Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.1

— Тетя Миля, не помешал? — спросил Малыш.

— Здравствуйте, — сказал патриций, который уже раза два или три здоровался с Малышом. — Мне говорили, что доктор Павлыш выпускает стенную газету? Это правда?

— Доктор Павлыш в настоящее время не выпускает стенную газету, а в тысячный раз в завуалированной форме объясняется в любви Снежине Пановой. Вы можете это проверить, соединившись с ее каютой по внутренней связи. Но соединяться не советую. Павлыш очень сильный и вспыльчивый человек.

— О да, я знаю! — искренне воскликнул патриций. — Он же разгромил отряд Бессмертного. Это войдет в историю. Я ее пишу.

— Не забудьте про меня, я тоже громил отряд Бессмертного — в основном в качестве наблюдателя.

— Ни одно имя не будет забыто, — заверил его патриций.

— Кстати, был тут один, писал историю…

— Вы не знаете, где первая часть мемуаров Ранмакана? Они представляют историческую ценность.

— У Кудараускаса.

— Не могу я согласиться, до сих пор не согласна, — вмешалась в разговор тетя Миля. — Ну почему его не оживили? Я понимаю — Бессмертный, генерал…

— А чем Ранмакан лучше их?

— Слабый он был человек, неуверенный. А так в нем и хорошее было.

— А я тоже голосовал за то, чтобы не оживлять Ранмакана, — сказал патриций. — Я понимаю, это жестоко — убивать людей. Вернее, лишать их права на жизнь, даже если они это право потеряли, умерев. То есть умерли и этим лишились… Другими словами, после насильственной смерти, вызванной…

Патриций замолчал, стараясь привести в порядок мысли.

— Понятно, чего уж там, — заключил Малыш. — Ранмакан — не Феникс. То — птица благородная.

— Феникс?

— Мифологическая птица. Она возрождается в огне.

— Да-да. Возрождается. И Ранмакана мы бы возродили. И этим предали бы память о профессоре Кори и о механике Антипине. Ведь смерть для них окончательна. Ни одной клетки, ни одной капли крови от них не осталось.

— Ваше дело, — сказала тетя Миля. — Но, по-моему, каждого человека перевоспитать можно.

— Это на планете корон можно, — не согласился Малыш. — И у нас, на Земле, скоро можно будет. Здесь еще нельзя. Здесь людям еще хочется найти себе хозяина, здесь слишком много значит понятие силы — прошлое так близко, что, впусти его палец в щель, оно войдет и усядется посреди комнаты. А рядом с силой присядет и предательство — слабость, которая ради того, чтобы примазаться к силе, готова топтать ногами еще более слабых. Ранмакан опаснее генералов. Генералы видны издали — они откровенны. Ты сразу знаешь, чего от таких ждать, а Ранмакан играл со мной в шашки и в нарды. И заведовал мастерской. И был один из нас… Что-то я разговорился.

— Ну, собирайтесь, молодые люди, — напомнила тетя Миля. — Сейчас объявят о готовности. Большой прыжок.

— Всем членам экипажа. Начинается первый разгон, — сказал капитан Загребин по внутренней связи. — Разгон начнется через сорок четыре минуты. Перегрузки — три — четыре g. Пассажиров просят занять амортизационные ванны. После окончания разгона — ужин. В кают-компании начнется розыгрыш первенства «Сегежи» по шахматам.

Динамик щелкнул и отключился.

Закон для дракона

…Вся Африка наполнена слонами, львами, барсами, верблюдами, обезьянами, змиями, драконами, страусами, казуриями и многими другими лютыми зверями, которые не только проезжим, но и жителям самим наскучили.

Иван Стафенгенден. «География», С. — Петербург, 1753 год

1

Павлыш проснулся за десять секунд до того, как по внутренней связи его вызвали на мостик. Проснулся, потому что работали вспомогательные двигатели. Если не жить долгие месяцы внутри громадного волчка, который стремительно ввинчивается в пустоту, почти неуловимый гул вспомогательных двигателей не вызовет тревоги. Но еще не зная, что произошло, Павлыш сел на койке и, не открывая глаз, прислушался. А через десять секунд щелкнул динамик, и голос капитана произнес:

— Павлыш, поднимитесь ко мне.

Капитан сказал это сухо, быстро, словно был занят чем-то совсем иным, когда рука протянулась к кнопке вызова. Капитан оторвался от своих дел ровно на столько, чтобы сказать четыре слова.

Снова щелчок. Тихо. Лишь настырно, тревожно, как еле слышная пожарная сирена, гудят вспомогательные двигатели — корабль меняет курс.

В штурманском углу мостика горел свет. Глеб Бауэр рассматривал на экране звездный атлас. Капитан стоял у пульта и курил, слушая по связи старшего механика. Потом ответил:

— Надо сделать так, чтобы хватило. Мы не можем задерживаться.

— Привет, доктор, — сказал Глеб.

Павлыш увидел на экране перед Бауэром объемный снимок планеты. Сквозь завихрения циклонов проглядывали зеленые и голубые пятна.

— Что случилось? — спросил он тихо, чтобы не отвлекать капитана.

— Берем больного. Срочный вызов, — ответил Бауэр.

Капитан набирал на пульте данные, которые передали механики.

— Должно получиться, — решил он наконец.

Он отошел от пульта и показал Павлышу на потертое «капитанское» кресло, в котором сам никогда не сидел, но как хозяин непременно предлагал посетителям. «Попасть в кресло» означало серьезный и не всегда приятный разговор.

— Садитесь и прочтите, что мы от них получили. Немного, правда, но вы поймете.

Павлыш уселся в кресло и повернулся к экрану, где возникли голубые буквы гравиграмм.

«БАЗА–14 КОСМИЧЕСКОМУ КОРАБЛЮ „СЕГЕЖА“. СРОЧНО.

СТАНЦИЯ НА КЛЕРЕНЕ ЗАПРАШИВАЕТ МЕДИЦИНСКУЮ ПОМОЩЬ. КРОМЕ ВАС, В СЕКТОРЕ НИКОГО НЕТ. СООБЩИТЕ ВОЗМОЖНОСТИ».

Вторая гравиграмма:

«БАЗА–14 КОСМИЧЕСКОМУ КОРАБЛЮ „СЕГЕЖА“. СРОЧНО.

ВАШ ЗАПРОС СООБЩАЕМ. СВЯЗЬ С КЛЕРЕНОЙ НЕУСТОЙЧИВА. ПОДРОБНОСТИ НЕИЗВЕСТНЫ. ДАЕМ ПОЗЫВНЫЕ СТАНЦИИ. ЕСЛИ НЕ СМОЖЕТЕ ОКАЗАТЬ ПОМОЩЬ СВОИМИ СИЛАМИ, ИНФОРМИРУЙТЕ БАЗУ».

Третьей шла гравиграмма с Клерены.

«РАДЫ, ЧТО ВЫШЛИ НА СВЯЗЬ. ЕСТЬ ПОСТРАДАВШИЕ. ВРАЧ ТЯЖЕЛОМ СОСТОЯНИИ. ЖЕЛАТЕЛЬНА ЭВАКУАЦИЯ. НА СТАНЦИИ СПАСАТЕЛЬНЫЙ КАТЕР. МОЖЕМ ВСТРЕТИТЬ ОРБИТЕ».

В следующей гравиграмме Клерена сообщала данные для корабля о месте и времени встречи, затем возник текст, имевший прямое отношение к Павлышу:

«…ВАШ ЗАПРОС СОСТОЯНИИ ОСТАЛЬНЫХ ПОСТРАДАВШИХ СООБЩАЕМ: СПРАВИМСЯ СВОИМИ СИЛАМИ. ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПРИСЛАТЬ ВРАЧА ПРИНИМАЕМ БЛАГОДАРНОСТЬЮ. РАБОТАЕМ СЛОЖНОЙ ОБСТАНОВКЕ. ДОКЛАД ПРИШЛЕМ КАТЕРОМ».

Капитан увидел, что Павлыш дочитывает последнюю гравиграмму.

— Извини, — сказал он, — что не разбудил сразу. Решили, что не откажешься. Подарили полчаса сна — царский подарок.

Павлыш кивнул.

— Но, впрочем, отказаться не поздно…

— Если сомневаешься, — вмешался Бауэр, — я с удовольствием тебя заменю. Я даже больше похож на доктора. Для этой роли ты выглядишь слишком легкомысленно.

— Когда рандеву с катером? — спросил Павлыш.

— Сегодня вечером. В двадцать двадцать.

— А характер ранений доктора… и что там за сложности?

— Через полчаса снова выйдем на связь. Милош справится здесь без тебя?

— Он летом проходил переподготовку. К тому же у нас хорошая аппаратура и связь с базой — всегда можно получить консультацию.

— Я так и думал, — сказал капитан с облегчением.

— Сколько я там пробуду? — спросил Павлыш.

— Месяца два, — предположил капитан. — Если будет плохо, придется сворачивать станцию.

2

Как только сообщили, что катер поднялся с планеты, Павлыш поспешил к переходнику. На то, чтобы выгрузить раненого и взять Павлыша, было отведено шесть минут. Бауэр шел сзади, катил контейнер с медикаментами и вещами, нужными на станции, и вслух завидовал. Следом вышагивал Милош и повторял, как урок: «Второй ящик слева, в правом углу…» Он не столько опасался, что забыл, как лечить, страшнее забыть, где что лежит.