Детство Чика

— Да, дядя Юра, — сказал Бочо.

Пожилой небритый человек в тельняшке заковылял из-под навеса, издали свирепо всматриваясь в Чика. Чик заволновался. Ему хотелось, чтобы Бочо поскорее вытащил бутылку, но Бочо ее не вытаскивал. Скрипнув деревяшкой протеза, человек ступил на мостки причала и приближался, свирепо всматриваясь в Чика.

— А это кто? — кивнул он на Чика.

— Это Чик, мой товарищ, — сказал Бочо и наконец вытащил бутылку из-за пазухи. — Он достал.

Сторож взял протянутую бутылку, небрежно выдернул пробку и хищно запрокинул ее над головой. Отсосав несколько глотков, он со шлепнувшим звуком оторвал бутылку ото рта.

— Вот это, я понимаю, вино! — сказал он и потеплевшими глазами взглянул на Чика. — Гудаутское?

— Да, — кивнул Чик со скромной гордостью, Бочо тоже явно взбодрился и, подойдя к краю причала, спрыгнул в одну из лодок.

— Оставь «Диану», — прохрипел сторож.

— Почему? — обернулся Бочо. — Мы же на ней вчера ходили?

— Перелезай на «Оленя», — кивнул сторож, — у него ход легче.

Чик почувствовал, что это прибавка за хорошее вино. Сторож уковылял с бутылкой в темноту навеса и вышел оттуда с веслами. Бочо перелез на «Оленя». Скрипнув протезом, сторож наклонился над краем причала и передал весла Бочо.

Тот быстро и умело вдел их в уключины. Сторож ухватился за веревку и притянул лодку.

— Прыгай! — сказал он Чику.

Чик спрыгнул на переднюю банку и хотел пройти на корму, но сторож его остановил.

— Сиди там, — прохрипел он, — будешь следить, чтобы не напороться на корягу или бревно. Если попадется хорошая доска, тащите в лодку.

Он отмотал веревку от крюка, вбитого в причал, и кинул ее в лодку Потом, присев на корточки и ловко вытянув ногу с протезом, оттолкнул лодку от причала. Она прошла между другими лодками и стала разворачиваться по течению. Бочо повернул ее носом против течения и стал грести. Сторож, не глядя на них, ушел в темноту.

Они плыли по мутно-желтой реке, озаренной луной. Было тихо. Иногда перелаивались собаки с одного берега на другой. Чик следил за поверхностью воды, чтобы не прозевать какую-нибудь корягу. Бочо старался не выходить на середину реки, потому что там течение было быстрей и грести против него было трудней.

Они прошли под ивами, свисающими над рекой тихим, голубеющим в лунном свете водопадом. Ветки шелестели и нежно, как руки сестры, щекотали затылок Чика. Чику хотелось, чтобы ивы никогда не кончались. Но они кончились, и лодка подошла к Красному мосту. Они прошли под мостом, и гул машин, пробегающих сверху, колотил по голове. Вскоре впереди показалась полянка, где вокруг костра в просвечивающихся лохмотьях стояли и сидели беспризорные мальчишки. Один из них только что раздобыл гуся на противоположном берегу и сейчас голый, вместе с гусаком, под радостные вопли друзей бросился в воду. Гусак встрепенулся в воде и, брызгая крыльями, пытался улететь. Но мальчик, крепко держа его за одну ногу, плыл к своим. Гусак, громко хлопая крыльями, рвался от него. Казалось, не мальчик плывет с гусаком, а гусак тащит мальчика через реку.

Проплывая мимо компании беспризорных, Бочо на всякий случай выгреб на середину реки. Но беспризорные окружили мальчика с гусаком, когда тот вышел на берег, и не обратили внимания на лодку. Вернее, один из них погрозил им вслед кулаком, но они уже были на безопасном расстоянии.

Бочо продолжал грести без передышки. Чик всматривался в мутно-желтую поверхность реки. Несколько раз видел проплывающие коряги, но они проплывали в стороне. Вдруг Чик увидел на реке большой черный предмет. Покачиваясь на воде, он приближался.

— Бочо! Бочо! Что-то плывет! — крикнул он. Бочо обернулся. Черный предмет приближался и принимал очертания маленького домика с плетеными стенами.

— Собачья будка, что ли? — проговорил Бочо.

Он смотрел, обернувшись и в то же время медленно и осторожно подгребая веслами, чтобы не столкнуться с этим странным предметом.

— Курятник! — первым догадался Чик.

Такие плетенки-курятники с крышей, покрытой дранью или папоротниковой соломой, он часто встречал в Чегеме. Курятник медленно проплыл мимо лодки. Мелькнули в дырочках плетенки тени кур. Когда курятник заплыл за лодку, они увидели в открытой дверце белого петуха. Он удрученно посматривал вокруг.

— Чик, — вдруг заорал Бочо, — погнались за курятником! Завтра на базаре загоним! Сколько денег будет, Чик! Он уже хотел развернуть лодку. Чика всегда поражали такие переходы.

— Ты что! — крикнул ему Чик и добавил язвительно отрезвляющим голосом: — Будем кур ловить или шпионов?!

— Но, Чик, — пробормотал Бочо, однако, вздохнув, на лег на весла, — беспризорные перехватят.

— Может, не перехватят, — сказал Чик, — они сейчас гуся будут зажаривать.

Бочо замолчал и стал усердно грести.

— Здесь, — наконец сказал он и повернул лодку к берегу.

Лодка заскрипела килем о песчаное дно и остановилась.

Чик спрыгнул на берег. Следом Бочо. Взявшись за веревку, они немного вытянули лодку и привязали к бамбуковому пню.

Бочо и Чик вошли в бамбуковую рощицу. Они прошли метров десять между многолетними стволами пожелтевших бамбуков и вышли к мелким зарослям молодняка.

Бочо кивнул на дом, стоявший метрах в сорока от них. Это был белый двухэтажный дом с оцинкованной и сейчас голубеющей под луной крышей. В нескольких окнах горел свет. Бочо показал рукой на левый край дома. Там стояла большая шелковица. Сквозь ее крону смутно виднелся балкон и распахнутое окно. Горел свет.

— Там, — кивнул Бочо.

Они стояли под бамбуковыми кустами и ждали. Грустно пели цикады. Чик почувствовал, что начинает все больше и больше волноваться.

— Чик, если сегодня опять придет лунатик, что мы будем делать? — шепотом спросил Бочо.

— Пойдем на погранзаставу, — ответил Чик, — и там все расскажем.

Было тихо-тихо. Одиноко пели цикады. Чик почувствовал, что все больше и больше волнуется. Стараясь не выдавать своего волнения, он внимательно обшарил глазами кусты бамбукового молодняка. Оглянулся на рощицу. Если там в доме, подумалось Чику, занимаются шпионскими делами, они могут выставлять одного человека, чтобы проверять, следят за ними или нет.

— Чик, — шепнул Бочо, словно угадав его мысли, — а вдруг кто-нибудь из них сейчас следит за нами?

— Нет, — сказал Чик уверенным голосом, — этого не может быть.

Он так сказал, чтобы успокоить Бочо. Чик не любил паники. Было тихо-тихо. Пели цикады. Изредка где-то за домом протарахтит машина, и снова тишина.

— Чик, — взволнованно прошептал Бочо, — мне один пацан рассказывал, что у китайцев есть такая казнь. Привязывают человека в бамбуковых зарослях, а там сквозь него прорастает бамбук. Представляешь, Чик? Сквозь живого прорастает!

Чику стало не по себе. Но он взял себя в руки, чтобы взбодрить Бочо.

— Это сказки, — ответил Чик и, кивнув на дом, добавил: — Они же не китайцы.

— Нет, Чик, это не сказки, — шепотом горячился Бочо, — ты лежишь, а сквозь тебя прет и прет бамбук! Знаешь, как он быстро растет? За день прорастет тебя насквозь! А кричать невозможно, потому что во рту кляп.

Бочо протянул руку и вдруг положил ладонь на грудь Чика. Чик от неожиданности вздрогнул. Даже волосы вздрогнули у него на затылке.

— Не имей привычки лапать! — шепотом выругался Чик и отбросил руку Бочо.

— Я хотел посмотреть, как у тебя бьется сердце, — виновато сказал Бочо.

И вдруг из дома раздалась музыка.

— Началось, Чик, началось! — шепнул Бочо и больно впился пальцами в руку Чика.

Они замерли, прислушиваясь к музыке и не сводя глаз с крыши дома. Он смотрели, смотрели, а музыка играла, играла, выманивала, выманивала и, наконец, выманила человека. На противоположном конце крыши появился лунатик весь в белом. Он задумчиво прошел по краю крыши и скрылся за шелковицей на другом конце. Вдруг смолкла музыка, а через минуту погас свет.

— Начался допрос, Чик, начался допрос, — засипел Бочо и снова впился пальцами в руку Чика. Чик молча отбросил его руку. Он терпеть не мог все, что напоминает панику. Сам он с ужасом представил темную комнату, в углу которой сидит резидент и резким голосом гипнотизера задает вопросы военному лунатику, а тот, бедный, сонным голосом все ему рассказывает.