Смерть и любовь в Гонконге

4

Вершиной праздничного вечера у Джеймса Маклиндли было полукитайское-полуевропейское шоу. Пригласили артистов из известнейшего гонконгского ночного клуба, который по этой причине на тот вечер закрылся. Маклиндли щедро возместил клубу его «убытки» – да и кто отказался бы от наличных, тем более что в вечере будут заняты все солисты ансамбля «Кантонских драконов». Террасу переоборудовали под сцену с обтянутыми шелком передвижными стенами и огромными сказочными животными из бумаги, картона и папье-маше, с длинными разрисованными полотнищами, морем экзотических бумажных цветов и позолоченными плоскими мисками, в которых стояли горящие свечки, распространявшие сильнейшие благовония.

Вот на фоне всего этого сказочного великолепия представление и развертывалось. Меркеру прежде не приходилось видеть ничего подобного: от древнего культового танца китайцев с обязательной борьбой против дракона до американского шоу в лучших традициях Лас-Вегаса. А завершилось представление одноактным ночным балетом, где мастерство балерин и танцовщиков выгодно подчеркивалось многоцветными яркими пятнами, которые отбрасывались прожекторами.

Другим украшением концерта стало выступление между двумя стеклянными дверями, прямо перед импровизированной сценой. Слуга только что принес два фужера шампанского, хрупкие китаянки сновали туда-сюда между декорациями, во мгновение ока перестраивая их, переходя к современной части программы, оркестр заиграл классический новоорлеанский блюз.

– А не махнуть ли нам на второе отделение рукой? – спросила Бэтти, отпивая шампанского.

– Почему? Что сейчас будет?

– Обычные крики и визг, которые называются шоу-пением, – Бэтти поставила фужер на небольшой низенький лакированный стол. – Твой успех неоспорим, мой милый. Ты ворвался в общество как бык в стадо коров.

– Это совершенно новая для меня характеристика.

– Ты посмотри на женщин – они просто пожирают тебя глазами.

– Мне даже сделали девять… ну, скажем так – предложений.

– Вот видишь.

– Однако подчеркну: все они с медицинской подоплекой.

– Нет, ты не ветер, ты – тайфун, милый. С кем ты намерен переспать для начала? С Люси Уилсон? Хочу тебя предупредить… пусть тебя ее ангельский вид не обманывает – это просто макияж.

Кроме того, она одна из самых известных нимфоманок в городе…

представляешь, в какой круг ты попадешь? Патрик Уилсон, ее муж, – видишь, он стоит вон там, у стены, – никак с ней не разведется, потому что ей слишком много известно о том, как он стал владельцем верфей «Уилсон, Пилкок энд К°». Единственный способ избавиться от нее до смешного прост: надо нанять убийцу. Но для этого у Патрика кишка тонка. – Она весело рассмеялась и обняла Меркера за шею. – Или эта Эмели Темпл? На вид ей лет тридцать, а на самом деле все сорок пять. Три раза делала подтяжку кожи – везде! Поэтому на пляже она появляется только в закрытом купальнике. Это тебе для информации, чтобы ты не слишком удивлялся, когда она разденется.

– Я здесь, для того, чтобы не переставая удивляться, а не для демонстрации моих мужских качеств. Все, что я вижу, настолько невероятно и до того поражает воображение… Если бы это нельзя было пощупать руками, я бы не поверил, что вижу это не во сне, а наяву.

Свет погасили, лишь луч прожектора выхватывал из темноты небольшой конус на сцене. В освещенное пространство вошла, вернее нет, впорхнула девушка небесной красоты, стройная, хрупкая, как фарфоровая статуэтка, с длинными, по пояс, черными волосами, которые, казалось, были покрыты лаком, в облегающем красном платье с разрезами до бедер. Сложив руки на груди, она скромно поклонилась и взяла в руки микрофон.

Присутствовавшие лениво похлопали. Меркер даже возмутился, такая красота заслуживает большего внимания.

Бэтти покосилась на него.

– Мне прикрыть тебе глаза, что ли? Не то они вот-вот вывалятся из орбит. – Она улыбнулась.

– Бывает же такая совершенная красота… – Меркер повернулся к Бэтти. – Ты хоть тресни, а согласишься: она совершенство.

– Почти! Сотри краску…

– Все равно достаточно останется. Кто она?

– Янг Ланхуа, певичка из ночного клуба… только и всего! На три четверти китаянка, на четверть – малайка.

– Замечательный коктейль!

– Только тебе его не попробовать. Она ненавидит белых. – А сама перед ними выступает?

– Долларовые купюры у белых те же, что и у китайцев. Это ее единственная уступка. Джеймс давно пытался заманить ее в свою постель. Я знаю об этом… как и обо всем остальном в его доме… даже если это от меня держат в секрете. Не думай, я не собиралась ему мешать – я только разбогатела бы на миллион!

– Ты как будто говорила, что тебя не купишь.

– Так оно и есть. – Бэтти хитро улыбнулась. – Миллион я получила бы за то, что не обиделась… вот и весь фокус! Только у Джеймса ничего не вышло… Янг не соглашалась: ни за какие драгоценности, ни за «роллс-ройс», ни за виллу на холме, ни за ежемесячную ренту. Она сказала «нет» – и все. Джеймс чуть не свихнулся. Такого у него никогда в жизни не было. А когда он узнал, что у Янг есть любовник – китаец, конечно! – он просто впал в бешенство. Это был молодой архитектор, который вдобавок ко всему работал в одной из фирм Джеймса. Он, конечно, оттуда вылетел, но Янг его не бросила. С тех пор Джеймс постоянно заставляет ее выступать в собственном доме и обижает как только может.

– И она на это идет?

– По виду долларовых купюр не скажешь, как ты их заработал. Она, сам понимаешь, могла бы сколотить себе капитал и более простым путем.

– Она достойна всяческого уважения, – сказал Меркер, и это прозвучало почти как вздох облегчения.

Он прожил в Гонконге достаточно долго, чтобы не знать, каким путем зарабатывают себе на сносную жизнь тысячи красивых девушек – будь то в переулках китайского квартала Яу Ма-теи или в гонконгском районе Ванхай, в окрестностях Локкарт – и Хенесси-роуд или между Фенвик-стрит и Мэрг-роуд. Там они ждали, не улыбнется ли им счастье. Погоня за красивой жизнью дорого стоит! А вот Янг на такой призыв судьбы не откликнулась. И хотя Меркера это ни в коей мере не касалось, он почему-то испытывал внутреннее удовлетворение.

Янг Ланхуа начала петь. Голос у нее был чистый, сочный и теплый; на верхних нотах он не дрожал и не дребезжал, как у большинства шоу-певиц. Сразу видно, что мелодичность и благозвучие для нее превыше всего. Она пела, закрыв глаза, всецело сконцентрировавшись и отдаваясь власти музыки – чувственная притягательность такой манеры исполнения действовала неотразимо. А выражение лица было таким, будто она поет в объятиях любимого.

– Вернись на грешную землю, – поддела Меркера Бэтти и даже дернула за рукав. – Я думаю, если бы тебе удалось заполучить ее… Джеймс приказал бы убить тебя! Есть поражения, которые он просто не в силах перенести. Если он потеряет какие-то десятки процента своей доли в торговле шелком – ничего страшного, таковы законы рынка. Но что касается его как мужчины – он всегда должен быть победителем. У каждого свои заскоки. Или слабости. Каждый по-своему раним. А у тебя какой заскок, Фриц?

– Я фанатик правды. Истины!

– Очень плохо. Как раз правду большинство людей знать не желают. Посмотри на политиков: побеждают всегда те, кто лжет особенно умело. Правда часто бывает опасной. Опасной для жизни!

– Я уже ощутил легкое дуновение смерти… – коротко подытожил Меркер.

– Здесь, в Гонконге? – удивилась Бэтти, испуганно взглянув на него.

– Ничего, пустяки. Все уже в прошлом.

Меркер встал и поставил на столик свой фужер, когда Янг открыла глаза. Она пела о любви, обратив взгляд своих блестящих черных глаз прямо на него. «Любовь согревает как солнце», – пела она, покачиваясь в такт музыке, и сквозь прорези платья ее длинные стройные ноги были видны до середины бедра. Змея как бы выползала из собственной кожи. Опытным взглядом врача доктор Меркер сразу определил, что под платьем на ней ничего нет: красный шелк и был ее второй кожей.