— Возможно, мы найдем пару в офицерском собрании.

Перчатки они нашли. Они нашли там также и Джамбо.

— Я прочитал о вашем спасении, — сказал он. — Об этом писали в газетах. — Последние слова он произнес с мягкой, добродушной укоризной. Офицеру-алебардисту не подобало попадать в газеты, однако подвиг Гая делал ему честь.

В полдень, натянув перчатки, Гай размеренным шагом вошел к капитан-коменданту. Полковник Грин заметно постарел.

— Мистер Краучбек представляется по случаю прибытия с Ближнего Востока, сэр, — доложил начальник штаба.

Полковник Грин поднял глаза от стола и, заморгав, посмотрел на Гая.

— Как же, помню, — заявил он. — Вы — один из первой группы молодых офицеров с временным чином. Эпторп. Так, кажется?

— Краучбек, — значительно громче сказал начальник штаба, вкладывая в руки капитан-коменданта относящиеся к данному случаю документы.

— Да, да, конечно… — Полковник просмотрел документы, припомнил все хорошее, что знал о Гае. — Краучбек, Ближний Восток… Это плохо, что вы не смогли остаться там и получить назначение во второй батальон. Они посылали ходатайство о вашем назначении, я знаю. И ваш бригадир тоже ходатайствовал. Старые бабы эти эскулапы, тем не менее их предписаниям приходится подчиняться. Здесь у меня их рапорт. Они пишут: вам очень повезло, что вы остались живы… необходима перемена климата… Что ж, сейчас вы выглядите довольно хорошо.

— Да, сэр, благодарю вас. В настоящее время я совершенно здоров.

— Хорошо. Отлично. Надеюсь, мы еще не раз увидимся…

В тот же день после полудня Гай маршировал по плацу в составе смешанной команды новобранцев и офицеров, проходивших строевую подготовку под командой старшины-алебардиста Олденшоу.

— Повторяю еще раз подробно. Нечетные номера первой шеренги берут левой рукой винтовки четных номеров второй шеренги за ствол, скрещивают их у дульного среза… Ясно? И разворачивают магазинными коробками наружу… Ясно? Одновременно, действуя указательным и большим пальцами обеих рук, поднимают верхние антабки. Ясно?..

Ясно, старшина-алебардист Олденшоу. Все ясно.

2

На протяжении следующих двух лет, составлявших в то время одну двадцатую его жизни, Гай оставался в своем полку. У него появилась одышка, поэтому на полевых учениях он преждевременно выбивался из сил, и это раздражало его. Он глубже постиг армейские порядки и в силу этого вырос в должности до заместителя командира учебного батальона. Первый батальон — его батальон — последовал за Ритчи-Хуком, пройдя с боями по пескам Северной Африки. К ним отправлялись пополнения из новобранцев. Гая туда не назначили. Вся оперативная группа Хука, за исключением четырех человек, попала в плен на Крите. В Англии у него не было товарищей по оружию, кроме Томми Блэкхауса, который возвратился сюда, чтобы сформировать еще одну часть специального назначения. Они встретились в «Беллами», и Томми предложил Гаю должность в своем штабе, однако черное пятно, оставленное Айвором Клэром, надолго определило отношение Гая к частям командос, и он ответил, что предпочитает продолжать службу в алебардийском полку.

Из алебардистов была сформирована вторая бригада, и в период обучения Гай разделял с ней все превратности судьбы с периодической сменой места расквартирования от Пенкирка в Шотландии до Брук-парка в Корнуолле. Войска в метрополии больше не подвергались нервотрепке, их не засыпали противоречивыми приказами, и не было неразберихи первых двух лет войны. Теперь поражения, схожие с испытанными ими, несла английская армия на Дальнем Востоке. В Европе инициатива перешла к союзникам. Они напряженно собирали силы, снаряжались и проходили обучение.

Неожиданно в августе 1943 года на Гая свалился удар, подобный тому, что сокрушил Джамбо на Магге.

— Сожалею, «дядюшка», но боюсь, что при отправке за границу мы не возьмем вас с собой. Ваша помощь была неоценима во время боевой подготовки. Просто не знаю, как бы я обошелся без вас. Но брать человека вашего возраста на поле боя — это уже рискованно.

— Разве я намного старше вас, полковник?

— Не намного, полагаю, но я провел всю жизнь на военной службе. Если я выйду из строя, в командование должен будет вступить мой заместитель. Этим рисковать я не могу.

— Я пошел бы на меньшую должность с понижением в чине. Нельзя ли мне получить роту? Или взвод?[72]

— Будьте благоразумны, «дядюшка». Ничего не поделаешь. Это приказ из бригады.

Новый бригадир, недавно прибывший из Восьмой армии, был знаком Гаю. Это к нему Гай был временно прикомандирован в Западной Африке, когда окружал заботой и вниманием умиравшего Эпторпа. Тогда бригадир сказал: «Я никогда больше не хотел бы вас видеть». После этого бригадир много воевал, участвовал в ожесточенных боях и заслужил орден «За выдающиеся заслуги», но, куда бы ни бросала его война. Гая он не забыл. «Эпторп, этот собрат-дядюшка, этот призрак, переселившийся на остров Магг, — думал Гай, — все еще бродит в своих „дельфинах“ и преследует меня; переселившаяся из джунглей магия поверженного владельца „гром-бокса“ продолжает действовать; если алебардист сказал „ничего не поделаешь“, значит, действительно ничего не поделаешь».

— Конечно, вы понадобитесь нам при посадке на суда. Когда проводите нас, возьмите небольшой отпуск. В конце концов, вы достаточно пожили на свете, чтобы подыскать себе какое-нибудь занятие. Всегда можно устроиться по квартирно-эксплуатационной части, например, или обратиться в военное министерство с просьбой об откомандировании в резерв офицерского состава. Для людей в вашем положении вакантных должностей сколько хотите.

Гай ушел в отпуск и в день капитуляции Италии находился в Мэтчете. Известие о бегстве короля пришло в день высадки бригады в Салерно. Оно принесло Гаю кратковременную радость.

— Похоже, что это конец узурпации Пьемонтца[73], — обратился он к отцу. — Какой ошибкой оказался Латеранский договор?[74] В то время он казался совершенным, но надолго ли? Пятнадцать лет. Однако, что такое пятнадцать лет в истории Рима? Насколько лучше было бы, если бы папа пересидел все это до конца, а затем явился миру со словами: «А что такое все это? Рисорджименто?[75] Гарибальди? Кавур? Савойский дом? Муссолини? Просто хулиганье какое-то из предместий, нарушающее порядок. Подумайте-ка, не было ли здесь однажды бедняги мальчугана, которого называли Римским королем?»[76] Вот что папа обязан был бы говорить сегодня.

Мистер Краучбек печально посмотрел на сына.

— Мой дорогой мальчик, — возразил он, — право же, ты говоришь чепуху, да будет тебе известно. Это совсем не то, что представляет наша церковь. И существует она совсем не для этого.

Они шли вдоль прибрежных скал, в вечерних сумерках возвращаясь в отель «Морской берег», и охотничий пес мистера Краучбека, уже постаревший, не резвящийся, как прежде, плелся позади. Мистер Краучбек тоже состарился и впервые стал проявлять беспокойство о своем здоровье. Они умолкли, Гай — расстроенный замечанием отца, мистер Краучбек, по-видимому, — продолжая обдумывать вопрос, поднятый Гаем, потому что когда он наконец нарушил молчание, то сказал:

— Конечно, солдату естественно радоваться победе.

— А я теперь, пожалуй, и не заинтересован в ней, — возразил Гай.

— Тогда тебе незачем оставаться солдатом.

— О, нет. Пока идет война, я хочу остаться в армии, мне хотелось бы повоевать. Но теперь, по-видимому, не имеет значения, кто побеждает. Раз мы объявили войну Финляндии…

Гай не закончил фразу, и его отец сказал:

×
×