Иван Безуглов

До электрички оставалось еще минут двадцать, и Безуглов, расхаживая по платформе, заметно нервничал. Миновал мгновенный порыв, который заставил его таким доверчивым взглядом посмотреть в глаза Тане. Иван снова превратился в работящего, сосредоточенного брокера, озабоченного не столько собственной судьбой, сколько своим местом в деловом мире, читай - судьбой сегодняшних переговоров. Несомненно, неведомые конкуренты хотели не просто сорвать сделку, но вытеснить из нее Ивана, заняв его место сами, и потому следовало торопиться.

Чтобы купить билеты на электричку, ему пришлось за бесценок продать цыганке, увешанной бусами, браслетами и монистами, пару фирменных зажигалок с надписью "Брокерская фирма Ивана Безуглова", которые он на всякий случай всегда носил во внутреннем кармане кожаной куртки. Его долларов похитители не взяли - но газовый пистолет все-таки исчез, как и баллончик Тани. Разбитная цыганка, обрадованная неожиданным барышом, вызвалась бесплатно погадать Ивану. Он заинтригованно наблюдал за комбинациями, в которые раскладывались прямо на бетонном перроне карты из видавшей виды засаленной колоды.

- Были у тебя, красавец, только что большие неприятности, но миновали. А суждена тебе, красавчик, дальняя дорога с червонной дамой, - верещала цыганка, - встреча с пиковой дамой в чужой стороне, суждены тебе по возвращении из чужой стороны большие хлопоты в казенном доме.  Что, голубчик, не веришь?

Но Иван уже вежливо отошел от гадалки. Он почитал все эти фокусы с картами за чистое суеверие, и не отказался от предложения только из любопытства.

- Что же тебе наговорила эта колдунья? - спросила Таня, когда он подошел к ней с билетами. - Я видела, как она раскладывала карты.

- Обычную чушь, - Иван махнул рукой. - Мне знаком этот незначащий набор слов, на который ловятся доверчивые простаки.  Правда, она предсказала мне, что я потеряю свое богатство, а потом с помощью какой-то червонной дамы верну его. Какая ерунда, Танечка. Мы ведь живем не в сказке, а в нормальном мире.

- А я иногда верю цыганкам, - засмеялась Таня.

- Может быть, нам нанять такую предсказательницу в офис, чтобы заранее извещала нас о колебаниях курса доллара? - пошутил Иван. - Помнишь, как он за месяц упал в два раза, а потом опять поднялся? Кое-кто из моих коллег нажил на этом порядочный капитал, а кое-кто и разорился. Ничего конкретного эта братия предсказать все равно не может. Ты знаешь, - задумчиво продолжал он, словно возвращаясь к неотвязно преследовавшей его мысли, - сегодня я во второй раз в жизни столкнулся с предательством.

- А я - в первый, - печально откликнулась она. - Надеюсь, ты не подозреваешь меня?

- Как тебе не стыдно, - искренне возмутился Иван.

- Кого же тогда?

- Откуда я знаю, Таня! Мне так мучительно подозревать своих друзей. Может быть, кто-то прослушивает наш телефон? Никто из моих товарищей, я уверен, не мог предать интересы фирмы ради конкурентов. Ведь мы начинали вместе еще пять лет назад, когда коммунистическая власть только начинала распадаться, и никто не мог быть уверен в завтрашнем дне. Мои трое друзей вслед за мной бросили все - работу, карьеру, положение в тогдашнем обществе. Баратынский даже был членом партии, он единственный среди нас считал, что ее можно оздоровить изнутри. Но его исключили, как только он стал заниматься бизнесом. Друзья и родные считали нас авантюристами. Скептики твердили нам, что большевики никогда не расстанутся с властью, и рано или поздно мы все кончим в застенках КГБ. А Лермонтов был самым энергичным из нас, он легко загорался новыми идеями, и умел зажечь остальных. Мы выжили, мы прошли сквозь такие испытания, которые тебе и не снились, Танечка. Конечно, владелец фирмы - я сам, а они всего лишь мои служащие, но в свое время мы сами так решили. На корабле нельзя без капитана.

- Неужели это кто-то из них? Я тоже не могу поверить.

- Мне даже думать об этом больно, - вздохнул Иван. - Однако я давно заметил, что у Лермонтова накапливается недовольство своим местом в фирме. Он был отличным юристом в те годы, когда нужно было выискивать лазейки в законах. А теперь, когда законы, пусть несовершенные и меняющиеся чуть ли не каждый день, стали значительно мягче, я все чаще ловлю его на ошибках. Несмотря на его молодость, Таня, он все-таки человек вчерашнего дня.

- Почему же ты не уволишь его?

- Ты думаешь, у меня нет сердца, Таня?. В конце концов, я стольким обязан Мише, а если в его контрактах и есть ошибки, то вряд ли они злонамерены. Хотя... Если бы вчера Тютчев не увидел неверной формулировки в одной из статей, то сделка бы практически погибла. То есть, все шло бы своим чередом, но мы оказались бы в убытке из за курсовой разницы в стоимости фрахта. И на этом неплохо бы нагрели руки наши партнеры в Канаде. Но нет, я даже думать об этом не хочу. Мое правило - не подозревать человека в преступлении, покуда не увидишь убедительных доказательств. Так что подождем с выводами, госпожа Алушкова.

К платформе на всех парах уже с ревом и свистом, заглушавшим пение утренних птиц, подъезжала электричка, набитая рабочим народом. Иван и Таня, еле втиснувшись в переполненный тамбур, кое-как сумели пробиться к стенке. Иван отгородил Таню от толпы своим могучим телом, и она всю дорогу до Москвы чувствовала на своем высоком лбу жар его дыхания. Иногда напор толпы прижимал его совсем близко, и девушка с несказанным удивлением ощущала, как по всему ее телу разливается неожиданное, неведомое раньше желание крепче обнять этого человека, покрыть поцелуями всю его коротко стриженую голову, ласкать его до потери сознания, до того пика страсти, о котором она до сих пор только слышала от подруг. Испуганная этой незнакомой гремучей смесью мучения и блаженства, она пыталась отстраниться от Ивана, но именно в эти мгновения, казалось, толпа напирала все сильнее, и когда они вышли на московский перрон, густо уставленный ларьками цветочниц и мороженщиц, Таня чувствовала себя совсем разбитой от пережитой сладкой пытки.

А он? На лице Ивана, как обычно, невозможно было увидеть ни следа страстей или плотских желаний, но по игре могучих мускулов под джинсовой курткой, по тому, как он отводил глаза в те мгновения, когда толпа прижимала его к Тане, она видела, что и для него это путешествие исполнено изнеможения и счастья.

Она невольно залюбовалась своим спутником. Как отличался Иван от народа на вокзальной площади! Даже в скромной спортивной одежде на фоне простого народа он казался принадлежащим к другой расе, хотя и сам был плотью от плоти этого народа, и жил, в сущности, только ради него. Наверное, виною тому была его гордо поднятая голова, а может быть, аристократическая осанка, или то чувство хозяина жизни, которое излучал весь его облик.

Да и он любовался Таней. Без грима, в брезентовой куртке, стареньком зеленом свитере и джинсах, плотно облегающих ее стройные узкие бедра, она была этим утром особенно хороша. Стареющие работницы в потертых пальто, пожилые, помятые рабочие со следами алкоголизма на отекших лицах, мелкие чиновники в мешковатых плащах российского пошива - все они бросали на эту пару восторженные, чуть завистливые взгляды, не ведая ни событий прошлой ночи, ни того, каким тернистым путем пробирался Иван Безуглов к своему нынешнему завидному положению.

- Что было бы с тобой, Таня, если б ты не устроилась на работу в нашу фирму? - вдруг спросил ее Иван, когда толпа вместе с ними выплеснулась на привокзальную площадь.

- Не знаю, - честно отвечала она. - Я могла бы служить секретарем-референтом в любом СП, но мне нехватало бы твоего чувства высшей цели, чувства служения. И кроме того, в твоей фирме работать слишком интересно, чтобы я променяла ее на дела по импорту каких-нибудь колготок.

- Однажды мы импортировали колготки, - напомнил ей Иван.

- Да, - расхохоталась Таня, - и продали их ниже себестоимости. Ты сказал тогда, что не можешь наживаться на несчастных русских женщинах, и потерял на этом около двухсот тысяч.