– Ну, как выглядит… Как черт. Я его видел один раз… То есть – только голову. Возвращался в шлюпке от мыса Хаарлем… и вдруг из-под воды передо мной – раз! – высовывается такая башка…

– Ну и что? На что она похожа-то?

– Черепушка у него… ну как у батака, сэр, только совершенно лысая.

– А это, часом, не батак был?

– Нет, сэр. В том месте никаких батаков нет – ни один не полезет в воду. А потом… Потом оно начало моргать нижними веками, сэр. – Метис содрогнулся от ужаса. – Нижними веками, которые закрывают весь глаз. Вот такой вот тапа.

Капитан Я. ван Тох повертел в толстых пальцах стакан с пальмовым вином.

– А ты, часом, пьян не был, а? В стельку, как обычно?

– Был, конечно. Как бы иначе я туда поплыл? Батакам не нравится, если кто-нибудь этих… чертей беспокоит.

Капитан ван Тох покачал головой:

– Никаких чертей нет, братишка. А если бы они и были, то похожи бы были на европейцев. Это, наверное, рыба была или вроде того.

– Ага, рыба… – заикаясь, принялся возражать метис. – У рыбы, сэр, рук нет. Я ведь, сэр, не батак, я в школу ходил в Бадьюнге… Я еще, наверное, помню десять заповедей и иную науку и так вам скажу: образованный человек всегда отличит черта от животного. Вот спросите у батаков, сэр.

– Это все суеверия дикарей, – заявил капитан, наслаждаясь чувством превосходства человека образованного. – С научной точки зрения это чушь. Черт никак не может жить в воде. Что ему там делать? Мы, братишка, не можем верить всему, что болтают туземцы. Кто-то назвал этот залив заливом Дьявола, ну вот с тех пор батаки его и боятся. Вот и всё, – уверенно сказал капитан и хлопнул пухлой ладонью по столу. – Ничего там нет, братишка, это наукой доказано.

– Да, сэр, – согласился метис, ходивший в школу в Бадьюнге. – Но никакому разумному человеку в заливе Дьявола делать нечего.

Капитан Я. ван Тох побагровел.

– Что? – взревел он. – Ты, грязный кубу, придумал себе, будто я побоюсь твоих чертей? Вот увидишь! – сказал он, поднимая со стула все солидные двести фунтов своего тела. – У меня дела есть, я тут с тобой прохлаждаться не намерен. Но заруби себе на носу одно: в голландских колониях никаких чертей нет; если где-то они и есть, то только во французских. Там, быть может, они и есть. А теперь позови-ка мне старосту этого чертова кампонга.

Указанного сановника искать долго не пришлось: он сидел на корточках рядом с лавкой метиса и жевал сахарный тростник. Это был пожилой и при этом совершенно голый человек, гораздо более тощий, чем его коллеги-бургомистры в Европе. Немного позади, сохраняя подобающую дистанцию, сидела на корточках вся деревня, включая женщин и детей, очевидно ожидая, что ее будут снимать на фотоаппарат.

– Послушай, братишка, – обратился капитан ван Тох к нему по-малайски (он мог с тем же успехом обратиться по-голландски или по-английски, поскольку достопочтенный престарелый батак ни слова не знал по-малайски, так что всю речь капитана от начала до конца пришлось переводить метису; но по каким-то своим соображениям капитан все же посчитал малайский язык более подходящим). – Послушай, братишка, мне нужны несколько больших, сильных, мужественных ребят, которые со мной отправились бы на промысел. Промысел, понимаешь?

Метис перевел эти слова, а староста в знак понимания покивал ему головой, после чего обратился к широкой публике с речью, которая по всем признакам пользовалась явным успехом.

– Староста говорит, – перевел метис, – что вся деревня пойдет с туаном капитаном на промысел – куда угодно, куда прикажет туан.

– Ну вот. Скажи им теперь, что мы пойдем ловить раковины в залив Дьявола.

За этими словами последовало взволнованное обсуждение с участием всей деревни – в особенности старух. По прошествии четверти часа метис обратился к капитану:

– Сэр, они говорят, что в залив Дьявола идти нельзя.

Лицо капитана вновь начало багроветь.

– А почему нельзя?

Метис пожал плечами:

– Потому что там тапа-тапа. Черти, сэр.

Багровое лицо капитана начало приобретать фиолетовый оттенок.

– Тогда скажи им, что, если они не пойдут… я выбью у них все зубы… отрежу уши… повешу всех… и сожгу весь этот вшивый кампонг, понял?

Метис честно перевел все сказанное, после чего вновь началась живая дискуссия. Наконец метис обратился к капитану:

– Они говорят, сэр, что будут жаловаться в Паданге в полицию на угрозы со стороны туана. Говорят, что есть такие законы. Староста говорит, что так просто дела не оставит.

Капитан Я. ван Тох начал синеть.

– Тогда скажи ему, – заорал он, – что он… – Так без передышки капитан говорил около одиннадцати минут. Метис перевел все сказанное – насколько ему позволял словарный запас – и после очередного, хоть и длительного, но плодотворного совещания батаков перевел капитану:

– Они говорят, сэр, что готовы были бы отказаться от подачи иска в суд, если туан капитан заплатит штраф в местную казну. Говорят, – поколебавшись, сказал метис, – что сумма штрафа – двести рупий. Но, мне кажется, это многовато, сэр; предложите им пять.

Краска на лице капитана ван Тоха начала распадаться на отдельные красно-коричневые пятна. Начал он с предложения вырезать всех батаков на свете, потом согласился на триста пинков под зад и в конце концов готов был удовлетвориться тем, чтобы сделать из старосты чучело и выставить его в колониальном музее Амстердама; батаки же снизили свои претензии с двухсот рупий до железного насоса с колесом, а в конце концов выдвинули категорическое требование к капитану: в счет погашения штрафа отдать старосте бензиновую зажигалку. («Да отдайте вы ее, сэр, – уговаривал метис, – у меня таких зажигалок на складе три штуки, правда без фитилей».) Таким путем мир на Тана-Масе был восстановлен; капитан Я. ван Тох, однако, знал, что теперь на карту поставлен престиж белой расы.

После полудня от голландского судна «Кандон-Бандунг» отчалила шлюпка, в которой находились следующие лица: капитан Я. ван Тох, швед Йенсен, исландец Гудмундссон, финн Гиллемайнен и двое сингалезских ловцов жемчуга. Шлюпка направилась прямо в залив Дьявола. В три часа, когда отлив достиг своего пика, капитан стоял на берегу, шлюпка дрейфовала приблизительно в ста метрах от побережья, высматривая акул, а оба сингалеза с ножами в руках ждали сигнала для того, чтобы прыгнуть в воду.

– Ну, давай ты! – приказал капитан более высокому из них.

Голый сингалез вошел в воду, сделал несколько шагов по дну и нырнул. Капитан поглядел на часы.

Спустя четыре минуты и двадцать секунд примерно в шестидесяти метрах слева из воды показалась коричневая голова. С удивительной и отчаянной торопливостью, и притом будто бы будучи чем-то загипнотизированным, сингалез карабкался на скалы, держа в одной руке нож для разрезания раковин, а в другой – раковину жемчужницы.

Капитан нахмурился.

– Ну, что там такое? – резко спросил он.

Сингалез по-прежнему цеплялся за скалы, бессильно пытаясь что-то сказать и заикаясь при этом от ужаса.

– Что случилось? – крикнул капитан.

– Сагиб, сагиб… – выдавил из себя сингалез и повалился на берег, хрипло дыша. – Сагиб… сагиб…

– Что, акулы?

– Джинны! – простонал сингалез. – Там черти, сэр. Тысячи, тысячи чертей! – Он яростно тер глаза кулаками. – Сплошные черти, господин!

– Покажи-ка раковину, – приказал капитан и открыл ее ножом.

Внутри была маленькая чистая жемчужина.

– А больше ты ничего не нашел?

Сингалез вытащил еще три ракушки из мешочка, висевшего у него на шее.

– Там есть раковины, сэр, но эти черти их сторожат… Они на меня глядели, когда я срезал раковины…

Его курчавые волосы встали дыбом от удивления, перемешанного с ужасом.

– Сагиб, заклинаю: не надо здесь!

Капитан открыл раковины: две оказались пустыми, но в третьей нашлась жемчужина, размером с горох и круглая, как капля ртути. Капитан ван Тох смотрел то на жемчужину, то на сингалеза, скрючившегося на земле.

×
×