел бы экскаватор.

Он уже получил свой чек от посланца мистера Маркса. Приятель из полиции порекомендовал Декера этому богатому старикану в качестве человека, способного справиться с деликатной проблемой относительно его скучной дочки, вечно влюблявшейся в неподходящих людей. Декер никогда не встречался со стариком, только с его представителями. Это было нормально; вряд ли Маркс хочет, чтобы Декер испачкал его красивую мебель. Они встретились за завтраком. Пришли два молодых придурка в тысячедолларовых костюмах, которые отказались даже кофе попробовать. Наверное, их больше интересовал двойной эспрессо, который выплевывали сверкающие маленькие машины под управлением баристы. По лицам этих парней было видно, что они прекрасно знают, насколько хороши они сами и насколько плох Декер. К этой встрече он натянул свою лучшую рубашку — вторую из двух имеющихся.

Папаша Маркс уполномочил потратить до ста штук, чтобы избавиться от альбатроса, схватившего за шею его маленькую девочку. Примерившись к жулику, Декер сообщил представителям, что сможет решить вопрос намного дешевле. Так он и сделал. Фактически, ценой стоимости авиабилета. За гроши. Папаша Варбакс[5] мог бы выдать ему премию, хотя бы процент от сэкономленной шестизначной суммы. Но он твердо держался подписанного соглашения, и Декер получил только унылую почасовую ставку. Да, процент не помешал бы. Видимо, вот так богачи и остаются богатыми. Но оно все равно того стоило — увидеть обжуленного жулика. Кроме того, Декер подозревал, что через пару месяцев Дженни Маркс окажется в той же лодке, и его снова вызовут. Может, ему следует предложить Папаше Варбаксу долгосрочное соглашение?

Амос вышел из комнаты и направился через фойе в столовую. В такую рань там еще не было никого, кроме восьмидесятилетней Джун, которая наслаждалась своими золотыми годами, наваливая в тарелку гору жирной жареной картошки.

Декер загрузил тарелку и уселся за свой обычный столик. Первая вилка была уже на полпути к рту, когда он увидел ее.

Ей исполнилось сорок два, его ровесница. Но она выглядела старше. Ее работа делает такое с людьми. И он не избежал того же. Декер опустил взгляд, отложил вилку и посолил все содержимое тарелки, включая блинчики, четыре раза. Он надеялся, что мужчина его размеров может съежится, исчезнуть за стеной белков и углеводов.

— Привет, Амос.

«Мда, похоже, не вышло».

Декер набрал полную вилку застывших яиц, хлопьев, бекона, жареной картошки и кетчупа, и засунул все это в рот. Он жевал с открытым ртом, надеясь, что это зрелище подвигнет ее выполнить разворот на сто восемьдесят и вернуться туда, откуда она заявилась.

Не вышло.

Она присела напротив. Стол был маленьким, она — тоже. А вот Декер был здоровенным. Он занимал бо́льшую часть стола, просто сидя за ним.

Амос засунул в рот новую порцию еды и причмокнул. Он не поднимал взгляда. Какой в этом смысл? Она не может сказать ничего такого, что он захотел бы услышать.

— Если ты решил развлечься таким образом, — сказала она, — я пережду. У меня есть все время мира.

Он наконец посмотрел на нее. Она была тощей как палка: сигареты и жвачка, которые всегда заменяли ей еду и питье. Возможно, он за один раз съедал больше, чем она — за месяц.

У нее были белесые волосы, на морщинистой коже — пятна. Нос кривой; говорили, это после встречи с одним пьянчугой, когда она еще была патрульной. Маленький заостренный подбородок был задавлен непропорционально большим ртом, в котором скрывались, будто висящие в пещере летучие мыши, кривые и желтоватые от никотина зубы.

Она не была симпатичной. Не внешность делала ее запоминающейся. Примечательным делало ее совсем другое — она была первой женщиной-детективом в полиции Берлингтона. И, насколько знал Декер, все еще единственной. И она была его напарником. Они вдвоем произвели больше арестов, приведших к осуждению, чем кто-либо за всю истории полиции города. Некоторые считали, что это просто здорово. Другие полагали, что пара слишком возомнила о себе. Старски и Хатч,[6] так прозвал их один соперник. Декер, правда, так и не понял, кем он должен считать себя, блондином или брюнетом.

— Привет, Мэри Сьюзан Ланкастер, — произнес он, потому что не мог этого не сказать.

Она улыбнулась, протянула руку и легонько ткнула ему в плечо. Амос чуть заметно поморщился и немного отодвинулся, но она, похоже, не заметила.

— Даже не думала, что ты знаешь мое второе имя.

Он вновь опустил взгляд на еду, исчерпав свою квоту на болтовню.

Мэри оглядела его, и, когда осмотр был закончен, похоже, молча признала: все сообщения о том, что Декер скатился на самое дно, верны.

— Я не стану спрашивать, Амос, как твои дела. Я и так вижу, что не очень.

— Я живу здесь, а не в коробке, — резко ответил он.

— Прости, — торопливо извинилась она. — Ну, я пришла поговорить с тобой.

— С кем ты разговаривала?

— В смысле, откуда я узнала, что ты здесь?

По его взгляду было ясно, что именно об этом он и спрашивает.

— От друга друга.

— Не думал, что у тебя столько друзей, — произнес Декер.

Ничего смешного тут не было, само собой, и он, конечно, не улыбнулся. Но Мэри выдавила смешок — попытка сломать лед — и тут же спохватилась, сообразив, что сделала глупость.

— Ну, я вроде как детектив. Нахожу всякие вещи. А Берлингтон не слишком велик. Это не Нью-Йорк. И не Эл-Эй.

Декер причмокнул, загрузил в себя новую порцию еды, и его разум вновь побрел к цветным числам и вещам, занимающим его голову.

Похоже, она почувствовала его уход в себя.

— Амос, мне очень жаль. Ты многое потерял. Ты этого не заслужил, такого никто не заслуживает.

Декер равнодушно взглянул на нее. Сострадание не привлекало его внимания. Он никогда не искал сочувствия, в основном потому, что его разум не воспринимал это конкретное чувство. По крайней мере, теперь. Он мог быть заботливым. Он был заботливым и любящим со своей семьей. Но состраданию и его еще более неприятному родственнику, сопереживанию, больше не было места в его рубке.