— А может быть, лучше мне взяться за это? Я технику знаю и видел, как Виктор работал, — возразил Ковалев.

— На аппаратах могут самостоятельно работать только геологи! — бросил Грибов с раздражением. — Что ты будешь снимать? Все равно тебе нужна нянька.

— Ну, тогда установим сроки, когда мы обсудим статью, — не унимался Ковалев.

В его прищуренных глазах Грибов увидел глубокое недоверие.

— Допустим, на аппараты десять дней, на статью еще десять, — сказал Грибов, не повышая голоса, и вышел в лабораторию.

— Десять дней — невелик срок. Посмотрим, как он возьмется за дело, сказал летчик за его спиной.

В тот же вечер, разбирая вместе с Тасей папки Виктора, Грибов неожиданно спросил:

— Скажите, Тася, довольны мной товарищи?

Тася смутилась. Кажется, это был первый вопрос Грибова, не относящийся к математике. Отвечать честно или щадить Александра Григорьевича?

— С вами трудно, — тихо сказала она. — Вы… отделяете себя. Про вас говорят: "Его прислали сюда служить, а он держится, как будто станцию подарили ему".

— Кто говорит? Ковалев?

Тася почувствовала, что перед ней приоткрылась дверка в сердце Грибова. Можно было сказать "да", ругнуть Ковалева и вступить в союз с начальником, польстив его самолюбию. Но нет, Тася не хочет дружбы, основанной на слабостях. Она не унизит Грибова, потакая ему.

— Все так думают, — сказала она громко. — И я тоже, если хотите знать! Она высоко подняла голову, но не видела ничего, слезы туманили ей глаза.

— Хорошо, — отозвался Грибов сухо. — Можете идти. Мы закончим завтра.

4

Грибов лежал на спине. Глаза его были широко раскрыты. Он глядел на синий прямоугольник окна. Начинался рассвет. Из тьмы проступили пазы бревенчатых стен, тумбочка, спинка кровати. За перегородкой ворочался и скрежетал зубами во сне Ковалев. Прежде в соседней комнате спал и Виктор… О нем, ушедшем, и раздумывал Грибов сейчас.

Виктор победил дважды — как специалист и как человек. Виктора все любили, а его, оказывается, считают зазнайкой. Как сказала Тася: "Держится, как будто ему подарили эту станцию"… Несправедливые, слепые люди! Его считают эгоистом, а для него выше всего работа. Почему они не заметили? Потому что он не хвастался, не говорил красивых слов? Впрочем, слова никого не убедят. Доказывать нужно делом. А как? Он выполнит обещание, через двадцать дней напишет статью, через десять выйдет в поле с аппаратом. За десять дней изучить подземную съемку — задача не из легких. Так зачем он теряет время? Скоро утро. Сегодня ему уже не заснуть…

По ночам движок не работал — электричества на станции не было. Грибов зажег жужжащий фонарь, поставил на стол аппараты — большой с экраном и один из маленьких, вынул из-под крышки инструкции, разложил найденные вечером конспекты Виктора.

— Романтика кончилась! Начинается технология, — сказал он вслух, беря в руки отвертку.

Он не понимал, что дорогая ему романтика смелой мысли нужна ученому всегда при обдумывании фактов. И безразлично, как добыты факты: увидены глазами или записаны прибором.

Вздохнув, Грибов начал отвинчивать первый винт. С непривычки отвертка соскакивала, винты выскальзывали из пальцев. Перед ним открылся хаос переплетенных проводов — желтых, красных, белых, коричневых, коробки и пластины — металлические, черные эбонитовые, из навощенного картона и прозрачные — с паутинным узором печатных схем. Кристаллы — громадные, искусственно выращенные, и мелкая кристаллическая пыль, тяжеловесные магниты и нежные лампы. Грибову стало страшновато.

Как разобраться? Он уже не верил в себя так, как неделю назад.

Однако разобраться было нужно. "Попробуем по инструкции", — сказал он себе и начал читать с первой страницы.

Общие сведения об аппарате ЦП-67

Аппарат ЦП-67 предназначен для просвечивания земных недр, подземной и подводной геологической съемки, для поисков полезных ископаемых — твердых, жидких и газообразных, для определения состава, структуры и физического состояния горных пород, находящихся в глубинах.

Аппарат ЦП-67 состоит из следующих основных частей:

* блока питания,

* генератора просвечивающих лучей,

* излучателя с магнитной линзой,

* приемника с усилителем,

* канала фотозаписи,

* канала изображения… "

Где же здесь эти каналы и блоки?" — спрашивал себя Грибов, глядя на путаницу ламп и проводов.

Развернув приложенную к инструкции схему и с трудом припоминая давнишние занятия в кружке радиолюбителей, он начал сличать блоки, сопротивления и емкости на схеме и в аппарате.

Постепенно дело пошло на лад. Устройство аппарата уже не казалось таким таинственным. Грибов отыскивал детали все быстрее, с удовольствием постукивал по ним отверткой, приговаривая:

— Это главный переключатель. Точно! Тут включаем фотозапись, а сюда канал изображения. Так я присоединяю его, тут настраиваю частоту, здесь изменяю направление. Возьмем угол, для примера двенадцать градусов… установили, включаем…

И вдруг голубая искра озарила аппарат. Что-то зашипело, задымилось. Запахло горелой резиной. Ровный электрический гул постепенно затих, померкли красноватые огоньки контрольных лампочек.

Грибов покраснел и закусил губу. Кто знает, что там случилось в темном дремучем лесу емкостей и сопротивлений?

Он пощелкал выключателем, лампочки не загорались. Вывинтил предохранители, глянул на свет… но нет, проволочки были целы.

Может быть, все разобрать и снова собрать? Но что это даст? Грибов в растерянности глядел на мертвый аппарат.

— Омметр возьми!

Грибов вздрогнул и обернулся. В дверях стоял Ковалев. Надо же было ему явиться как раз теперь!

— Почему не спишь? — спросил начальник станции с неудовольствием.

— Я говорю, сопротивление надо измерить, — повторил Ковалев. Подойдя к столу, он вынул из чемоданчика для инструментов прибор с подвижной стрелкой, похожий на пенал. — Вот смотри, как это проверяется, запоминай.

Он оттеснил Грибова и начал прикасаться проволочками прибора к различным зажимам. Чувствительная стрелка колыхалась, отмечая неповрежденные места. Но вот найдена точка, где цепь порвана. Стрелка лежит неподвижно.

— Ну, вот и все. Пустяки: сгорело сопротивление. — Ковалев показал маленький цилиндрик, выкрашенный зеленой краской. — После завтрака пойдем в ангар, у меня там паяльная лампа. Наладим быстренько.

— Я не знал, что ты так разбираешься, — с усилием, преодолевая самолюбие, выговорил Грибов.

— У меня на вертолете электрика посложнее. Приходится разбираться.

— Дай теперь я сам проверю.

Грибов ожидал попреков — вот, мол, взялся не за свое дело, портишь, ломаешь, тебе же говорили… Но летчик не воспользовался его промахом.

— Конечно, проверяй сам, — сказал он. — Технику изучают руками. Тут одной головой не обойдешься. Мало запомнить — нужно покрутить, сломать и исправить. Только не трогай ничего под током. Высокое напряжение — не игрушка. Ударит не обрадуешься.

5

На восьмой день, несколько ранее назначенного срока, Грибов вылетел на вулкан с аппаратом.

Вокруг Горелой сопки на десятки километров все почернело. Скрытый под теплым пеплом снег таял, и по склонам бежали ручейки. Ели в лесу стояли серые, словно после пожара, ветви их ломались под тяжестью пепла. После взрыва, во время которого погиб Виктор, три боковых кратера слились в один. На боку горы образовалась как бы рваная рана. Из нее непрерывно шла густая, вязкая лава. Сползая по склонам, она постепенно застывала, превращаясь из густого теста в поток горячих, грохочущих камней. А по ночам над кратером виднелось бледное зарево, очень похожее на ночное зарево большого города.

Ковалев посадил вертолет в том же овраге и вынес аппарат на тот же склон, где его устанавливал последний раз Виктор. Летчик ревниво следил за Грибовым, то и дело поправляя его:

×
×