— Остальных соберем, когда завершим это дело, — пообещало лицо. — Ваал снова сгорит, и в этот раз окончательно.

— Сангвиний принял на веру ваши слова, — продолжил аколит, — он призвал на войну своих сыновей, и они безоговорочно последовали за ним.

— Естественно, — туманное лицо изменилось, став жестким и плоским. — Он доверяет мне. Величайшее оружие, которое отдают по собственной воле, — появилась и исчезла холодная усмешка. — Легкость этого… Стоит раз переступить через ужас предательства, оно столь могущественно.

Вдруг лицо повернулось, и на Крида обратилась вся мощь его испытывающего взгляда, которому не было помехой огромное расстояние между ними.

— Пойми, Несущий Слово, Сангвиний лоялен, но не глуп. Если… когда он заподозрит, то станет самым опасным врагом для нашего дела.

Крид напрягся.

— У него нет для этого причин. Все до единого Кровавые Ангелы верят, что идут сражаться с ксеносами. К тому времени, как они поймут, что их легион столкнулся с совсем иным врагом, будет слишком поздно.

— Проследи за этим, — приказало ему лицо, превращаясь в ледяную дымку.

Келья Кано, как и все подобные комнаты, была достаточно просторной, чтобы приютить пару неофитов. Она осталась неизменной со времен его прежней службы в Библиариуме, компактное и скромное жилье на нижних палубах «Красной слезы» со стенами из толстого железа, удобной постелью и оружейной стойкой в дальнем углу. До того, как Никейский декрет запретил использовать психические силы в легионе Кровавых Ангелов, подобным Кано воинам — лексиканиям, эпистоляриям и кодициям — предоставляли такие кельи. Здесь, в месте относительного покоя, легионеры могли медитировать и оттачивать свои таланты. Такие святилища, несмотря на малые размеры, весьма ценились, и хотя воины, лишенные способностей Кано, также могли пользоваться ими, они не достигали той же умиротворенности, которую вселяли кельи. После принятия эдикта бывших псайкеров объединили вместе с обычными боевыми братьями, но кельи медитации по-прежнему было открыты для них.

Кано не сомневался, что хранители внимательно наблюдали за бывшими членами избранного братства в кельях. Пока он сидел здесь, успокаивая дыхание, часть него задавалась вопросом, среагировал ли Аннеллус или один из его товарищей на появление Кано. Он отбросил мысль, мнение Ясона Аннеллуса его не волновало.

Кано отрешился от событий последних нескольких дней. Он закрыл глаза, позволив имплантированному каталептическому узлу свести на нет всякую потребность во сне. Затем вошел в альфа-состояние и там, внутри своего успокоенного разума, обрел безмятежность.

«В грядущие дни, — сказал Кровавый Ангел себе, — мне нужно будет вспомнить этот миг успокоения, чтобы сосредоточиться и обратить всю силу своей ярости на ксеносов».

Эту мантру он мысленно повторял снова и снова, когда палуба под ногами раскололась, подобно хрупкому льду, и он упал в лишенный пола зал из черного воздуха.

Сила тяжести схватила Кано и потащила невидимыми цепями, в то время как зловонные ветра хлестали его тело. Воздушные потоки несли смрад бойни, яростно цепляясь за одежду, словно собираясь содрать сначала ее, а потом и плоть до самых костей.

Он падал целую вечность, а трещина в палубе, которая проглотила его, исчезла. Теперь не было ничего, кроме зияющей, воющей тьмы и хлопьев пепла, которые зависли, как снежинки в восходящем потоке.

Часть разума Кано, так же далекая от происходящего, как и тело от обширных пустынь его родины Ваала, знала, что ему это снится. Его одолевали приступы видений, вырванные из плоти и спроецированные в царство духов и символов, которое было не менее реальным и смертельным.

Это был варп. Внутри космического корабля, несмотря на огромные площади адамантия и энергию защитных полей Геллера, не взирая на его личные ментальные барьеры, чистая психическая сила имматериума привела Кано в чувство. Прикосновение варпа завлекло его разум в места, которые он отверг, заставило заново разжечь угасший и превратившийся в холодную золу огонь.

Он отчаянно старался освободиться и вернуться в реальность из плоти и крови. Сон не отпускал его.

Пепел расплавился в кровавые капли, а Кано продолжал падать во тьме, все быстрее и быстрее, превзойдя истинную скорость и превратившись в комету из плоти. Интуитивно он понимал, что где-то внизу был конец всего этого — громадная поверхность, в которую он врежется, как фарфоровая кукла. Он разобьется.

Но космодесантник мог остановить падение мыслью. Все, что ему нужно было сделать, — нарушить указ. Позволить пламени его разума снова разгореться. Кано понимал, что мысль пришла ему в разум извне, настолько могучей она была. Она отразилась во тьме, предлагая надежду и спасение.

А если он сделает… что тогда? Он дал клятву отречься от своих сверхъестественных сил, и эхо этого обета было по-прежнему сильным, скрываясь под поверхностью мыслей. Он не мог нарушить клятву, он не мог позволить себе быть слабым.

Грохот воздуха вокруг Кано изменился, стал громче, оглушительным. Падение заканчивалось. Он был уже очень близок. Это скоро закончится, и он умрет здесь, дрожа на полу железной кельи, сокрушенный о стены собственного разума. Умереть во сне значило погибнуть в реальности.

В эти последние мгновения он увидел фигуру. Человеческую или пытающуюся быть таковой. Она поднималась из тьмы прямо к нему и кричала.

Это был человек, воин в тяжелом доспехе, который блестел влажным багрянцем и излучал адское красное сияние. За головой развевались черные волосы, а все тело было окутано ореолом сверкающей молнии, сыпавшей искрами тошнотворного, искаженного излучения. Растущие из спины огромные крылья удерживали его посреди ядовитой бури, они были пропитаны кровью. Каждое перо истекало каплями багровой жидкости, и Кано знал, что это оскверненная кровь, льющаяся из вен вопящего красного ангела.

Сорвавшийся с его губ визг пронзил душу Кано, проник внутрь разума и потряс рассудок. Они летели по спирали навстречу друг другу, от столкновения их отделяли секунды, и в этот миг их взгляды встретились. Космодесантник увидел страх в этих глазах, страх и ненависть и другие, более темные эмоции.

Затем крики стали его собственными, а руки поднялись, чтобы закрыть лицо, когда размытая фигура приблизилась…

Кано проснулся.

Он перевернулся, темная кожа блестела от пота, в сверхчеловеческом теле бушевал адреналин. В глазах обрели четкость стены кельи, и легионер моргнул, пытаясь понять, где находится.

— Брат Кано, — произнес безжизненный голос. Он повернулся и обнаружил в дверях горбатого сервитора, одного из обслуживающих рабов, который работал на этом ярусе. Тот тупо уставился на него.

— Меня встревожили звуки физического недомогания. Вам нездоровится? Нужен медик?

— Вон, — рявкнул космодесантник.

— Выполнение, — ровным голосом ответил механический раб. Он развернулся и вышел.

Кано осторожно поднялся на ноги и подошел к крану, чтобы умыться и выпить воды.

Он не мог заставить себя посмотреть в зеркало, когда все же сделал это, то не увидел ничего необычного. Но позади глаз притаился полусон-полувидение, которое не собиралось так просто уходить.

Красный ангел боли. Что значил этот образ? Пытался ли его разум осмыслить какой-то фрагмент варп-эха, который проник в его мысли? Может, он почувствовал некий знак?

Кано фыркнул и попытался выбросить видение из головы. Знамения и предвестия были прерогативой примитивных и религиозных людей, но не рационального воина светского Империума. Они были…

Они были…

Он моргнул и снова посмотрел на свое отражение, когда кое-что вернулось к нему из видения.

Глаза. Они были знакомы ему.

— Штиль, — позвал боевой капитан. — Ко мне! Или мои слова мало значат для тебя? — В резких словах было много прерывистых фрикативных звуков — воинственному языку Фенриса не хватало плавного ритма обычного имперского готика.

×
×