Реликт

– Не верю, что вы рады избавлению от ответственности. – Д’Агоста гнул свое. – У меня, возможно, главное в жизни – забота о собственной шкуре, однако вас я считал другим.

– Винсент, вы меня удивляете, – заговорил Пендергаст. – Я вовсе не уклоняюсь от ответственности. Однако такое положение вещей дает мне определенную степень свободы. Да, последнее слово остается за Коффи, но его способность руководить моими действиями ограничена. Поначалу я мог появиться здесь, только приняв на себя руководство расследованием. И был вынужден действовать с оглядкой. Теперь есть возможность следовать своей интуиции. – Он откинулся на спинку стула и устремил на д’Агосту взгляд светлых глаз. – Я по-прежнему буду рад вашей помощи. Возможно, потребуются полицейские, чтобы быстро выполнить несколько заданий.

Лицо д’Агосты несколько секунд было задумчивым.

– Об этом Коффи я мог сказать вам кое-что с самого начала.

– Что же?

– Дерьмо он от желтого котенка.

– Ах, Винсент, – сказал Пендергаст, – у вас такой колоритный язык.

35

Пятница

В ее кабинете, угрюмо отметил про себя Смитбек, ничего не изменилось: все вплоть до последней мелочи находилось на прежних местах. Журналист плюхнулся в кресло с ощущением того, что это уже было.

Рикмен вернулась из приемной с тонкой папкой. На лице ее застыла несколько натянутая улыбка.

– Сегодня вечером открытие! – напомнила она. – Придете?

– Да, конечно, – ответил Смитбек. Рикмен подала ему папку.

– Прочтите это, Билл, – чуть напряженно сказала она.

НЬЮ-ЙОРКСКИЙ МУЗЕЙ ЕСТЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ

ВНУТРЕННИЙ МЕМОРАНДУМ

Уильяму Смитбеку-младшему от Лавинии Рикмен Относительно неозаглавленной работы о выставке “Суеверия”

Вступает в силу немедленно, и впредь до дальнейшего уведомления ваша работа в музее будет определяться следующими условиями:

1. Все интервью для текущей работы должны проводиться в моем присутствии.

2. Записывать интервью на пленку или на бумагу вам запрещается. В целях согласованности и экономии времени я принимаю на себя обязанность записывать все беседы и отдавать вам отредактированные тексты для включения в текущую работу.

3. Обсуждение музейных дел с сотрудниками или находящимися в музее лицами запрещается без моего письменного на то разрешения. В подтверждение того, что вы поняли эти условия и согласны с ними, распишитесь внизу.

Смитбек перечитал текст дважды, затем поднял взгляд.

– Ну? – спросила Рикмен, склонив набок голову. – Что скажете?

– Давайте кое-что уточним, – заговорил журналист. – Мне запрещается разговаривать с кем-нибудь, скажем, за обедом, без вашего разрешения?

– О музейных делах. Совершенно верно, – подтвердила Рикмен, поправляя на шее пестрый шарф.

– Почему? Разве документ, который вы разослали вчера, не связывает меня по рукам и ногам?

– Билл, сами знаете почему. Вы зарекомендовали себя как ненадежный человек.

– Чем же? – сдавленно спросил Смитбек.

– Насколько мне известно, вы носились по всему музею, разговаривали с людьми, не имеющими отношения к теме вашей работы, задавали вопросы, не касающиеся новой выставки. Если вы думаете, что можете собирать сведения о... э... о недавних событиях, то я должна напомнить вам о семнадцатом пункте вашего контракта, который запрещает использовать сведения, не санкционированные мною. Ничто, повторяю, ничто, имеющее отношение к этой трагической ситуации, санкционировано не будет.

Смитбек выпрямился.

– Трагическая ситуация! – взорвался он. – Почему не сказать прямо: убийства!

– Пожалуйста, не повышайте голос у меня в кабинете, – отрезала Рикмен.

– Вы наняли меня писать книгу, а не пресс-коммюнике на триста страниц. В музее за неделю до открытия самой большой выставки произошло несколько убийств. Хотите сказать, этого не должно быть в книге?

– Я и только я решаю, чему быть в книге, а чему нет. Понятно?

Смитбек покачал головой. Рикмен встала.

– Это становится утомительным. Немедленно подписывайте документ, или с вами будет покончено.

– Покончено? Меня застрелят или сожгут?

– Я не потерплю такого легкомыслия у себя в кабинете. Либо вы примете эти условия, либо я немедленно приму ваш отказ от работы.

– Отлично, – сказал Смитбек. – В таком случае я предложу рукопись коммерческому издателю. Вам эта книга нужна не меньше, чем мне. И мы оба знаем, что я могу получить солидный аванс за утаиваемые сведения об убийствах в музее. Поверьте, эти факты мне известны. Целиком и полностью.

Лицо Рикмен покрылось мертвенной бледностью, однако она продолжала улыбаться.

– Это явится нарушением вашего контракта, – веско произнесла она. – Музей пользуется услугами уолл-стритской юридической фирмы “Дэниелс, Соллер и Макгейб”. Вы наверняка о ней слышали. Если вы совершите такой поступок, вас немедленно привлекут к суду за нарушение контракта, как и литагента, и издателя, у которого хватит глупости заключить с вами договор. Мы приложим все силы, чтобы выиграть дело, и я не удивлюсь, если после суда вы никогда уже не сможете работать журналистом.

– Это грубое нарушение моих гражданских прав, предоставленных первой поправкой к Конституции[17], – хрипло выдавил Смитбек.

– Ничего подобного. Мы просто будем добиваться судебной защиты по факту нарушения контракта. С вашей стороны это отнюдь не явится героическим деянием, и о нем не напишет даже “Таймс”. Билл, если вы всерьез подумываете о таком поступке, я бы на вашем месте сперва проконсультировалась с хорошим адвокатом, показала ему контракт, заключенный с вами музеем. В нем комар носа не подточит. Или я готова немедленно принять ваш отказ.

Она достала из стола второй лист бумаги и оставила ящик открытым.

Громко загудел селектор.

– Миссис Рикмен? Звонит доктор Райт.

Рикмен сняла телефонную трубку.

– Да, Уинстон. Что? Снова “Пост”? Да, я поговорю с ними. Ты послал за Ипполито? Хорошо.

Положив трубку, Рикмен подошла к двери.

– Удостоверьтесь, что Ипполито пошел к директору, – сказала она секретарше. – А что касается вас, Билл, то на обмен любезностями времени у меня больше нет. Если не подпишете соглашения, то собирайте вещи и проваливайте.

Притихший Смитбек внезапно улыбнулся.

– Миссис Рикмен, я понял вас.

Она подалась вперед с самодовольной улыбкой.

– И...

– Согласен с этими условиями, – закончил он. Торжествуя, Рикмен вернулась к столу.

– Билл, я очень рада, что не пришлось прибегать к крайним мерам.

Она убрала второй лист бумаги обратно в ящик и задвинула его.

– Полагаю, вы достаточно умны, чтобы понять – у вас нет выбора.

Встретив ее взгляд, Смитбек потянулся к папке.

– Не возражаете, если перед тем, как подписывать, я просмотрю документ еще раз?

Рикмен заколебалась.

– Пожалуйста. Только ничего нового в нем вы не вычитаете. Возможности превратных толкований в тексте нет, искать их бессмысленно. – Окинув кабинет взглядом, миссис Рикмен взяла записную книжку и направилась к двери. – Билл, предупреждаю вас. Не забудьте подписать. Выходя, отдайте подписанный документ секретарше, копию вам пришлют.

Смитбек с отвращением скривился, глядя, как ее зад раскачивается под плиссированной юбкой. Бросил взгляд на дверь в приемную. Потом быстро выдвинул ящик стола, который только что закрыла Рикмен, вытащил оттуда небольшой предмет и сунул в карман пиджака. Закрыв ящик, он снова огляделся и направился к выходу.

Потом, возвратясь к столу, схватил меморандум и нацарапал под текстом неразборчивую подпись. Выходя, отдал его секретарше.

– Сберегите, когда-нибудь эта подпись станет драгоценной, – бросил он через плечо и с силой захлопнул дверь.

Когда Смитбек вошел, Марго только что положила телефонную трубку. Кабинет снова находился в ее полном распоряжении: работавшая там женщина-консерватор, очевидно, поспешила взять отпуск.