Аргонавты Вселенной (илл. Г.Малакова)

Академик Рындин что-то записывал, поглядывая в перископ. Ученый знал, какими важными и ценными для науки могут оказаться даже самые мелкие детали его наблюдений в полете. Впрочем, на этот раз даже не ученому, а самому обычному наблюдателю было бы что записать, и достаточно подробно: впервые в истории человечества люди наблюдали не с Земли, а из космоса*, как восходит Луна, спрятанная до тех пор за огромным диском нашей планеты.

Галя Рыжко видела, как на страницах толстой тетради, лежавшей перед Рындиным, одна за другой возникают четкие строки записей академика. Она думала: с каким интересом будут изучать эти записи на Земле, когда астроплан возвратится из путешествия! И как жаль, что ученые на Земле не смогут своими глазами увидеть то, что она с Николаем Петровичем только что наблюдала на экране перископа!

Будто угадав ее мысли, Рындин оторвался от записей и сказал:

— Надо заменить пленку в фотоавтомате. Галя, следите внимательно, как я буду это делать. В дальнейшем этим делом займетесь вы, а не Ван Лун. Это войдет в ваши обязанности.

— Мои обязанности? — не веря своим ушам, обрадованно переспросила она.

— Да, конечно, — невозмутимо подтвердил Рындин. — И у вас таких обязанностей будет немало. Уж раз вы попали к нам, то мы будем нагружать вас до отказа.

— Отказа никогда не услышите, Николай Петрович, — убежденно ответила Галя. Сбывались самые сокровенные ее мечты: она будет принимать участие в научной работе экспедиции!

Николай Петрович заметил, какой радостью засияли глаза девушки.

— Ладно, ладно, там посмотрим, — буркнул он. — Вот как навалим на вас работы, еще пощады попросите! А пока что — знакомьтесь-ка с фотоавтоматом. Он установлен параллельно с перископом и включается поворотам этой рукоятки.

В нескольких словах Рындин объяснил Гале, как менять кассеты с пленкой, которыми заряжался аппарат. И правда, это было очень несложно.

— Николай Петрович, выходит, что автомат сфотографировал и выход Луны из-за Земли, которым мы любовались? — спросила она, когда Рындин закончил свои объяснения.

— Конечно. Я включил его тотчас, как только начался этот самый, как вы говорите, «выход». И автомат аккуратно делал свое дело. А для того чтобы подробнее зафиксировать это интересное явление, я даже ускорил его действие: автомат делал вдвое больше снимков в минуту, чем обычно. И теперь здесь, в этой алюминиевой коробке, лежат результаты его работы: двадцать пять метров снятой пленки. Это — неплохая часть будущего фильма о нашем космическом путешествии. Будет чем поинтересоваться людям, когда мы возвратимся на Землю… Кстати, друг мой, что скажут родные, узнав о вашем исчезновении?

Вопрос Николая Петровича затронул ее самое больное место. Это было именно то, что мучило Галю больше всего. Одно дело — решиться на что-нибудь, даже самое отчаянное: тогда, сгоряча, не думаешь о последствиях. Зато потом, когда все уже сделано, когда отрезаны все пути назад, начинают мучить иные мысли, которые ты раньше нарочно отгоняла от себя. Родные… это значит — мама, милая, заботливая, которая не раз тревожно говорила ей: «Ох, Галинка, берегись, горячая ты голова! Не доведут тебя до добра твои сумасшедшие увлечения…»

— Видите ли, Галя, — продолжал Рындин ласково, — я представляю себе, как волновался бы я сам, если бы вдруг вот так неожиданно исчезла моя дочь. Неужто родные совершенно ничего не знали о ваших намерениях?

— Я расскажу вам, Николай Петрович! — Галя решила не скрывать ничего. — Моя мама, конечно, знала… Я не раз говорила ей о том, как мне хотелось бы полететь на Венеру. Ну, а она смеялась над моими планами, называла их детскими выдумками… Разве ее убедишь? Уезжая, я оставила письмо, в котором написала, что обязательно полечу. Но я думаю, мама все равно не поверила мне. А теперь… теперь она, конечно, думает, что я в институте.

Николай Петрович поднялся из-за стола.

— Нет, теперь уже не думает, — сказал он твердо.

— Почему? — озадаченно спросила Галя.

— Она уже не думает так, — повторил Рындин. — Вчера, когда вы с Ван Луном готовили ужин, я сообщил в разговоре с Центральным земным постом управления о вашем появлении. И просил передать об этом вашей матери. Кроме того, от имени всех членов экспедиции передал настоятельную просьбу — чтобы ваша матушка к нашему возвращению приготовила для вас хорошую порцию березовой каши… слышали, что это такое — березовая каша? Ах, не приходилось? Жаль, жаль! Знаете, глядя на вас, мне хочется изменить некоторым моим старым-старым убеждениям. Я всегда считал так называемые телесные наказания варварством. Но сейчас мне почему-то кажется, что хорошая порка была бы для вас благодеянием… Конечно, уже не теперь, а намного раньше. Но, может быть, ваша матушка и удовлетворит нашу просьбу, как вы думаете, сударыня?

В шутливом тоне Николая Петровича Галя явственно ощутила и серьезные нотки. Она опустила голову: оправдываться, защищаться было ни к чему. А Николай Петрович так ласково журил ее, что чем-то напомнил маму.

— Впрочем, хватит об этом, — вдруг изменил свой тон Рындин. — Будем надеяться, что все обойдется. А теперь вот что: идите, друг мой, в каюту. Если Ван Лун и Сокол еще не проснулись, будите их, довольно им спать. Позавтракаем — и за работу. Да и вы, вероятно, хотите есть, да? Проголодались немножко? Как только будет готов завтрак, позовите меня. Я тоже что-то проголодался.

А когда Галина Рыжко исчезла за дверью рубки, Николай Петрович посмотрел ей вслед и покачал головой:

— Хорошая девочка, но надо держать ее в руках. Голодная тренировка, что ты скажешь?.. И он снова погрузился в свои записи.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

рассказывающая об обязанностях участников экспедиции, причинах, по которым, на Венере, по мнению Вадима Сокола, существуют мегалозавры и археоптериксы, а также о том, что даже в межпланетном пространстве могут быть столкновения

Вскоре в ракетном корабле закипела работа. И Сокол и Ван Лун почувствовали себя неловко, когда узнали, что академик поднялся значительно раньше их и давно уже занят делом. У них ведь тоже было немало работы.

Как мы уже знаем, каждый из участников экспедиции имел свой круг обязанностей, заранее разработанный при подготовке путешествия. Но в первые же дни путешествия кое-что изменилось — прежде всего из-за появления Галины Рыжко, которая не только с готовностью бралась за любую работу, лишь бы быть полезной, но и старательно, точно ее выполняла.

Самым сложным делом для Ван Луна были обязанности штурмана астроплана, связанные с кропотливыми вычислениями: они отнимали большую часть его времени. Конечно, в первые дни полета Ван Лун мог почти не заниматься штурманским делом, потому что астроплан с момента вылета находился под постоянным наблюдением земных постов управления. Зоркими глазами радиолокаторов эти посты следили за полетом астроплана, отмечали на звездных картах его путь, производили проверочные вычисления курса и при помощи мощных радиоимпульсов заставляли ракетные двигатели корабля исправлять малейшие неточности. Сейчас же, когда астроплан вышел из сферы земного притяжения и лег на безупречно правильный курс, исправлять было уже нечего. С этого курса корабль без какой-либо особой причины уже не мог сбиться и должен был с точностью часового механизма через 146 дней достигнуть той точки мирового пространства, где в это время окажется на своей орбите Венера. Что же тут делать штурману?

Но Николай Петрович Рындин держался иного мнения.

— Все это очень хорошо, Ван, — говорил он. — Но нужно учесть, что мы еще не знаем на каком расстоянии от Земли радиоимпульсы постов управления начнут ослабевать и вследствие этого перестанут воздействовать на наши приемные устройства. Меня, в частности, тревожит космическое излучение — не помешает ли оно приему радиоимпульсов? А тогда нам придется справляться своими силами, без помощи земных постов управления. Это первое. Дальше. Кто знает, не появится ли какая-нибудь внешняя причина, которая воздействует на наш курс?