Мир полон разведенных женщин

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Лос-Анджелес

Шесть месяцев спустя

Жизнь с Бучем имела свои преимущества.

Например: спокойное времяпровождение на солнышке, когда делать совершенно нечего, кроме как пытаться получить удивительный загар.

Например: никаких тяжелых разговоров. Он и его друзья легко шли по жизни, не обсуждая ничего более серьезного: чем серфинг и здоровую пищу.

Например: всей готовкой занимался сам Буч, делая это на своем испытанном гриле фирмы «Хитачи». И все покупки он сам делал. Ему НРАВИЛОСЬ, когда его узнавали в супермаркетах.

Например: секс.

Но жизнь с Бучем имела свои недостатки.

Например: думать, насколько важно, чтобы загар с внутренней стороны ляжки в точности соответствовал по тону загару на остальном теле.

Например: до смерти чуметь от скуки при общении с его безмозглыми друзьями.

Например: бесконечные отбивные и цыплята, поджаренные на гриле, и салаты. И никогда никаких пирожных или конфет в доме, поскольку Буч отказывается покупать их, считая, что они – яд.

Например: секс.

И, потом была светская жизнь Беверли-Хиллс. Маленькие вылазки временами в город, чтобы побывать на приемах, на которых, как считал Буч, его обязательно должны были видеть. В конце концов он актер – а актеры должны выставлять себя напоказ – подставлять себя под вспышки и напоминать всем, что они все еще существуют, а не пропали бесследно, словно сгоревшая кинопленка.

Клео никогда в жизни не выглядела лучше, чем сейчас. Она сама себя не узнавала. Неужели это и вправду она – это загорелое существо с отменной фигурой? Эта леди, в которой через край бьет энергия, и до отказа напичканная бифштексами, жаренными на гриле, и здоровой пищей. Эта женщина, которая терпеливо совершает прогулки по пляжу рядом с Бучем. Которая делает отжимания, упражнения для ног и занимается йогой. Эта женщина, которая со времени появления в Калифорнии не написала ни единого слова.

Тело ее было активным. Ум же дремал. А ей было без разницы. Ей нужен был этот передых в жизни. Эдакий период спячки, пока она попытается решить, что и в самом деле хочет делать.

Майк был чем-то вроде отдаленного воспоминания – разведенного отдаленного воспоминания. Уже больше не часть ее самой. И сейчас, когда он ушел навсегда, она даже и не скучала по нему. Может, она и не любила его никогда. Может, это только член его она любила – его длинный тонкий инструмент удовольствия и его твердые, плотные яйца. Когда она узнала о том, как без разбора он использует этот инструмент… ну…

Буч мужа не заменял. Он был тем, с кем можно было просто дрейфовать. Ничего основательного и обязательного. Хотя в последнее время он принялся величать ее «моей старушкой», что весьма ее раздражало. Она не принадлежала ему только по тому, что приняла решение жить с ним в его доме. Она не была ничьей старушкой.

Каждый месяц она получала от Рассела Хейса письмо о шести страницах. Сплетни об общих знакомых, некоторые смешные замечания по поводу его фигуристых подружек и всегда, в конце письма, просьба дать знать ему, когда она решит вновь заняться работой. В ответ она посылала ему открытки. Виды пляжа и несколько строк приветствия.

Приятно было сознавать, что Рассел вернулся в разряд «просто добрых друзей» и что он больше не жаждет ее тела. Она захихикала, представив, как Рассел вообще кого-нибудь жаждет, а Буч, устроившись рядом с огромным солнечным рефлектором – дабы не упустить ни единого луча мартовского солнца, – спросил: «В чем дело, бэби?»

– Ни в чем, – лениво ответила Клео, перевернувшись на деревянном настиле, уложенном на террасе дома Буча.

Ее удивляло, почему они все еще вместе. Она вряд ли в его стиле. До нее все его подружки были лет семнадцати и с огромными сиськами. Как-то она спросила его об этом.

– Ты баба классная и умная, – ответил он. – А перед этим не устоять, бэби.

Насколько она знала, на сторону он сейчас не бегал. А даже если и бегал, ее это мало бы волновало. У них не такие отношения.

Сама же она вполне была готова переспать с другим мужиком, если б подвернулся такой, какой ей понравится. Отдаленно претендовал на это друг Буча, живший неподалеку от них. Еще одна кинозвезда с бегающими глазами и с хитрющей улыбкой. Хороший актер, доказательством чему был Оскар, которого он хранил на кухне. Но он был мерзавцем отменным. И настолько большую часть времени не в себе от наркотиков, что даже не понимал, что он мерзавец. Клео старалась к нему не приближаться особо.

Иногда мысли ее возвращались к Дэниэлю Онелу. Она дважды его видела, но ничего такого волнующего не случалось. Однажды, бродя по магазинам на Родео-драйв, она увидела его, шедшего ей навстречу. Быстренько она перешла на другую сторону улицы, даже не поняв, почему. Второй раз они оказались на одной и той же вечеринке, и обменялись коротким приветствием. К неудовольствию Клео, он словно бы и не узнал ее, приветствие его было очень рассеянным. А потом она поняла, что ему, наверное, не понравилась ее статья о нем. Актеры, прочитав о себе правду, бывают странными. Да черт с ним, в конце-концов: он был просто еще одной стареющей кинозвездой с огромным самомнением и, наверное, таким же скучным, как и все они, – если познакомиться с ним поближе. Поближе она с ним не знакомилась. Одно время хотела, но не стала. Постепенно он пропал из ее мыслей, что вполне ее устраивало, хотя, конечно, она не могла не натыкаться все время на его имя в печати.

У Буча просто страсть была к журналам о кино, ими был завален весь его дом – журналами, полными сплетен о том, какая кинозвезда делает что с кем. Свои фотографии он из журналов вырезал, а секретарша вклеивала их в здоровенные альбомы. Он пытался уговорить Клео фотографироваться с ним, но она настойчиво отказывалась. Она посмотрела эти альбомы, с бесконечными снимками, отображающими светскую жизнь Буча с многочисленными сисястыми бабами.

– Мне не хочется быть в одном ряду со всеми этими фото-сиськами и задницами, – пошутила она, когда он надулся, услышав ее отказ.

– Ты передумаешь, – уверенно заявил он. О, нет, подумала она про себя.

Итак, что она читала о Дэниэле? Всякие страшно интересные вещи. Типа того, что он занялся йогой, – а кто ею не занимается. Типа того, что он вегетарианец – и в этом нет ничего нового. Типа того, что любимый его цвет – зеленый. Что его хобби – чтение. Что он особенно комфортно чувствует себя в обычной одежде. Что ненавидит кошек. Любит машины. И что его любимое времяпровождение это, судя по всему, женщины.

После того, как отвергнута была принцесса, в жизни его пошел нескончаемый поток женщин. В возрасте от пятнадцати до пятидесяти они появлялись с ним на фотографиях, где бы он ни оказывался. Его, безусловно, нельзя обвинить в том, что у него были какие-то определенные пристрастия. Всех форм, размеров и цветов они, казалось, все полностью его устраивали. Его вряд ли можно было назвать бабником, но ему бесспорно было по душе то, что он пользовался таким ошеломительным успехом.

– Эй, бэби, – протянул Буч, прерывая ее ленивые мысли. – Да? – коротко ответила она.

Обычно за бучевским «эй, бэби» следовала какая-нибудь просьба, а ей вовсе не хотелось вставать и отправляться делать ему бутерброд с тунцом или что-нибудь еще такое.

– Мне кажется, у нас получается неплохо, – заявил Буч, кладя руку ей на живот и поглаживая ее отлично тренированную плоть так, как ей особенно нравилось.

– Мне тоже так кажется, – согласилась она. – А что? Что ты задумал?

– Ты мне нравишься – я нравлюсь тебе. Мы – пара, настоящая пара. Ты понимаешь, о чем я?

Она знала, что он скажет. Время от времени он заговаривал о женитьбе. Она не была в женитьбе заинтересована. Почему бывает так, что когда говоришь мужику, что замужество тебе ни к чему, именно тогда-то женитьба и становится самым сильным его желанием.

Она объяснила Бучу, что она думает на этот счет. У нее уже было два замужества. Зачем ей еще одно? Она была удивлена, что он все же продолжал давить – у него ведь тоже уже две жены – неужели он ничему не научился?