Дрожь

— Изабел, — напомнила я.

Оливия нахмурилась.

— Я осторожна. И вообще, после того как мы поругались, я его не видела. Мне пора. — Она замахала водителю автобуса. — Ты правда ни разу не превращалась в волчицу?

Теперь настал мой черед испепелять ее взглядом.

— Я никогда не вру тебе, Олив.

Долгое мгновение она молча смотрела на меня, потом сказала:

— Хочешь, поехали ко мне?

Вообще-то я ожидала услышать от нее какое-то подобие извинения. За то, что не верила мне. Не отвечала на мои звонки. Не разговаривала со мной. За то, что я так и не дождалась от нее слов «ты была права». Поэтому я ответила:

— Я жду Сэма.

— Ну ладно. Может, тогда как-нибудь на этой неделе?

Я похлопала глазами.

— Может быть.

Она вошла в автобус, превратилась в темный силуэт за стеклом, пробираясь к своему месту. Я думала, разговор с ней принесет мне какое-то... чувство завершенности, что ли, однако не испытывала ничего, кроме неясной тревоги. Мы с Сэмом столько времени убили на поиски Джека, а Оливия даже не собиралась подсказать нам, где его найти. Я не знала, что и думать.

На стоянку медленно въехал «бронко» и покатил в моем направлении. При виде сидящего за рулем Сэма меня охватило чувство покоя, которого не принес разговор с Оливией. Надо же было так радоваться при виде всего лишь своей собственной машины.

Сэм потянулся и открыл мне дверцу. Вид у него до сих пор был слегка усталый. Он протянул мне пластиковый стаканчик с дымящимся кофе.

— Тебе несколько минут назад кто-то звонил.

— Спасибо. — Я забралась в машину и с благодарностью взяла кофе. — Я сегодня как зомби. У меня кофеиновая ломка, к тому же я только что имела престранный разговор с Оливией. Сейчас все расскажу, только сначала получу свою дозу кофеина. Где телефон?

Сэм кивнул на бардачок.

Я открыла крышку и вытащила телефонную трубку. «Новое сообщение». Я набрала номер голосовой почты, включила громкую связь и положила телефон на приборную панель, а сама обернулась к Сэму.

— Ну вот, теперь я готова, — объявила я.

Сэм вскинул бровь.

— К чему?

— К поцелую.

Сэм скептически покосился на меня.

— Я предпочитаю эффект внезапности.

— У вас одно новое сообщение, — оповестил меня механический голос телефонной барышни.

Я состроила гримаску и с размаху откинулась на спинку кресла.

— Я с ума с тобой сойду.

Он ухмыльнулся.

«Привет, малышка! Ни за что не догадаешься, с кем я сегодня столкнулась!» — послышался из динамика мамин голос.

— Можешь накинуться на меня просто так, — предложила я. — Ничего не имею против.

Маму явно переполняло возбуждение.

«С Наоми Этт! Помнишь, моя одноклассница?»

— Вот уж не ожидал от тебя такого, — отозвался Сэм.

Я решила, что он, наверное, шутит.

Мама между тем продолжала:

«Она давным-давно замужем, приехала в город ненадолго, так что мы с папой где-нибудь с ней посидим».

Я насупилась, глядя на Сэма.

— Я тоже от себя такого не ожидала. Это все ты.

«Поэтому мы с папой сегодня вернемся поздно, — заключила мама. — Там в холодильнике есть остатки какой-то еды, если что, звони».

«Остатки какой-то еды». Запеканки, которую я же и приготовила.

Сэм воззрился на телефон. Мама умолкла, и эстафету приняла телефонная барышня. «Чтобы прослушать сообщение еще раз, нажмите "один". Чтобы стереть сообщение...»

Я его стерла. Сэм все еще смотрел на трубку, но вид у него был отсутствующий. Я не знала, о чем он думает. Может, как и у меня, голова у него пухла от кучи разнообразных проблем, слишком расплывчатых и неуловимых, чтобы их можно было решить.

Я захлопнула крышку телефона; щелчок, похоже, заставил Сэма очнуться. Я поймала на себе его внимательный взгляд.

— Поехали куда-нибудь.

Я вскинула бровь.

— Нет, серьезно. Давай куда-нибудь сходим. Куда угодно. Туда, где могут предложить что-нибудь получше остатков «какой-то еды».

Я не знала, что сказать. Пожалуй, точнее всего мое мнение выражалось словами «И ты еще спрашиваешь?»

Я пристально взглянула на Сэма; он взахлеб продолжал болтать, как будто ему не терпелось скорее выложить мне все, что вертелось у него на языке. Если бы я в этот миг не понюхала воздух, то, скорее всего, и не заметила бы, что с ним творится что-то неладное. Однако от него волнами исходил приторно-сладкий запах беспокойства. О чем он беспокоился? Обо мне? О чем-то, что случилось, пока я была в школе? О прогнозе погоды?

— Что случилось? — спросила я.

— Просто мне захотелось выбраться из города. Ненадолго уехать. Устроить себе маленькие каникулы. Пожить несколько часов чужой жизнью. Нет, если ты не хочешь, то не поедем. И если ты думаешь, что...

— Сэм, — перебила его я. — Заткнись.

Он заткнулся.

— Поехали.

Мы тронулись с места.

Сэм выехал на шоссе, и мы мчались вперед, пока небо над кронами деревьев не стало розовым, а птицы, носящиеся над дорогой, не превратились в темные силуэты. Похолодало, и машины, въезжающие на шоссе, оставляли за собой облачка выхлопа, белые на морозном воздухе. Одной рукой Сэм вел машину, а пальцы второй его руки были переплетены с моими. Это было куда лучше, чем сидеть дома в обществе запеканки.

К тому времени, когда мы съехали с шоссе, то ли я успела притерпеться к исходившему от Сэма запаху беспокойства, то ли он успел успокоиться, потому что теперь в машине витал только мускусный волчий дух.

— Ну, — произнесла я и провела пальцем по тыльной стороне его прохладной ладони. — И куда мы едем?

Сэм покосился на меня, и его улыбка, подсвеченная огоньками на приборной панели, показалась мне печальной.

— В Дулуте есть одна чудесная кондитерская.

Прокатиться в кондитерскую за час пути было ужасно мило. Ужасно глупо, учитывая прогноз погоды, но ужасно мило несмотря ни на что.

— Ни разу не была.

— Там продают лучшие в мире яблоки в карамели, — пообещал Сэм. — И еще такие тягучие штуки, не знаю даже, как они называются. В них, наверное, миллион калорий. А еще горячий шоколад. Ох, Грейс, за этот шоколад душу можно продать.

Я не знала, что ему ответить, по-идиотски завороженная тем, как прозвучало в его устах мое имя. Каким тоном он его произнес. Как двигались его губы. Его голос снова и снова музыкой звучал у меня в ушах.

— Я даже песню написал про их трюфели, — признался он.

Эта фраза привлекла мое внимание.

— Я слышала, как ты играл на гитаре у мамы в студии. Она сказала, та песня была про меня. Почему ты никогда не пел ее мне?

Сэм пожал плечами.

Я взглянула на яркие огни города за окном; каждое здание и каждый мост вызывающе светились в ранних зимних сумерках; мы подъезжали к центру города. Не помню, когда я в последний раз здесь была.

— Это было бы ужасно романтично. И еще больше украсило бы твой светлый образ.

Сэм не сводил глаз с дороги, но уголки его губ дрогнули в улыбке. Я ухмыльнулась и стала смотреть в окно на пробегающие мимо дома. Сэм вел машину по вечерним улицам, не обращая внимания на дорожные знаки. Огни светофоров отражались в нашем лобовом стекле, белые полосы дорожной разметки убегали вдаль, отсчитывая время.

Наконец Сэм затормозил у обочины и указал на залитые теплым светом витрины чуть впереди.

— Вот он, рай.

Мы вышли из машины и трусцой побежали на этот свет. Не знаю, сколько градусов было на улице, но, когда я толкнула стеклянную дверь кондитерской, мое собственное дыхание бесформенным облаком колыхалось у меня перед лицом. Сэм протиснулся в это приветливое золотое сияние следом за мной, обхватив себя руками. Дверной колокольчик еще не успел затихнуть, как Сэм подошел ко мне сзади и, обняв, притянул к себе.

— Не смотри, — прошептал он мне на ухо. — Закрой глаза и понюхай. По-настоящему. Ты умеешь, я знаю.

Я прижалась затылком к его плечу, всей кожей ощущая тепло его тела, и зажмурилась. Мой нос оказался в нескольких дюймах от его шеи, и его запах перебивал все остальные. Земной, необузданный, сложный.