Падшие ангелы Мультиверсума

Попав в пластиковую консервную банку из-под говяжьей тушенки (емкость 450 г), она превращает ее в сотню мельчайших осколков, разлетающихся по хаотичным баллистическим кривым. Неожиданный, по эффектный способ утилизации мусора.

Эхо выстрела пошло бродить между деревьев. Хозяин карабина передернул затвор, и выскочившая гильза – медный цилиндрический метеор – сверкнула, падая на талый снег. На вросшей в землю коряге осталось еще две неубитые банки. Куриный паштет и маринованные огурцы. А «манлихер» теперь целился в живот Глеба.

– Здравствуй, Сережа, – сказал Глеб, опуская руку с пистолетом и неловко улыбаясь. – Вот и я.

– Теперь вижу, что ты, – буркнул стрелок. – А то мчится из-за угла, как тень неизвестного папаши. – В жесткой на вид и густой бороде Сергея зародился намек на ответную улыбку. – Ну, чего стоишь? – спросил он, забрасывая карабин на плечо. – Иди сюда, обнимемся, что ли?

– Мне сказали, что теперь ты будешь нас вроде как опекать. Я Сергей, из экологической секции,

– Очень приятно. Меня ты, вижу, знаешь?

– Знаю, Вернее сказать, наслышан. Говорят, у тебя необычное мышление. Нестандартное.

– Говорят? Кто же?

– Наша общая знакомая.

Сергей охнул и отпихнул Глеба от себя.

– Раздавишь ведь, железяка, – полушутливо возмутился он.

Глеб усмехнулся в ответ. Раздавить он мог. Мышечные усилители, переведенные в экстремальный режим, позволяли ему пробить кулаком двадцатисантиметровой толщины бетонную стену. Или разорвать ствол «манлихера», как сделанную из плотного картона трубку.

– Я смотрю, ты на банки перешел, охотничек. – Он несильно ткнул Сергея в бок. – Что, консервы не кусаются?

– Да уж. – Сергей помрачнел. – Сидел, вырезал для Иришки бусы, из рябины, как ей нравится. И накатило. Нож в руках танцевать стал. Пойду, думаю, во двор, а то ведь всю поделку на фиг испорчу. И пошел. Карабин с собой захватил, на всякий случай.

Глеб обернулся посмотреть на корягу. Глубокие отметины на ней говорили, что успокоиться Сергей сумел не сразу. Мазал безбожно.

– Теперь вот жалею. Патроны-то негде взять, а я полторы коробки просто так, без толку…

– Патроны я привез, – сказалГлеб, – И консервы, и сигареты, и запасные элементы к «подсолнуху». Все, что ты просил.

– А записи для Иры?

– Да, пять новых серий. И одежду кое-какую, по мелочи.

– Хорошо.

– Как она, Сережа?

Сказал и тут же устыдился вопроса. Не стоило. Что он хотел услышать?

Лицо Сергея застыло, омертвело на секунду. Опять стало нормальным, но взгляд он увел в сторону. Спрятал.

– Как обычно, – ответил он. – Лучше не становится, но и хуже, слава богу, тоже.

Глеб промолчал.

– Ей надо в Город. Мы найдем ей врача… врачей. Они ее вернут.

– Они превратят ее в машину. Ты можешь представить ее лежащей на гидравлической койке, в паутине контактов и трубок, приросшей к этим чертовым агрегатам?! Машина будет дышать за нее, гнать кровь, думать…

– Но Ира будет жить! Как ты не понимаешь? Жить! Слышать тебя, понимать твои слова!

– Она и так прекрасно понимает меня, Глеб. Хватит об этом.

– Прости, друг. Прости. Я ведь тоже…

– Любишь ее. Я знаю.

Сергей поежился, запахнул подбитую мехом куртку, собственноручно выделанную из грубой кожи.

– Что-то холодает к вечеру, – сказал он. – Пойдем в дом?

– Сейчас пойдем, – кивнул Глеб. – Пусти-ка…

Он отстранил друга и повернулся к коряге-тиру. Из широкого рукава плаща, как живой, выскочил его «глок», врос в ожидающую ладонь.

Коряга опустела. Две банки волшебным образом исчезли с нее меньше чем за секунду.

Гаусс-пистолет стреляет абсолютно бесшумно.

– Зверей таким не пугнешь, – обронил Сергей, скрывая за небрежным тоном свое восхищение, – они грохота боятся больше, чем пули.

Глеб пожал плечами. Когда-то его учили применять различное оружие, в открытом бою и из засады. Для собственной защиты и для нападения. Против атакующего и обороняющегося противника. Быстро, эффективно и без сомнений. Чтобы убивать, а не наводить испуг.

Он забыл многое, но не это.

Сидели под тусклым светом единственной лампы, курили привезенные Глебом сигареты. Молчали. В стаканах, с любовью вырезанных из бересты, плескался злой самогон.

– Через год ко мне будет уже не подъехать, – Сергей кивнул за окно, – вон как разрослось, настоящие джунгли,

– Да уж. Помолчали еще.

– Как там, в Городе?

– Все по-старому. Дно шевелится. Синклит хочет объединиться с «зелеными» и пролезть наверх во время следующих выборов. У них много сочувствующих в корпоративном секторе, так что, может, и получится. Посмотрим,

– Ядро расколется?

– Нет, не думаю. – Глеб затянулся ментоловым «Фрегатом» и тут же, пока еще холодило нёбо мятное послевкусие, запил дым хорошим глотком самогона. Взял с тарелки маринованный гриб. – Цеховики, конечно, любят Орден, но они проголосуют за победителя, как всегда.

– Раньше Синклиту не удавалось собрать большинство голосов.

– Раньше симбиотов открыто не поддерживал «Неотех». А «Неотех» хочет подгрести под себя все федеральные военные заказы, монополизировать обслуживание Форсиза и внутренних линий обороны. Если ему это удастся, то весь Город будет плясать под дудку «новых».

– Политика, – усмехнулся Сергей. – Благородному рыцарю не приличествует лезть в столь грязное дело. А то он может ненароком обмакнуть краешек своего белоснежного плаща в какое-нибудь особо липкое дерьмо.

– Пошел ты.

Сергей улыбнулся широко, открывая пожелтевшие от табака крепкие зубы, махнул залпом полстакана и встал, отодвигая табурет, Прихватил с тарелки хрустящих луковых колечек.

– И правда пойду, – сказал он, – поставлю Иришке новую запись. Поскучаешь тут без меня?

Глеб махнул рукой, Иди, мол.

–Я хочу спросить тебя. Можно?

– Конечно. Спрашивай,

– Как ты любишь его?

Она улыбнулась, смешно наморщила лоб.

– Не знаю… Как близкого и родного мне человека. Как мужчину. Сережа очень много значит для меня, правда. И он делает для меня все.

Он молча кивнул, затушил сигарету о гладкий пластик столешницы. Она дотронулась до его плеча.

– Теперь ты хочешь спросить меня, как я люблю тебя?

– Да.

– Тогда спроси. Он помедлил.

– Как ты меня любишь, Ира?

Его голос звучал ровно. Может быть, даже чересчур ровно. –Я люблю тебя, как себя, – сказала она, удерживая его ладонь между своими. – Как брата, как друга, как мужчину. Люблю, как тебя.

Он встретился с ней глазами и увидел дрожащую на ее ресницах влагу. Его горло сжалось.

– Скажи мне, – хрипло попросил он. – Пожалуйста.

Она смотрела на него, не отрываясь, и в ее зрачках он видел свое крошечное перевернутое отражение.

– Я люблю тебя, – сказала она и назвала его по имени. – Люблю тебя всегда. Всегда.

Ночь бродила за окном, ухая голодной совой, на разные лады перекликаясь звериными голосами. Ночь недобро заглядывала в комнату желтым огрызком луны из-под нахмуренных сизых туч. Ночь грозила людям крючковатым зеленым пальцем с верхушки молодой сосны. Смотрите мне!

Они смотрели. Глеб на причудливые узоры, без явного умысла вырезанные ножом на крышке стола, Сергей в дно своего берестяного стакана. А видел каждый из них что-то совсем другое.

– Зачем ты приехал, Глеб? – глухо спросил Сергей. – Я ждал, пока ты сам скажешь, но ты молчишь.

– Я приехал просить тебя.

– О чем?

– Вернуться в Город. Вместе со мной. К черту этот лес, этот дом, к черту все. Забирай ее и возвращайся. Здесь опасно оставаться.

– А в Городе?

– В Городе Орден даст вам защиту и убежище. Никто не сможет вас найти. Никто не посмеет даже пытаться. Орден сегодня намного сильнее, чем раньше.