Реквием

Роберт Хайнлайн.

Реквием

На одном из островов Самоа на вершине высокой горы есть могила. И вот что вырезано на надгробной плите:

"К широкому небу лицом ввечеру

Положите меня, и я умру,

Я радостно жил и легко умру,

И нам завещаю одно

Написать на моей плите гробовой:

"Моряк из морей вернулся домой,

Охотник с гор вернулся домой,

Он там, куда шел давно"*.

[Р.Л. Стивенсон. "Завещание". Перевод А. Сергеева]

На пластинке от кислородного баллона, приколотой ножом к лунному грунту, нацарапаны те же строки.

Это была на редкость паршивая ярмарка. Скачки не сделало интереснее даже участие отпрыска знаменитого Дэна Патча. Раздосадованные торговцы закрывали лавки и палатки, окружавшие арену.

Шофер Д.Д. Харримана не рассчитывал останавливаться здесь. Сам Харриман направлялся в Канзас-Сити на совещание директоров. Шофера же заставляли спешить туда кое-какие делишки на Восемнадцатой Стрит. Но босс велел остановиться и даже вылез из машины.

В стороне от арены возвышалась ограда с увешанной флагами и транспарантами входной аркой. Красные с золотом буквы афиш зазывали:

Только у нас.

Лунная ракета!!!

Ракета в полете! Старт у Вас на глазах!

Дважды в день.

Человек ступил на Луну с борта точно такой ракеты!!!

Не упустите свой шанс прокатиться!!!

Вход - 50 центов.

Мальчик лет девяти-десяти бродил возле арки, разглядывая плакаты.

- Хочешь посмотреть ракету, сынок?

- Конечно, сэр, еще как! - глаза мальчугана заблестели.

- Я тоже хочу. Пойдем вместе.

Харриман заплатил за два розовых билетика, и они вошли.

Мальчишка целеустремленно тащил его за собой, схватив за руку.

Закинув голову, Харриман профессионально осмотрел яйцевидный корпус ракеты, ее единственное сопло, заметил пояс датчиков. Взглянул на название. На ярмарочно-красном фоне блестели золотые буквы: "Вольный". Он заплатил еще четвертак и поднялся в рубку.

Внутри было темновато из-за радиационных фильтров на иллюминаторах. Вскоре глаза привыкли к полумраку. С благоговением верующего в храме Харриман вглядывался в клавиши пульта и полукруг циферблатов над ним. Как все знакомо - сердце сжало.

Он еще стоял, весь покрытый испариной, отрешенно глядя на пульт, когда кто-то вошел и тронул его за рукав.

- Вынужден побеспокоить вас, сэр, нам нужно лететь.

- Что? - Харриман очнулся и посмотрел на вошедшего. Тот был дьявольски красив - правильной формы голова, мощные плечи, открытый взгляд, четкая линия губ, твердый подбородок.

- Простите, капитан.

- Ничего.

- Капитан... э-э...

- Макинтайр.

- Капитан Макинтайр, вы возьмете пассажира? - вдруг загорелся Харриман.

- Конечно, если хотите. Идемте со мной. Он проводил Харримана к стоящему недалеко от ворот наведу с надписью "Контора".

- Доктор, осмотрите пассажира.

Харриман вздрогнул, но подчинился врачу. Послушав сердце и смерив давление, доктор покачал головой.

- Плохо дело, доктор?

- Именно, капитан.

- Это от волнения, а сердце у меня крепкое, - Харриман переводил взгляд с одного на другого.

- Неужели? - Доктор понял брови. - Но дело не только в сердце. Кости в ваши годы становятся настолько хрупкими, что могут не выдержать стартовых перегрузок.

- Простите, сэр, - добавил капитан, - но ярмарочная ассоциация не разрешает мне брать в полет никого, кто мог бы не выдержать старта, для этого и врач.

- Так я и думал, - плечи старика поникли.

- Простите, сэр... - Макинтайр направился к ракете.

- Постойте, капитан, - догнал его Харриман. - Может пообедаете со мной после полета... вы и ваш бортинженер? Капитан посмотрел на него удивленно.

- Спасибо, не откажусь.

- Удивляюсь, капитан, почему вы ушли с Лунной трассы? Трехлетний "Хеннеси" и "Корона Коронас", а также жареные цыплята и горячий десерт сделали непринужденной беседу в кабинете лучшего в городке ресторана.

- Не понравилось мне там!

- Полно врать, Мак, ты же отлично помнишь, что правление вышвырнуло тебя, и за какие грехи, тоже помнишь, - бортинженер усердно накачивался коньяком.

Макинтайр помрачнел.

- А хоть бы и взял я с собой пару бутылок? Я даже рад такому концу, так мне осточертело вечно быть под присмотром А ты кто такой, чтобы читать мне мораль? Ты, контрабандист!

- Я? Я контрабандист? А кто бы удержался захватить на Землю пару камешков? Да у меня был бриллиант величиной с... Я бы и сейчас жил в Луна-Сити, если бы не попался. Что там твои бутылки... мальчики тебя угощают, девочки улыбаются предлагают... - он тихо заплакал, уронив голову.

- Напился, - Макинтайр потряс его. Харриман удержал капитана.

- Оставьте, лучше скажите, вы действительно были рады бросить Лунную трассу? Макинтайр закусил губу.

- Нет, конечно, Чарли прав. Но там стало все не так, как вначале. Мотаешься, как проклятый, спишь в гостиницах, ешь всякую пакость и где придется. То шериф наложит на ракету арест, а то какое-нибудь Общество Защиты чего-то там прицепится. Разве это жизнь для космонавта?

- А хотели бы вы вернуться на Луну?

- Да, пожалуй. Конечно, на Лунную трассу сразу не возьмут, но в Луна-Сити можно наняться для начала на рудовоз Компании. Для этих рейсов всегда не хватает пилотов, и на мое прошлое могут закрыть глаза. А там, если пойдет дело, и на Лунную трассу могут перевести.

Харриман поиграл ложкой.

- Надеюсь, вы примете мое предложение, - он посмотрел на капитана.

- Возможно. Какое?

- "Вольный" ваш корабль?

- Да, но маловато горючего.

- Я зафрахтую вашу ракету... если вы и Чарли согласитесь доставить меня на Луну.

- Мак, ты слышишь? - встрепенулся Чарли. - Он хочет, чтобы мы летели на Луну на этой старой лоханке.

- Не получится, мистер Харриман, корабль слишком старый, Макинтайр покачал головой. - Топливные баки текут, приходится использовать газойль и жидкий кислород вместо обычного горючего. Корабль все равно взорвется через несколько дней, хоть Чарли и чинит его постоянно.

- Мистер Харриман, а что если вам полететь на корабле Компании? - вставил Чарли.

- Нет, сынок, невозможно, - ответил, старик. - Ты ведь знаешь условия, на которых ООН дала Компании монополию на использование Луны? Не прошедших медицинскую комиссию в космос не выпускать! Компания несет полную ответственность за жизнь и здоровье людей в космосе. И если там кто-нибудь погибнет, монополии конец.