3

На всех железнодорожных станциях королевства висели плакаты с надписью: «Вам действительно необходимо ехать?»

В день похорон Гай и его зять сели в переполненный утренний поезд из Паддингтона.

У Гая на рукаве мундира чернела траурная повязка. На Бокс-Бендере был темный костюм, черный галстук и котелок.

— Я не надел цилиндр, — сказал Бокс-Бендер. — Он в наше время кажется неуместным. Не думаю, что там будет много народу. Перегрин уже уехал туда еще позавчера. Он обо всем позаботится. Ты взял с собой бутерброды?

— Нет.

— Не знаю, где мы сможем позавтракать. Вряд ли в монастыре для нас приготовят еду. Впрочем, Перегрин и Анджела, наверное, закажут что-нибудь в закусочной.

Здание вокзала было покрыто маскировочными пятнами, ставни на окнах закрыты. Когда поезд тронулся, уже светало. В коридорах вагонов толпились направлявшиеся в Плимут моряки. Маленькие электрические лампочки над сиденьями не горели, газеты читать было почти невозможно.

— Я всегда глубоко уважал твоего отца, — сказал Бокс-Бендер и через несколько минут заснул. Гай просидел, не сомкнув глаз, в течение всего трехчасового пути до железнодорожного узла в Тонтоне.

Дядя Перегрин прислал к местному поезду где-то раздобытый им специальный автобус, похожий на трамвайный вагон. На станцию прибыли мисс Вейвесаур, священник из Мэтчета и директор школы Богоматери-Победительницы. Там находились также многие другие с различными знаками траура. Гай должен был бы узнать этих людей, но не узнал. Они здоровались с ним, бормотали слова соболезнования и, убедившись в необходимости, напоминали ему свои фамилии: Трешэм, Бигод, Инглфилд, Оранделл, Хорниоулд, Плессингтон, Джернингэм и Дакр (целый перечень нонконформистских фамилий) — его кузены, кузины или другие дальние родственники. Их поездка по железной дороге была, вне всяких сомнений, необходима.

Убедившись, что Гай не слышит ее, мисс Вейвесаур сказала о нем со вздохом: «Fin de ligne»[87].

Начало заупокойного богослужения было назначено на полдень. Местный поезд должен был прибыть в Брум в одиннадцать тридцать, и он прибыл почти без опоздания.

4

Недостатка в местах для богослужения в этой маленькой деревне не ощущалось.

Во времена папистов и нонконформистов мессы, как правило, служились в доме священниками, приходившими в него в одеянии домашних учителей. Эта же маленькая часовня сохранялась в качестве места для случайных паломников, желавших помолиться за священного Джервейса Краучбека.

Католическая приходская, церковь видна прямо с маленькой станционной площади; она была построена прапрадедом Гая в начале шестидесятых годов девятнадцатого века в самом начале проходящей через всю деревню улицы. А в конце той же улицы стоит средневековая церковь, неф и алтарь которой используются приверженцами англиканского вероисповедания, в то время как северный боковой придел и примыкающая к нему часть кладбища являются собственностью владельца поместья. Могилу для мистера Краучбека вырыли на этом участке земли, и именно в этом боковом приделе церкви ему поставят позднее памятник среди множества статуй и мемориальных досок, воздвигнутых в память о его предках.

Большая часть жителей деревни Брум — католики, объединенные в обособленную общину наподобие тех, которых часто можно встретить во многих уголках графства Ланкашир и на отдаленных островах Шотландии и которые так редки в западной части Англии. Прихожане англиканской церкви в незапамятные времена объединились с двумя соседними деревнями, и их обслуживал один священник, который раз в месяц приезжал на велосипеде и проводил богослужение, если верующие собирались в достаточном количестве. Бывший дом священника перестроили и сдавали в аренду дачникам.

Дом в усадьбе Брум стоит позади чугунных ворот; ведущая к нему дорога является продолжением тянущейся вдоль деревни улицы. Мистер Краучбек очень часто, но не совсем, конечно, правильно заявлял, что любой солидный дом, под которым он, конечно, подразумевал дома, основанные не иначе как в средние века, должен стоять на дороге, на берегу реки или на утесе. Дом в усадьбе Брум стоял на шоссе, ведущем в Эксетер, и так было до восемнадцатого столетия, пока владелец соседней усадьбы, представлявший графство в палате общин, не добился разрешения провести дорогу через свои владения и установить на ней заставу для взимания прибыльных подорожных сборов. Старая дорога все еще проходит мимо дома в усадьбе Брум, но пользуются ею очень немногие.

Когда в Бруме обосновался монастырь, его обитатели привезли с собой и своего священника, а молельню устроили в длинной, обшитой панелями галерее. Никто из живущих в монастыре не появлялся в приходской церкви, за исключением разве каких-нибудь особых случаев. Похороны мистера Краучбека стали как раз одним из таких событий. Обитатели монастыря встретили тело покойного накануне вечером, когда его привезли из Мэтчета. Они накрыли катафалк балдахином, а утром следующего дня спели погребальную песнь. Их священник должен был помочь провести заупокойное богослужение.

Анджела Бокс-Бендер встретила поезд на платформе. Лицо ее было скорбным и печальным.

— Послушай, Анджи, — обратился к ней муж, — долго ли протянется вся эта церемония?

— Не более часа. Отец Гейохеген хотел было прочитать хвалебную проповедь, но дядя Перегрин отговорил его.

— А перекусить что-нибудь мы сможем? Я ведь вышел из дома в шесть утра.

— Вас ждут в пресвитерии. Думаю, там вы найдете что-нибудь.

— Надеюсь, на меня не рассчитывают как на участника церемонии? Я хочу сказать, не придется ли мне участвовать в каком-нибудь ритуале или нести что-нибудь? Я ведь совершенно не знаю этих порядков.

— Нет, нет, — ответила Анджела. — Это один из тех случаев, когда от тебя ничего не потребуется.

Маленькая приемная пресвитерии была переполнена людьми. Кроме дядюшки Перегрина и монастырского священника здесь были еще четыре священника, один из них носил титул монсеньора.

— Его светлость епископ не смог приехать. Он послал меня в качестве своего представителя, чтобы передать свои соболезнования.

Здесь был также один мирянин из Тонтона, о котором Гай знал, что это адвокат отца.

Отец Гейохеген постился, но своему гостеприимству он не изменил: в пресвитерии поставил виски и сладкий пирог. Дядюшка Перегрин оттеснил Гая в уголок. Его глупое старческое лицо выражало льстивую благопристойность.

— Насчет мемориального щита с гербом, — проговорил он вполголоса. — Я встретился в этом деле с немалыми трудностями. Сделать на заказ что-нибудь сейчас почти невозможно. Нигде нет ни одного специалиста по гербам. В ризнице, правда, хранится целая коллекция старых мемориальных щитов, но все они не в очень хорошем состоянии. Там есть щит твоего деда, но он, конечно, соединен со щитом Роутмэна и поэтому вряд ли подойдет. Потом мне немного повезло: я наткнулся на щит, который, должно быть, заказывали для Айво. Довольно грубая работа, видно, местного мастера. Я ведь был за границей, когда он умер, бедняга. Это очень простой герб, не разделенный на четыре поля. Но это лучшее из того, что можно найти в настоящий момент. Как, по-твоему, правильно, что я остановился на нем?

— Конечно, дядя Перегрин, я уверен, что вы поступили правильно.

— Ну, я, пожалуй, пойду. Начинают прибывать все новые и новые люди. Надо, чтобы кто-то показывал им, куда садиться.

Священник из Мэтчета сказал:

— Ваш отец, я думаю, пройдет через чистилище очень быстро.

Адвокат сказал:

— Нам надо бы после всего поговорить наедине.

— А завещание не будет зачитываться?

— Нет, так происходит только в романах викторианской эпохи. Но есть вещи, которые необходимо обсудить, а ведь встретиться для этого еще раз в наше время довольно трудно.

×
×