Тьма века сего

– Мистер Хоган, – спросил Джимми, зажав трубку ладонью. – С кем вы говорили наверху?

– С Кипни.

– Сержанта Кинни, пожалуйста.

Маршалл начал терять терпение:

– Дай мне, по крайней мере, ключ от решетки. Должна же она знать, что я здесь.

Джимми протянул ему ключ. Сержанту уже приходилось сталкиваться с Маршаллом Хоганом.

Насмешливые приветствия градом посыпались из камер вместе с пустыми сигаретными пачками. Маршалл старался как можно быстрее найти нужную ему камеру.

– Эй! Крюгер, я знаю, что ты где-то тут!

– Иди сюда, Хоган, помоги мне выбраться! – послышался раздраженный и полный отчаяния женский голос в дальнем конце отделения.

– Подними руку и помаши мне, что ли, дай какой-нибудь знак!

Из плотной массы тел сквозь решетку камеры протиснулась рука и отчаянно замахала. Маршалл подошел, успокаивающе похлопал по ней и оказался лицом к лицу с Бернис Крюгер, своим лучшим журналистом, превосходным репортером, а сейчас птицей-невольницей в тюремной клетке. Это была привлекательная молодая женщина лет двадцати пяти, с растрепанными темными волосами, в очках с массивной стальной оправой, сильно запачканных. Ясно было, что она провела тяжелую ночь с дюжиной других женщин, в большинстве профессиональных проституток. Некоторые из них были старше ее, другие

– шокирующе моложе. Маршалл не знал, смеяться ему или ругаться.

– Не нахожу слов, ты выглядишь ужасно, – сказал он.

– Соответствует моей профессии. Видал, куда меня запихали?

– Да, да, она такая же, как мы, – заметила из камеры крепко сложенная девушка.

Маршалл состроил гримасу и покачал головой.

– С какими же вопросами ты к ним вчера приставала?

– Мне сейчас не до шуток. Ни один анекдот о том, что произошло вчера вечером, меня не рассмешит. У меня внутри все кипит. Эта затея с репортажем была просто унизительной.

– Но послушай, должен же был кто-нибудь написать о фестивале.

– Наши предположения оправдались, как говорится, нет ничего нового под солнцем, в данном случае под луной тоже.

– Тебя арестовали… – попробовал он наладить разговор.

– Чтобы преподнести читателям скандальную историю. О чем же еще можно было писать?

– Ну, так прочти мне, что тебе удалось накропать? Испанка в дальнем углу камеры оборвала их разговор:

– Она попала не в свою тарелку.

Изо всех камер послышались насмешки и громкий смех.

– Я требую, чтобы меня выпустили! – взвилась Бернис. – Ты что, в землю врос? Сделай же что-нибудь!

– Джимми разговаривает с Кинни по телефону. Я внес залог. Сейчас мы тебя вытащим.

Бернис притихла, стараясь взять себя в руки, и приступила к отчету:

– Отвечая на твой вопрос, скажу, что я старалась собрать материал прямо в луна-парке: сделать несколько потрясающих снимков, взять сногсшибательное интервью, записать, что говорят люди… да мало ли еще что. Думаю, Нэнси и Рози, – она кивнула в сторону двух молодых женщин, очень похожих на близняшек, и те улыбнулись Маршаллу, – с удивлением глядели, как я слоняюсь с растерянным видом. Они заговорили со мной, и хотя наш разговор не обещал ничего интересного для печати, зато доставил нам массу проблем. Потому что Нэнси сделала недвусмысленное предложение переодетому в штатское полицейскому, и нас всех накрыли.

– Я думаю, что со временем у вашей журналисточки это тоже стало бы отлично получаться, – грубовато пошутила Нэнси, за что и получила от Рози игривый шлепок.

– Но разве ты не показывала ему свое удостоверение или пресс-карту? – раздраженно спросил Маршалл.

– Он меня даже не слушал. Я ему сказала, кто я такая.

– Может, он не расслышал? Слушал он ее? – обратился Маршалл к девушкам.

Они только пожали плечами, но Бернис, перейдя на фальцет, закричала:

– Ну что, так, по-твоему, достаточно громко? Именно так я вчера кричала, когда он надевал на меня наручники!

– Добро пожаловать в Аштон!

– Ну погоди же! Дай мне только выбраться отсюда, уж я постараюсь снять с него полицейскую бляху!

– Не марай руки, – Хоган протестующе поднял ладонь, чтобы предотвратить дальнейшую бурю. – Послушай, все это не стоит твоих переживаний.

– А это зависит от того, с какой стороны поглядеть!

– Бернис…

– Мне бы очень хотелось написать кое о чем, полосы на четыре. Об этом фараоне и о его безнадежном кретине-начальнике. Кстати, где он?

– Ты имеешь в виду Бруммеля?

– У него удивительная способность исчезать. Он-то знает, кто я такая. Где он?

– Не знаю, я его утром не застал.

– А вчера он повернулся ко мне спиной!

– Что?

Внезапно Бернис осеклась, но по ее лицу Маршалл сразу понял, что она хотела сказать: не забудь спросить меня об этом после.

В эту секунду отворилась решетка тюремного коридора, и к ним направился сержант Данлоп.

– Ладно, поговорим об этом позже, – произнес Маршалл. – Все в порядке, Джимми?

Полицейского тоже встретили градом насмешек, воплями и диким смехом, так что ответил он не сразу. Но у него был ключ от камеры, и этого было достаточно.

– Отойдите от двери, – приказал сержант.

– Эй, там, может, переменишь тон? – такой, примерно, ответ получил он, однако пространство у дверной решетки освободили. Джимми открыл ее, Бернис выскользнула, и клетка снова захлопнулась.

– Значит, так, – сказал полицейский, – тебя отпускают под залог. Когда нужно будет явиться в суд, тебя известят.

– Верните мне сумку, пресс-карту, блокнот и фотокамеру, – прошипела Бернис и двинулась к выходу.

* * *

Наверху, в вестибюле суда, Кэт Хоган, грациозная рыжеволосая женщина, всегда полная достоинства, пыталась хоть чем-то заполнить время ожидания. По окончании фестиваля здесь было на что посмотреть, хотя, по правде говоря, зрелище было не из приятных: несколько разбушевавшихся человек, сопровождаемых полицейскими, входили, сражаясь с наручниками и грязно ругаясь, а вернее сказать, их бесцеремонно заталкивали в вестибюль. Другие, наоборот, выходили на свободу после ночи, проведенной за решеткой. Картина напоминала смену рабочих на какой-то странной фабрике. Первая смена растерянно покидала здание, неся свои скудные пожитки в маленьких бумажных пакетах. Вторая смена, в наручниках, отчаянно сопротивлялась. Большинство полицейских были чужаками, прибывшими из соседних городков для подкрепления малочисленной команды Аштона. За дружелюбие и вежливость им не платили.

За большим столом, заваленным ворохом бумаг, сидела женщина с двойным подбородком. Рядом с ней в пепельнице дымились сразу две сигареты, но у нее не хватало времени затянуться из-за бумаг, которые надо было оформить на каждого поступающего и выбывающего. По мнению Кэт, тут было слишком много беспорядка и суматохи. Несколько дешевых адвокатов раздавали свои визитные карточки. Однако ночь, проведенная в тюрьме, послужила серьезным наказанием для большинства, и теперь у них было только одно желание – поскорее убраться подальше от злополучного города.

Кэт бессознательно покачала головой. Подумать только, бедняжка Бернис попала в загон со всеми этими подонками. Она, должно быть, вне себя от возмущения.

Почувствовав на талии сильную ласковую руку, она прильнула к мужу.

– О-о-о… Какая приятная перемена.

– После того, что я насмотрелся внизу, – сказал Маршалл, – мне необходимо прийти в себя. Кэт притянула его к себе.

– И что же, так бывает каждый год?

– Нет, с каждым годом все хуже.

Кэт опять покачала головой, и Маршалл прибавил:

– Но на сей раз «Кларион» выскажет свое мнение. Аштон должен изменить курс, пора это наконец-то понять.

– Как Бернис?

– Ну, из нее в скором времени получится классный журналист. С ней все в порядке, она выжила.

– Собираешься ли ты поговорить с кем-нибудь о случившемся?

– Альфа Бруммеля нет на месте. Он достаточно хитер. Но я его сегодня поймаю, и тогда посмотрим, что можно сделать. И потом, я хочу получить назад мои двадцать пять долларов.