Без семьи

Рассказ Алексиса возбудил во мне сильнейшее любопытство и желание спуститься в шахту. Но когда на следующее утро я сказал об этом дяде Гаспару, тот ответил, что в шахту пускают лишь тех, кто там работает.

– Если ты вздумаешь стать шахтером, – прибавил он, смеясь, – то это легко устроить. В конце концов, работа не хуже всякой другой, а для тех, кто боится дождя и грома, как раз подходящая. Во всяком случае, это много лучше, чем бродить по большим дорогам. Ты станешь жить вместе с Алексисом. Ну как, по рукам? И для Маттиа мы найдем что-нибудь подходящее.

Но ведь я пришел в Варс не для того, чтобы стать шахтером, у меня были совсем иные намерения. Однако обстоятельства сложились так, что мне пришлось вскоре испытать на себе все ужасы, страхи и опасности, которые выпадают на долю шахтеров.

ГЛАВА III. ОТКАТЧИК

Накануне того дня, когда я собрался уходить из Варса, Алексис вернулся домой с поврежденной рукой. На него свалился тяжелый кусок каменного угля и раздробил ему палец. Ранение было не очень серьезным, но работать он, конечно, не мог. Дядя Гаспар обычно легко мирился со всеми житейскими неприятностями, и только помеха в работе могла вывести его из равновесия. Услыхав, что Алексис не сможет работать несколько дней, он вышел из себя. Кто будет его откатчиком во время болезни Алексиса? Заменить Алексиса было некому. Если бы еще дело шло о том, чтобы найти другого откатчика на его место, он бы нашел кого-нибудь, но взять заместителя на несколько дней было совершенно невозможно. Людей не хватало, в особенности детей. Дядя Гаспар был сильно огорчен, так как без откатчика он тоже не мог работать, а его средства не позволяли ему отдыхать. Я понимал причину его огорчения и считал, что должен ему отплатить за оказанное нам гостеприимство. Поэтому я спросил, трудно ли быть откатчиком.

– Ничего не может быть легче. Надо катить вагонетку по рельсам.

– А она тяжелая?

– Не очень, раз Алексис возит ее.

– Если Алексис может с ней справиться, значит и я могу?

– Конечно, можешь, если захочешь.

– Хочу, раз это вам нужно.

– Ты славный мальчуган, и завтра мы с тобой спустимся в шахту. Ты меня здорово выручишь, но это может быть полезным и для тебя. Если работа окажется тебе по душе, то, право, гораздо лучше работать, чем бродяжничать. Во всяком случае, волков там нет.

А что будет с Маттиа, пока я буду работать в шахте? Не мог же он оставаться на иждивении дяди Гаспара!

Поэтому я предложил ему вместе с Капи давать представления в окрестностях Варса. Маттиа охотно согласился.

– Я буду очень рад, если заработаю тебе денег на корову, – ответил он смеясь.

За эти три месяца, которые Маттиа прожил на свежем воздухе, он сильно изменился и совсем не походил на прежнего несчастного, умиравшего с голоду мальчика Еще меньше походил он на того уродца, с которым я встретился на чердаке у Гарафоли. Голова его больше не болела Солнце и вольный воздух вернули ему здоровье и жизнерадостность. Во время нашего путешествия он всегда был бодр и весел и нередко поддерживал меня в минуты усталости и грусти.

На следующее утро мне дали рабочую одежду Алексиса. Я в последний раз посоветовал Маттиа и Капи быть как можно благоразумнее и последовал за дядей Гаспаром.

– Внимание! – сказал он, передавая мне лампу. – Ступай за мной, но не спускайся с одной ступени, прежде чем не нащупаешь другую.

Мы вошли в галерею; он шел впереди, я сзади.

– Если ты поскользнешься на лестнице, старайся удержаться, чтобы не упасть. Помни, здесь очень глубоко.

Я не нуждался в этих наставлениях – я и без того был достаточно настороже, потому что неприятно и жутко покидать дневной свет и погружаться во мрак на такую глубину. Я инстинктивно обернулся назад. Мы уже довольно далеко прошли по галерее, и свет в Конце этого длинного черного коридора казался белым Шаром, как луна на темном, беззвездном небе. – Лестница, – предупредил меня дядя Гаспар.

Перед нами зияла черная пропасть; в ее бездонной глубине я различал колеблющиеся огоньки ламп, которые по мере удаления все уменьшались. То были лампочки рабочих, раньше нас спустившихся в шахту. Отголоски их разговоров, как глухое ворчанье, доносились до нас вместе с теплым воздухом. Воздух этот имел какой-то странный запах – нечто вроде смеси эфира с уксусной эссенцией. Одна лестница следовала за другой.

– Вот мы достигли первого этажа, – заметил дядя Гаспар.

Мы находились в галерее с каменными стенами и сводчатыми потолками. Высота свода была чуть повыше человеческого роста, но были такие места, где, для того чтобы пройти, приходилось наклоняться.

– Это от давления грунта, – объяснил мне дядя Гаспар. – Гора повсюду изрыта, земля оседает и, когда ее давление слишком сильно, разрушает галереи.

На земле лежали рельсы, а вдоль галереи протекал небольшой ручеек.

– Этот ручей, так же как и другие, получается от просачивания воды, и все они стекают в сточную яму. Водоотливная машина выкачивает ежедневно от тысячи до тысячи двухсот кубических литров воды в Дивону. Если она прекратит работу, шахта будет затоплена. Мы сейчас находимся под Дивоной.

И так как я сделал невольное движение, он рассмеялся.

– На пятидесятиметровой глубине нет опасности, что она польется тебе за шиворот.

– А если образуется дыра?

– Ну вот еще, дыра! Галереи несколько раз проходят во всех направлениях под рекой, и есть шахты, где приходится опасаться наводнений, но не здесь. Тут хватает других неприятностей: рудничного газа, обвалов, взрывов.

Когда мы пришли на место работы, дядя Гаспар объяснил мне, что я должен делать; а когда наша вагонетка наполнилась углем, помог мне подкатить ее к шахтному колодцу и научил, как переходить на запасной путь при встрече с другими откатчиками. Он оказался прав: работа откатчика была не трудная, и уже через несколько часов я с ней вполне освоился. Мне не хватало только сноровки и привычки, необходимых в каждой работе для того, чтобы она стала менее утомительной. Но я не жаловался на усталость. Жизнь, которую я вел все эти годы, в особенности последнее трехмесячное путешествие, закалила меня.

Дядя Гаспар объявил, что я молодец и со временем могу стать хорошим шахтером.

Хотя мне очень хотелось побывать в шахте, но я вовсе не собирался работать там постоянно. У меня не было никакого желания сделаться шахтером.

Когда я катил вагонетку по темным галереям, освещенным слабым светом ручной лампочки, не слыша ничего, кроме отдаленного грохота вагонеток, журчанья ручейков и ударов кирки, раздававшихся в мертвой тишине, часы работы казались мне бесконечно долгими и печальными. Оттого что спускаться в шахту и выходить из нее было делом слишком трудным, шахтеры оставались под землей двенадцать часов безвыходно и закусывали тут же на месте.

По соседству с дядей Гаспаром работал один откатчик. Но, в отличие от прочих откатчиков, это был не мальчик, а старик лет шестидесяти. В молодости он работал плотником, наблюдавшим за креплением галерей. Во время обвала ему раздробило три пальца, и это заставило его переменить профессию. Товарищи прозвали его «учителем», потому что он знал много такого, чего не знали не только обыкновенные забойщики, но даже мастера рудников.

Мы познакомились с ним в обеденный час и быстро сдружились. Я любил задавать вопросы, а он был не прочь поболтать, и вскоре мы стали неразлучны. В шахтах, где обычно мало разговаривают, нас прозвали болтунами.

Рассказы Алексиса не объяснили мне многого из того, что я хотел знать, а ответы дяди Гаспара совсем не удовлетворяли меня. Например, когда я спрашивал дядю Гаспара: «Что такое каменный уголь?», он отвечал:

«Это уголь, который находится в земле[13]».

Когда я задал этот вопрос «учителю», тот ответил мне совсем по-другому.

– Каменный уголь, – сказал он, – немногим отличается от древесного. Мы получаем древесный уголь, сжигая дерево в печке. А каменный уголь – это те же деревья, но росшие в лесах в очень древние времена и превращенные в уголь силами природы. – Так как я с изумлением посмотрел на него, он прибавил: Сейчас у нас нет времени разговаривать – надо работать, а вот завтра, в воскресенье, приходи ко мне, и я тебе все объясню. У меня есть куски угля и образцы различных пород, которые я собираю тридцать лет, по ним ты скорее поймешь то, что тебя интересует. Меня здесь в насмешку зовут учителем, но ты увидишь, что «учитель» может на что-то пригодиться. Итак, до завтра.