На дальних мирах (сборник)

Над нами прожужжал лишенный выражения голос микроцефала:

— Отпустите друг друга. Коллапсирующая звезда приближается к радиусу Шварцшильда. Пора действовать.

Руки Миранды соскользнули с моих плеч. Я поспешно шагнул назад, хмуро окинув ее взглядом, и сделал осторожный вдох. Больно. Тело Миранды было разукрашено красноречивыми фиолетовыми синяками. Теперь мы знали силу друг друга; но капсула оставалась пустой. Ненависть витала между нами подобно шаровой молнии. Совсем рядом стояло серое инопланетное существо с сальной кожей.

Не могу даже сказать, кому первому пришла в голову мысль об этом, Миранде или мне. Но действовали мы быстро. Испуганный микроцефал только слабо протестовал, пока мы волокли его по коридору в помещение, где находилась капсула. Миранда улыбнулась. У меня на душе тоже полегчало. Она крепко держала инопланетянина, пока я открывал люк, а потом мы забросили его внутрь. Задраивали люк мы вместе.

— Запускай краулер,—сказала она.

Я кивнул и пошел к пульту. Словно колючка из духовой трубки, из нашего корабля вылетел носитель с краулером и с огромным ускорением помчался к гаснущей звезде. Внутри носителя была небольшая машина с поджатыми лапами, дистанционно управляемая наблюдателем в капсуле. Когда наблюдатель, охваченный датчиками, шевелил рукой или ногой, сервореле приводили в действие поршни краулера в восьми световых днях отсюда. Он реагировал на все движения оператора, взбираясь на горы шлака, там, где невозможно даже кратковременное пребывание ничего органического.

Микроцефал управлял краулером с большим искусством. Мы прильнули к экранам видеодатчиков, демонстрирующих изображение этого ада в несколько ослабленных тонах. Даже остывшая звезда намного жарче любой обитаемой планеты.

Изображение менялось каждое мгновение: увеличивающееся красное пятно постепенно заполняло весь экран. Происходило что-то совершенно непонятное. Все внимание нашего микроцефала было приковано к невиданному зрелищу. Разбушевавшиеся силы гравитации хлестали извивающуюся звезду. Краулер поднимался, вытягивался, сжимался, подчиняясь силам, медленно растаскивающим его в стороны. Микроцефал тем не менее диктовал все, что он видел и чувствовал: медленно, методично, без малейшего признака страха.

Критический момент приближался. Гравитационные силы увеличились до бесконечности. Микроцефал наконец-то смутился, не в силах описать невиданные топологические явления. Возросшая до бесконечности плотность, нулевой объем — как мог разум воспринять такое? Краулер был расплющен в нечто, не имеющее названия. Все же его датчики продолжали передавать сведения, проходящие через мозг микроцефала, в блоки памяти наших компьютеров.

Затем наступило молчание. Экраны погасли. Немыслимое наконец-то свершилось, радиус черной звезды достиг критической величины. Она сжалась в ничто, и краулер вместе с ней. Инопланетянин в капсуле тоже исчез в мешке гиперпространства, стоящего за пределами человеческого понимания.

Я поднял глаза на экран. Черной звезды не было. Наши детекторы улавливали потоки энергии, оставшейся после ее исчезновения. Нас тряхнула волна, распространяющаяся из того места, где только что была звезда, и все успокоилось.

Мы с Мирандой обменялись взглядами.

— Выпусти его,— сказал я.

Она открыла люк. Микроцефал совершенно спокойно сидел за пультом. Мы не услышали от него ни слова. Миранда вытащила его из капсулы. Глаза его были лишены какого бы то ни было выражения; впрочем, они и раньше ничего не выражали.

Мы на подходе к планетам нашей системы. Наша миссия выполнена. Мы несем бесценные, уникальные сведения.

Микроцефал так и не произнес ни слова с тех пор, как мы вытащили его из капсулы. Не думаю, чтобы он вообще когда-нибудь заговорил.

Наши с Мирандой отношения достигли полной гармонии. Вражды как не бывало. Мы теперь соучастники преступления, спаянные общей виной, в которой не хотим признаться даже самим себе. Каждый относится к другому с любовью и заботой.

В конце концов, кто-то же должен был вести наблюдения. Добровольцев не оказалось. Ситуация потребовала вмешательства грубой силы, иначе роковой круг никогда не был бы разорван.

Хотите понять, почему мы с Мирандой сначала выступали друг против друга, а потом объединились?

Мы оба люди, и Миранда, и я. Микропефат — нет. Вот в этом-то и дело. Позднее мы с Мирандой решили, что люди должны держаться друг друга. Это связь, которая не рвется.

Такими мы возвращаемся к цивилизации.

Миранда улыбается мне. У меня не осталось больше причин ненавидеть ее. Микроцефал молчит.

Когда нас покинули мифы

© Перевод В. Баканова

Сперва из прошлого мы вызывали великих людей, просто так, из любопытства. (Было это в середине двенадцатого тысячелетия: 12400-12450 примерно.) Призвали Цезаря, и Антония, и Клеопатру. Уинстон Черчилль разочаровал нас (шепелявил и слишком много пил), а Наполеон поразил своим великолепием. Мы прочесали тысячелетия ради забавы.

Но через полвека игра наскучила. Нам тогда легко все приедалось, в середине двенадцатого.

Мы стали вызывать богов и героев. Это казалось более романтичным, более соответствующим духу нашей эпохи.

Пришел мой черед исполнять обязанности куратора Дворца человека. А так как именно там поставили новую машину Леора Строителя, я наблюдал все с самого начала.

Машина Леора сияла хрустальными стержнями и серебряными панелями, огромный изумруд венчал двенадцатиугольную крышку.

— Всего лишь украшения,— признался мне Леор.— Я мог сделать обычный черный ящик, но брутализм вышел из моды.

Машина занимала весь Павильон надежды на северной стороне Дворца человека и закрывала чудесный мозаичный пол, зато прекрасно гармонировала с зеркальными стенами. В 12570 году Леор объявил о готовности.

Мы заказали наилучшую погоду. Мы успокоили ветер и отогнали облака далеко на юг. Мы послали новые луны танцевать в небе, и они вновь и вновь вырисовывали имя Леора. На колоссальной равнине, расстилавшейся у подножия Дворца человека, собрались люди со всех концов Земли. Литературные советники вели споры о порядке шествия. Леор заканчивал последние приготовления. Чистый голубой воздух будто искрился от нашего возбуждения.

Мы выбрали дневное время для первой демонстрации и придали небу легкий багряный оттенок для усиления эффекта. Многие облачились в молодые тела, но нашлись и такие, кто хотел выглядеть зрело перед лицом легендарных деятелей из зари веков.

Гостивший у нас прокуратор Плутона поздравил Леора с изобретением. Затем церемониймейстер указал на меня, и я неохотно вышел вперед.

— Вы увидите сегодня воплощение былых надежд и страхов человечества. Мы предлагаем вам встречу с воображаемыми фигурами, посредством которых древние пытались уложить Вселенную в приемлемую систему. Эти боги, эти герои являлись организующими силами, вокруг которых кристаллизовались культуры. Все это необычно для нас и представляет немалый интерес.

Слово взял Леор.

— Некоторые из тех, кого вы сейчас увидите, действительно были лицами чисто вымышленными, созданными древними поэтами, как только что сказал мой друг. Другие, однако, как простые смертные некогда ступали по земле и лишь позднее были возведены в герои. Они будут иметь легкий нимб, тень, сгущение воздуха — неизгладимый след человечности, который не может стереть ни один мифотворец.

И Леор исчез в недрах своей машины.

Одна нота, высокая и чистая, прозвучала в воздухе. Неожиданно из обращенной к равнине сцене появился обнаженный мужчина, пугливо озирающийся по сторонам.

Из машины прозвучал голос Леора:

— Это Адам, первый человек.

Так в залитый солнцем полдень двенадцатого тысячелетия к нам пришли боги и герои. Весь мир наблюдал, затаив дыхание.

Адама торжественно приветствовали и объяснили, где и почему он находится. Его рука стыдливо прикрывала низ живота.