Дело об отравленных шоколадках

– Убийство ради эксперимента, – задумчиво заметил Роджер.

– Убийство для пресыщенных искателей удовольствий, – поправил его мистер Брэдли. – Такой прецедент уже был, как вам известно. Лоуб и Леопольд. Вот вам, пожалуйста, пример. Итак, считаете ли вы, господин президент, что моя версия доказана?

– С моей точки зрения, абсолютно. В вашей аргументации нет ни единой ошибки.

– Я постарался не очень растекаться мыслью. Другое дело, когда я пишу книги – там я себя не ограничиваю. Сэр Чарльз, вы могли бы выстроить премерзкое судебное дело против меня, не так ли?

– Видите ли, мне понадобилось бы более тщательно изучить факты, чтобы вникнуть в суть вашего дела. Но на первый взгляд, Брэдли, рассматривая пока только косвенные данные (а, как вы понимаете, для меня они самые важные), я должен признать, что у меня почти нет сомнений в том, что именно вы послали отравленный шоколад сэру Юстасу.

– А если бы я объявил, в эту самую минуту, на этом самом месте, находясь в трезвом уме и твердой памяти, что это я их и послал? – упорствовал мистер Брэдли.

– У меня не было бы оснований вам не поверить.

– Но, увы, я их не посылал. А вообще, если бы мне дали побольше времени, я бы смог вам всем доказать самым убедительным образом, что конфетки послал, к примеру, архиепископ Кентерберийский, или, скажем, Сайбил Торндайк, или президент Соединенных Штатов, да кто угодно на свете, назовите кого хотите. Вот чего стоят доказательства. Я состряпал дело против самого себя, основываясь на том единственном факте, что у моей сестры завалялось несколько ветхих мейсоновских бланков. И говорил я вам правду, ничего, кроме правды. Но не сказал, однако, всего. Виртуозно доказать можно все что угодно, равно как и виртуозно исполнить можно все что угодно. Дело только за выбором. Если вы знаете, что именно вы должны донести до публики, а что следует не заметить, обойти, вы докажете любую версию, и притом самым убедительным образом. Это я проделываю в каждой своей книге, и пока ни один рецензент не разнес мои творения за халтурно слепленную аргументацию. Хотя, кто знает, – скромно прибавил мистер Брэдли, – допускаю, что рецензенты и не читают моих книг.

– Ну что же, любопытно задумано, – резюмировала мисс Дэммерс. – И на редкость поучительно.

– Благодарю, – смиренно промолвил польщенный мистер Брэдли.

– На самом деле это означает, – не без язвительности заключила миссис Филдер-Флемминг, – что вы так и не знаете, кто является преступником.

– Нет, конечно я знаю, – равнодушно откликнулся мистер Брэдли, – но не могу доказать. Члены Клуба словно проснулись.

– Вы нашли кого-то еще? Вопреки тому, что шансы выявить того, кто соответствовал бы всем вашим условиям, столь мизерны? – Сэр Чарльз был обескуражен.

– Думаю, она могла бы соответствовать, – сказал мистер Брэдли, – но я проверил еще не все.

– Она! – Мистер Читтервик был изумлен.

– Да, это женщина. То, что преступление совершено женщиной, – очевидно. И это как раз одна из сторон, которую я старался пока обходить. Странно, что до сих пор никто об этом ни слова не произнес. Как раз единственное, что можно с твердостью утверждать, что преступление – женских рук дело. Мужчине никогда бы в голову не пришло послать другому мужчине отравленные конфеты. Он послал бы отравленные лезвия для бритья, или виски, или пиво, как и поступил этот мерзавец, приятель доктора Уилсона. Мы же имеем типично женское преступление.

– Странно, – тихо произнес Роджер.

– Вы не согласны со мной, мистер Шерингэм?

– Да нет, я просто весь в сомнении, – сказал Роджер. – Вообще-то дело очень путаное.

– Непроницаемое, я бы так его охарактеризовал, – многозначительно проговорил мистер Брэдли.

– Ну хорошо, – нетерпеливо вмешалась мисс Дэммерс, которой надоели бесконечные отклонения от темы и хотелось наконец узнать главное. – Вы нам все-таки назовете преступника, мистер Брэдли?

Мистер Брэдли взглянул на нее не без лукавства:

– Я же сказал, что это ни к чему не приведет, поскольку я не могу ничего доказать. К тому же тут примешался еще такой пустячок, как дамская честь.

– То есть вы опять возвращаетесь к закону о клевете, чтобы не попасть впросак?

– О нет, ни в коем случае. Я без малейших колебаний уличил бы ее в убийстве. Тут есть одно серьезнейшее обстоятельство. Дело в том, что эта дама была какое-то время любовницей сэра Юстаса, а в подобные вещи вникать не положено из соображений приличия.

– Ах вот оно что! – вырвалось у мистера Читтервика.

– Вы желаете что-то сказать? – приветливо обратился к нему мистер Брэдли.

– Нет-нет, просто меня заинтересовало, не совпадают ли у меня с вами кое-какие соображения. И ничего больше.

– Вы имеете в виду вариант брошенной любовницы?

– Вот-вот, – смутился мистер Читтервик.

– Это все так и есть. Вы тоже вышли на эту версию? – Брэдли говорил тоном учителя, который с благосклонной улыбкой поощряет способного ученика. – Это самая точная версия, по всей вероятности. Если взглянуть на дело исходя из характера сэра Юстаса, то образ терзаемой ревностью женщины, оставленной им, вырисовывается с предельной ясностью. Я совершенно намеренно не стал упоминать о пункте тринадцатом в перечне сформулированных мною условий, а он гласит: преступник должен быть женщиной. Теперь, рассуждая о виртуозности доказательств, хочу сказать, что ведь ни сэру Чарльзу, ни миссис Филдер-Флемминг нельзя в этом отказать, не так ли? И оба они не стали исследовать связь между преступником и нитробензолом, хотя это для дела весьма существенно.

– Так вы действительно считаете, что мотивом преступления была ревность? – спросил мистер Читтервик.

– Абсолютно убежден, – твердо сказал мистер Брэдли. – Но хочу добавить, что отнюдь не убежден, что жертвой должен был стать сэр Юстас.

– Не должен был стать жертвой? – спросил Роджер к крайнем смятении. – А как вы это установили?

– Просто я узнал, – скромно поведал мистер Брэдли, – что у сэра Юстаса было назначено свидание в тот день, когда произошло убийство. Он держал это в секрете. Ему предстояло обедать с одной дамой, и не просто с дамой, а с дамой, весьма для него привлекательной. Скорее всего, это была не мисс Уайлдмен, а другая, и причем сэру Юстасу очень не хотелось, чтобы о ней стало известно мисс Уайлдмен. Но полагаю, что та, что послала ему шоколадки, знала об этой даме. Свидание так и не состоялось, но что свидание отменили – об этом она не знала. Мое предположение (заметьте – предположение, поскольку я не могу подкрепить его достаточно убедительными доказательствами, лишь исхожу из того, что тут выдвигаются на первый план в качестве улики отравленные шоколадки),– словом, мое предположение состоит в том, что шоколадки предназначались совсем не сэру Юстасу, а сопернице той женщины, которая их послала.

– Ах! – Миссис Филдер-Флемминг была совершенно потрясена.

– Это что-то новенькое, – проговорил подавленный сэр Чарльз.

Роджер лихорадочно перебирал в уме имена всех дам сэра Юстаса, о которых он знал, пытаясь представить, кто из этого цветника мог оказаться убийцей. Одну даму он подозревал раньше, но она не очень годилась для роли убийцы, да и сейчас он был в сомнении. Список, казалось, исчерпан.

– Видите ли, Брэдли, если дама, о которой вы говорите, то есть та, что послала шоколадки, действительно была возлюбленной сэра Юстаса, то тут церемониться не стоит, – сказал Роджер. – Наверняка ее имя в связи с этой историей отлично известно в «Радуге», а возможно, и во всех прочих лондонских клубах. Сэра Юстаса скрытным не назовешь.

– Уверяю вас, мистер Брэдли, – усмехнулась мисс Дэммерс, – что представления сэра Юстаса о чести значительно расходятся с тем, к чему его обязывает титул.

– Не думаю, – твердо произнес мистер Брэдли, – что это справедливо и для данного случая.

– То есть?

– Уверен, что только тот, кто послужил источником этой новости (не подозревая, что он таковым является), сэр Юстас и я – и никто больше об их отношениях не знает. Ну и разумеется, сама эта дама, – прибавил мистер Брэдли несколько церемонно, – поскольку она является действующим лицом.