– Если бы старик Тох был all right, он бы, небось, не развозил чертей по свету… не разводил бы их по всем островам, как блох на фуфайке. Йенс, за то время, пока я у него работал, он их развел – вот не совру – несколько тысяч. Старый Тох продал свою душу, парень. И я знаю, чем за нее эти черти платят. Рубинами, жемчугом и тому подобными вещами. Ну конечно, даром он бы это не стал делать.

Йенс Йенсен побагровел.

– А твое какое дело? – заревел он и хлопнул кулаком по столу. – Занимайся своими погаными делами!

Маленький Дингль даже вскочил от испуга.

– Слушай, ну, – залепетал он в смятении, – ну зачем ты так вот сразу… я же просто рассказываю, что видел. Если хочешь, можешь считать, что мне все это показалось. Ну вот ради тебя, Йенсен, могу сказать, что это просто тот самый делириум. Ты на меня, Йенсен, не злись. Ты же знаешь, что со мной такое уже было однажды во Фриско. Тяжелый случай, говорил тогда доктор в Sailor-hospital. Дружище, мне ей-богу казалось, что я этих ящеров, или чертей, или бог знает кого видел своими глазами. Но на самом деле их не было.

– Было, Пат, – мрачно сказал швед. – Я их видел.

– Да нет же, Йенс, – уговаривал его Дингль, – у тебя тоже был делириум. Старина Тох – all right… вот только не нужно ему развозить чертей по всему миру. Знаешь что? Когда я приеду домой, я закажу мессу за его душу. Чтоб я провалился, Йенсен, если я этого не сделаю.

– В нашей конфессии, – задумчиво прогудел Йенсен, – так не делают. А ты как думаешь, Пат, если за кого-то отслужить мессу, это ему поможет?

– Да, конечно, это уж как пить дать! – выкрикнул ирландец. – Мне самому рассказывали о случаях, когда это помогло… даже в самых тяжелых случаях. Против чертей там и тому подобное, ясно?

– Тогда я тоже закажу католическую мессу, – решился Йенс Йенсен. – За капитана ван Тоха. Только я ее закажу прямо здесь, в Марселе. Надеюсь, что тут в большом соборе на нее дадут скидку. Ну, устроят по оптовой цене.

– Может быть. Но ирландская месса лучше. У нас, дружище, такие чертовски умелые монахи, что прямо колдовать могут. Прямо как факиры какие-нибудь или язычники.

– Послушай-ка, Пат, – сказал Йенсен, – я бы тебе на эту мессу дал двенадцать франков. Вот только ты же, брат, их пропьешь, я тебя знаю.

– Йенс, я такой грех на душу не возьму… А впрочем, погоди-ка! Чтобы ты мне верил, я тебе на эти двенадцать франков дам расписку, хочешь?

– Это можно, – ответил швед, любивший порядок во всем.

Дингль взял откуда-то листок бумаги, карандаш и разложил их на столе.

– Ну, что мне там написать?

Йенс Йенсен поглядел ему через плечо.

– Ну, напиши наверху, что это вроде как расписка.

Дингль медленно, высунув от напряжения язык и слюнявя карандаш, накарябал:

Расписка

Дано в патверждение тово, што получил от Енса Енсена за месу за душу каптана Тоха двина 12 франков

Пат Дингль

– Вот так правильно? – неуверенно спросил Дингль. – А у кого из нас этот документ должен храниться?

– Да у тебя, конечно, придурок, – уверенно ответил швед, – ты ведь это для того писал, чтобы не забыть, что получил от меня деньги.

Полученные двенадцать франков Дингль пропил в Гавре, откуда вместо Ирландии отправился в Джибути; короче говоря, месса отслужена не была и никакие высшие силы вследствие этого не вмешались в естественный ход событий.

Глава 6

Яхта в лагуне

Мистер Эйб Леб, прищурившись, глядел на закат солнца; он хотел бы подобрать слова, чтобы выразить все, что думает об этой красоте, но его малютка Ли – она же мисс Лили Вэллей, по документам Лилиан Новак, а проще говоря, златовласая Ли, Белая Лилия, длинноногая Лилиан и прочая, и прочая – много у нее было имен в ее семнадцать лет – спала на теплом песке, укутанная в мохнатый купальный халат и свернувшись в клубочек, как спящая собачонка. Потому Эйб не сказал ни слова о том, как красив этот мир, и лишь вздохнул, шевеля пальцами босых ног, чтобы поскорее счистить с них остатки песка. Неподалеку в море стояла на якоре яхта «Глория Пикфорд»; яхту эту Эйб получил от папаши Леба в награду за успех на экзаменах в университете. Папаша Леб клевый чувак. Джесс Леб, киномагнат и так далее. «Эйб, возьми с собой пару друзей – ну, или подружек – и поезжай посмотри на белый свет» – так сказал старик. Папаша Джесс просто классный. В общем, теперь там, на перламутровой глади моря, стоит «Глория Пикфорд», а тут, на теплом песке, спит малютка Ли. Эйб вздохнул от нахлынувшего счастья. Спит как младенец, моя бедняжка. Эйб почувствовал страстное желание защитить ее от чего-нибудь. «Наверное, надо бы и вправду на ней жениться», – подумал молодой мистер Леб, и его сердце сжалось от прекрасного и мучительного чувства, сложенного из твердой решимости и страха. Мамаша Леб наверняка на это не согласится, а папаша Леб только руками разведет: «Ты, Эйб, совсем с дуба рухнул». Родителям просто никогда не понять детей, вот и все. Вздыхая от нежности, Эйб прикрыл кончиком купального халата снежно-белую лодыжку малютки Ли. «Как глупо, – подумал он в странном смущении, – что у меня такие ужасно волосатые ноги!»

Господи, какая же вокруг красота, какая красота! Жаль, что Ли этого не видит. Мистер Эйб залюбовался на совершенную линию ее бедра и по какой-то неясной ассоциации подумал вдруг об искусстве. Ведь малютка Ли – художник. Художник кино. Вернее сказать, киноактриса. Правда, она еще не играла ни в одной кинокартине, но твердо решила сделаться самой яркой кинозвездой всех времен и народов; а если Ли что-то решит твердо, то она это точно сделает. Именно этого мамаша Леб и не понимает: артистка – это… это артистка, она не может быть такой, как другие девушки. «К тому же другие девушки ничуть не лучше, – решительно подумал мистер Эйб, – вот, к примеру, эта Джуди на яхте, богатая девчонка, – я ведь знаю, что Фред ходит к ней в каюту. Каждую ночь ходит, в то время как я и Ли… Нет, Ли просто не такая! Я рад за бейсболиста Фреда, – великодушно подумал Эйб, – он однокурсник, в конце концов. Но каждую ночь… это такую богатую девушку не красит. Я имею в виду, девушку из такой семьи, как Джуди. А ведь она даже не актриса». (О чем только не шушукаются иногда эти девчонки, – вспомнил вдруг Эйб, – как при этом у них горят глаза, как они хихикают – вот я с Фредом обо всем таком никогда не болтаю».) (Ли не стоит пить столько коктейлей, а то она сама не понимает, что говорит.) (Вот, например, сегодня после обеда это было явно лишним. Я имею в виду их спор с Джуди о том, у кого ноги красивее. Да ведь всем понятно, что у Ли. Я это знаю.) (А Фреду не нужно было выдвигать свою дурацкую идею – устроить конкурс красоты ног. Где-нибудь еще на Палм-Бич такое можно устраивать, но в хорошем обществе – нет. И не нужно было девушкам так высоко задирать юбку. Это уже, собственно, не только ноги получались… По крайней мере, Ли не нужно было этого делать. Перед Фредом-то! И такой богатой девушке, как Джуди, тоже не нужно было.) (А мне, кажется, не нужно было приглашать капитана в жюри. Глупость это была. Капитан весь покраснел, усы у него встопорщились, говорит – извините, сэр, – и дверью хлопнул. Неприятно. Страсть как неприятно. И, кстати, капитан не должен быть таким грубым. В конце концов, это ведь моя яхта, или нет?) (Ну, правда, у капитана нет с собой никакой малютки; разве ему, бедняге, понравится смотреть на подобные вещи? Ну, в том смысле, что он-то одинок.) (А почему Ли заплакала, когда Фред сказал, что у Джуди ноги красивее? Она говорила потом, что Фред ужасно невоспитанный и мешает ей радоваться путешествию… Бедняжка Ли!) (Ну вот, а теперь девушки друг с другом даже не разговаривают. А когда я хотел поговорить с Фредом, Джуди позвала его к себе, и он побежал, как собачонка. А ведь Фред все-таки – мой лучший друг. Ну, понятно, что, раз он парень Джуди, он не может не сказать, что у нее ноги красивее! Но мог бы не говорить этого так категорично. Это ведь нетактично к бедняжке Ли; Ли права, когда говорит, что Фред самовлюбленный чурбан. Чурбан, вот именно.) (И вообще я всю поездку представлял себе по-другому. Черт бы его взял, этого Фреда!)

Предыдущая страница Следующая страница
×
×