Аргонавты Вселенной (илл. Г.Малакова)

Теперь выяснилось и это. Во всем виноват инфрарадий с его сильными излучениями. На Венере много инфрарадия — и его излучения окутывают планету так же, как облачная пелена. Лучи нашего радиолокатора из-за этого искажались тем больше, чем ближе мы подходили к Венере. Поэтому на экране локатора и появился голубоватый колеблющийся туман, который, в конце концов, затянул собою все видимое изображение. Николай Петрович сказал по этому поводу:

— Будущим экспедициям на Венеру придется пользоваться для посадки межпланетных кораблей не радиолокаторами, которые не могут хорошо работать там, где много излучений инфрарадия. Они, я думаю, будут употреблять приборы с инфракрасными лучами, невидимыми для простого глаза. Инфрарадий этим приборам не помешает.

И, наконец, нужно записать еще кое-что об инфрарадий и о том, как обрадовался Вадим Сергеевич.

Уже поздно ночью Ван Лун обратил внимание на характерное постукивание, донесшееся из навигаторской рубки. Это работал автомат, записывавший радиограммы с Земли.

— Новая радиограмма!

Скажу коротко. Земля помогла нам и в том, что едва ли не больше всего волновало Вадима Сергеевича. Советские ученые в ответ на нашу просьбу произвели сложные теоретические расчеты и сообщили нам, как обезопасить инфрарадий от космического излучения во время перелета с Венеры на Землю! Оказывается, в наших руках была надежная защита от космических лучей, а мы и не знали этого.

Ультразолото!

Оно еще лучше, чем свинец, задерживает космические лучи. Ведь это — очень тяжелый элемент, непроницаемый почти для всех излучений, даже самых жестких. Чем больше мы сможем взять с собой ультразолота, тем больше возьмем и инфрарадия, вот как получается!

Инфрарадий надо уложить так, чтобы его со всех сторон закрывал слой ультразолота, и тогда до него не доберется никакое космическое излучение, мы можем быть совершенно спокойны.

Если бы я была писателем, я, может быть, и описала бы радость Вадима Сергеевича, когда он прочитал эту радиограмму. Но я не умею так писать, да и не хочу много говорить об этом. Тем более, что Вадим Сергеевич часто заставляет меня краснеть. Получается так, что если у него какая-нибудь радость, так первое, что он делает, — это бросается меня целовать. Может быть, я и не сказала бы ему ничего, я понимаю, как это бывает, когда случается что-либо очень приятное и просто не помнишь себя от радости. Но нельзя же так по-сумасшедшему, будто он только и ждет случая!.. И как тут не сконфузиться (пусть даже это мне и приятно!), если товарищ Ван после таких выходок Вадима Сергеевича вдруг говорит:

— Инфрарадий — очень хорошо. Упаковка ультразолотом — тоже хорошо. Делаю новое открытие, Николай Петрович.

— Какое, Ван? — улыбнулся Николай Петрович, как будто заранее зная, в чем дело.

— Мое открытие, скажу, — инфрапоцелуй. Не шучу. Как только новости с инфрарадием, Вадим радуется — целует Галю. Почему так? Влияет, предполагаю, инфрарадий. Поцелуй — его результат. Научное название — инфрапоцелуй. Запишите мое открытие в журнал, почтительно прошу.

Конечно, Николай Петрович рассмеялся.

Ну, а мне-то каково?..

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,

которая, по замыслу автора, должна была быть заключительной, так как она описывает не только подготовка экспедиции к возвращению на Землю, но и вылет астроплана с Венеры в обратный путь

Дни подготовки к обратному полету проходили с непостижимой быстротой — вероятно, потому, что с утра и до поздней ночи они были заполнены напряженной работой. Путешественники знали, что в короткий срок им предстоит не только выполнить все, входившее в круг их обычных обязанностей, но и высвободить астроплан из скал, которые прочно удерживали его на дне ущелья.

Для осуществления смелого плана Ван Луна надо было предварительно выяснить, каков уровень воды в реке в том месте, где ее старое русло преграждено каменной грядой, какова структура скалистой плотины, удерживавшей напор воды, как разрушить эту естественную плотину в нужный момент, чтобы вся масса воды стремительно наполнила все наше неширокое ущелье и, вытолкнув астроплан из западни, образованной скалами, вынесла его в море… Да и вообще хватит ли в реке воды для выполнения этого рискованного плана? Ведь речь шла не о лодке, не о каком-то маленьком предмете, а о большом межпланетном корабле, да еще стиснутом скалами.

Благоприятным было только одно обстоятельство. Скалы зажимали кормовую, более узкую, часть астроплана, который лежал в ущелье так, что его нос был направлен в сторону моря. Если поток воды окажется достаточно мощным, то, ударив в кормовую часть корабля, он сравнительно легко должен был бы вытолкнуть астроплан из скал и понести его по ущелью дальше, к морю. Но все это пока оставалось только предположением, которое нужно было подкрепить точными расчетами. А расчеты требовали тщательного изучения скалистой плотины, измерения уровня воды, удерживаемой ею, и многих других наблюдений.

Поэтому в первые же дни подготовки в верхнюю часть ущелья отправился вооруженный отряд исследователей в составе Вадима Сокола, Ван Луна и Галины Рыжко. Задача, которую поставил перед ними академик Рындин, сводилась к следующему: не отвлекаясь никакими посторонними наблюдениями, измерить естественную плотину, сделать промеры воды, установив наиболее удобные способы взрыва плотины. И, конечно, подготовить все к такому взрыву как можно быстрее, чтобы к 16 февраля корабль находился уже не в ущелье, а на поверхности моря.

Озабоченность не покидала в эти дни Николая Петровича. Он ясно представлял себе трудности, стоявшие перед экспедицией в связи с новым, предельно сжатым сроком приготовлений к отлету. Беспокоила его и погода, которая заметно ухудшалась. Было очень похоже, что приближался период ливней. Небо набухало влагой, потемневшие тяжелые тучи тянулись бесконечной чередой над ущельем — и казалось, что с каждым днем они нависают все ниже я ниже. Несколько раз проходили небольшие грозы — я в этом также могла таиться серьезная опасность.

— Если начнутся продолжительные ливни, — делился своими опасениями с товарищами Николай Петрович, — то мы будем заперты в астроплане. Тогда нечего и думать о работе у плотины. А если к тому же природа Венеры наградит нас еще и сильными грозами, то положение, боюсь, осложнится еще больше. Молнии могут оказаться очень опасными для нас.

— Но ведь здесь, на дне ущелья, молнии не доберутся до корабля, Николай Петрович, — возразила Галя Рыжко.

— Дело не в этом, — ответил Рындин. — Я не боюсь прямого удара молнии в астроплан. Кроме всего прочего, у нас есть неплохой громоотвод — наш зонд-антенна. Но каждая молния — сложное и. небезопасное для нас электрическое явление. Во время грозы в воздухе могут появляться свободные блуждающие электрические заряды. А разве мы знаем, как будет реагировать на них собранный нами инфрарадий?

— А наше ультразолотое бронирование? Ведь оно должно защищать инфрарадий от всяких посторонних влияний, — удивилась Галя, которой казалось, что теперь об инфрарадий нечего и говорить.

— Надеюсь, что будет именно так, — подтвердил Рындин. — Но все это только предположения, и мы обязаны ко всему относиться критически, друг мои. Лучше подумать и взвесить заранее, чем оказаться перед неприятной неожиданностью. Во всяком случае, хорошо, что мы почти уже справились с упаковкой инфрарадия, спасибо нашему Вану!

Действительно, Ван Лун помог и здесь своим новым простым и остроумным предложением. Тяжелое ультразолото оказалось очень мягким металлом, его можно было не только ковать, но и легко расплющивать. Ван Лун установил около скалы электрический молот. Самородки ультразолота почти мгновенно расплющивались под частыми ударами электрического молота и превращались в тонкие лепешки. Они легко сращивались друг с другом под ударами молота, образуя довольно большие пластины. Ван Лун укреплял их вдоль стен склада, куда сносили инфрарадий, устилал ими пол, выкладывал потолок.