Русский транзит

Она уже обессилела и только время от времени всхлипывала – вероятно, перебирая в уме все свои наряды и в уме же примеряя их на меня.

И только когда я с Маркса свернул не на Светлановский, а на Богатырский, она вскинулась:

– Куда?! Нам же на Гражданку!

– Нам не на Гражданку. На Комендантский.

Да, это была неплохая мысль. Можно даже сказать, счастливая мысль. Серега в больнице. Лийка в Москве. Ключи от квартиры – в бардачке. А машину – загнать в гараж. Только на пять минут сначала тормознуть у подъезда. Рискнуть (иного не дано!), гигантскими прыжками доскакать до нужного, Серегиного (Лийкиного!) этажа – лишь бы никому не приспичило мусор выносить или за почтой спуститься! – отомкнуть знакомый замок. Всё! Внутри! И облачившись в корейский тренировочный костюм, степенно вернуться вниз, к «вольво». Босиком – не голышом. Много проще. Да и проблему с обувкой теперь решить – раз плюнуть. Да, хранятся у Шведа в гараже подходящие мне кроссовки. И машина пусть хранится. Под замком. Нечего ей отсвечивать у Маринкиного подъезда на Гражданке: лучшего указателя и не придумать – беглый больной туточки. Куда первым делом кинутся вурдалаки на поиски? По знакомым адресам.

– Эти… знают, где ты живешь?

– Какие эти?

– Резо. Давид. Илья. Еще кто-нибудь?

– Илья. Он вряд ли помнит. Он меня провожать как-то напросился. На такси. Пьяненький уже. В дымину, если хочешь знать! Тормознули – он говорит: на чай не пригласишь? Ну ты ж понимаешь! Проти-ивный, волосатый! А я, если хочешь знать, с уродами никогда…

– Я знаю. Я помню.

– Не перебивай! Ну я ему сунула червонец! Это, говорю, тебе на чай! И водиле тоже – червонец. А это, говорю, вам на чай! Увезите его подальше отсюда! Кивнул, повез! Понятливый! Среди мужиков тоже попадаются понятливые. А я, если хочешь знать, очень уважаю понятливых, и когда если вдруг…

Короче, мысль про квартиру Шведа – действительно, счастливая мысль. Только сидеть надо тихо-тихо. И ничего не трогать.

И дожидаться рассвета. И сразу, как рассветет, сматываться. Неровен час – Лийка вернется утренней «стрелой». Незачем ее посвящать во что бы то ни было.

Так мы и сидели. Так-тик. Тик-так. Ходики. Еще тикают. На сколько хватает одного подзавода? Когда Лийка последний раз дергала за гирьку? Не позже суток тому назад. И вполне в ее традициях вернуться до полной остановки ходиков… – чтобы гирьку подтянуть, чтобы время шло. Хозяйка. Порядок. В крови.

Тик-так. Вправо-влево. Кошка. Тик-так.

– Эй, тетя! Спишь?

– Нет. Молчу.

– А чего молчишь?

– А ты сказал: молчи. Вот и молчу.

– Примерная тетя! Послушная тетя!

– Пошел ты, дядя!

Да, это ее силуэт я увидел напоследок, прежде чем коридор закувыркался и всё расплылось. Да, она было кинулась ко мне. «Ты же был трезвый! Трезвый-трезвый – и вдруг блямс! И я – к тебе. И слышу, Давид говорит: готов! И я… спряталась за угол, поняла: что-то не так. И разговор вчера был у вас какой-то нехороший. Ну да, да, позавчера… Куда, думаю?! На первый этаж! А у нас там, если хочешь знать, только морг и прозекторская. Ну, кое-что я все-таки знаю, не последний человек в этой больнице, если хочешь знать. По репликам запросто догадаться можно: как, что, о чем. Но чтоб тако-ое?!».

– А какое?

– Вот тако-ое!

Она, конечно, кое-что знала. И про невостребованных покойничков, и про куплю-продажу… Что еще за купля-продажа?! А очень просто. Скелетами торгуем. За кордон. Вроде бы кооператив. У них там за кордоном отношение к самому себе трепетное, не то что у наших бомжей. У них там вообще никаких бомжей нет, а у нас, если хочешь знать, ради бутылки любой ханыга готов заранее свой скелет продать. Полторы-две сотни – не деньги, но на десять бутылок хватает. И вот ханыги нам себя продают, всё законно, бумаги в порядке, договор, завещание: после моей смерти… и тому подобное. За рубли. Ну, а больница, то есть кооператив законтачил с фирмами и гонит туда за валюту – для наглядных пособий. Ой, слушай, это бред собачий был! Давид из Штатов прилетел однажды (у него там родня вроде бы) и привез с собой скелет. С бирочкой! Фирму наши скелеты устраивают, только у них там система крепления другая, все переделывать приходится! Ну им надоело, и они прислали с оказией образец! Ой, умру! В багаж не приняли, Давидик наш весь рейс и просидел в «боинге» со скелетиком на коленях! Нет, ты представляешь?! А самый бред на таможне был! Похмыкали, помялись – всё в порядке, документы в порядке, но все-таки… как-то… м-м… И ты предположи, нет, хотя бы предположи, что они у него спросили?! Говорят: «А он… этот… НАШ? Или ИХ?». Идиоты! Кто, кто?! Они! И вообще все! Идиоты!

Если хочешь знать, бред бредом, а валютка-то капает. Это с непривычки страшновато, но докторам привычно. Дело есть дело. Если хочешь знать, очень даже прибыльное.

Да, я хотел знать. Кости запродавшихся, сыгравших в ящик бомжей – одно. А живого человека расфасовать по контейнерам и сплавить в Швейцарию – другое. Или тоже – и ТАКОЕ только с непривычки страшновато?! Тоже мне – самураи! Отряд 731. Пациенты – «бревна»: распиливай вдоль и поперек!

Нет, ничего такого она не знала! Ни сном, ни духом! У каждого своя поляна. Ее поляна – массаж, биостимуляция, вербовка смазливых телочек на конкурсы, если уж на то пошло. Но не хирургия. Хотя все повязаны, но каждый о другом знает только то, что считают нужным сообщить. Дело есть дело. Потому-то и заметалась, как с ума сошла, когда поняла, чем пахнет! И топор… Сначала, если хочешь знать, готова была на них броситься с топором. Но сообразила: крови много, толку мало. И – к щиту. Она аккуратно там закоротила, если хочешь знать. Они все век будут разбираться, но не поймут, в чем же дело. Она же не дура полная – себя подставлять! Сегодня она свет вырубит в разгар операции, а завтра ее же скрутят и на тот же стол, на ту же операцию. И никто не хватится. Никому она не нужна. Нет у нее никого…

И у Леньки Цыплакова никого. Никто и не хватился. И у меня, кстати, тоже – никого. И сколько еще аналогичных случаев! Швед! Да, Швед! Он ведь остался на койке в больнице! А я тут, в его квартирке прохлаждаюсь! А он… А они, Резо-Давид-Илья… Хотя вряд ли… У Шведа и адрес есть, и жена, и Сандра. Хай поднимут, искать начнут. Зачем вурдалакам лишние хлопоты! Вурдалаки подберут полного одиночку. Вроде меня. Вроде птенца-Цыпы. Впрыснут этаминол или еще что-нибудь… Лишние хлопоты. Все вокруг – это лишние хлопоты. Жив-здоров – вот главное. Остальное – лишние хлопоты…

Кажется, засыпаю. Кажется, глюки начались. Лийка вошла? Нет, не Лийка. Никто не вошел. Маринка была, она и есть. Тик-так. Время идет. Диван угловой, жесткий. Ничего! Колени. Мягкие, уютные. Лучше всякой подушки. Сейчас я только на пару минут. Только глаза прикрою. Этаминол. Двойная доза. Рано или поздно должен был подействовать. Подействовал. А что за этаминол? С чем его едят. Его вкалывают… Резо… Верзо… Пузо, железо, Резо. Три слова на «зо». Ариозо… Тетя, что такое этаминол? Ты должна знать, у тебя работа такая, чтобы знать про этаминол… Еще Костя Сурнов должен знать. Я с ним встречусь, он мне расскажет – я вас всех одним щелчком, если ты, тетя, мне ничего не хочешь рассказать про эта… эта… Ну, эта… как его?!

Она хочет рассказать. Она даже говорит: этаминол, барбамил, мажептил… аминазин… превышение дозы ведет к наркомании, ортостатическим коллапсам, дерматиту, аллергии с отеками лица и ног…

Знаю! И без тебя, тетя, знаю. Отеки. Ноги отекли, затекли – каждая нога из свинца. И лицо, тяжеленное лицо, глаза не открыть, головой не пошевелить. Спа-ать, спа-ать. Сплю. Сплю, а Маринка мне на сон грядущий сказку, что ль, рассказывает? «К диспепсическим расстройствам, токсическому гепатиту, агранулоцитозу…». У соседа гепатит – пожелтел как листик… Замечательная сказка. С хорошим концом! Все остальное – лишние хлопоты, да. Да-а-а…

Однозвучно звенит колокольчик… И дорога… Дорога, дорога. Покачивание. Куда-то еду, еду, еду. Вверх-вниз, вправо-влево. Колокольчик. Звенит. Однозвучно… но… Но!