Офицеры и джентльмены

Начальник штаба заметил блуждающий, печальный взгляд Гая.

— Грустно, правда? Когда начались налеты, все упрятали в подвалы. — Потом сообщил как самый мрачный факт всеобщего разорения: — Я тоже потерял звездочку.

— Да, не повезло.

— Я ожидал этого, — сказал начальник штаба. — Обычным порядком я получил бы очередной чин не раньше, чем через два года. Думал, что война может немного ускорить это дело. Для большинства так и получилось. Месяца два мне тоже везло. Но потом везение кончилось.

Камин не топился.

— Холодно здесь, — сказал Гай.

— Да. До вечера не топят. И выпить не дают.

— Наверное, везде так?

— Вовсе не везде, — сердито ответил начальник штаба. — Другим полкам еще удается жить вполне прилично. Но наш капитан-комендант не тот человек. Теперь у нас во всем строгая экономия. Он считает, что ее соблюдают во всех алебардийских частях. Спим но четыре человека в комнате, взносы в столовую сократили на половину. Мы практически живем на пайке, как дикие звери, — горестно, но неудачно уточнил он. На вашем месте я не задерживался бы здесь долго. Кстати, почему все-таки вы оказались здесь?

— Я прилетел с бригадиром. — В тот момент это было самым подходящим объяснением. — Вы знаете, что он вернулся?

— Впервые слышу.

— Знаете, что он ранен?

— Нет. Здесь до нас, кажется, ничего не доходит. Может быть, они вообще потеряли наш адрес. При прежних штатах все шло отлично. А после этого развертывания нее полетело к чертям собачьим. У меня отобрали денщика, прослужившего со мной восемь лет. Теперь приходится делить какого-то старого хрыча с полковым врачом. Вот до чего мы докатились. Отобрали даже оркестр.

— Холодище здесь, — повторил Гай.

— У меня в кабинете есть печка, но все время звонит телефон. Выбирайте.

— Что мне теперь делать?

— Для меня, дружище, вы все еще в Африке. Я отправил бы вас в отпуск, но вы не числитесь в наших списках. Не хотите ли обратиться к капитан-коменданту? Это можно устроить.

— К тому самому?

— Да. Ужасный человек.

— Не стоит его беспокоить.

— Пожалуй.

— Так как же быть?

Они беспомощно глядели друг на друга, стоя у холодного камина.

— У вас должно быть командировочное предписание.

— Ничего у меня нет. Меня просто отправили, как посылку. Бригадир оставил меня на аэродроме и сказал, что даст о себе знать.

Начальник штаба исчерпал свой скудный официальный репертуар.

— В мирное время такого не случилось бы.

— Совершенно верно.

Гай заметил, что этот безымянный офицер набирается духу для принятия отчаянного решения. Наконец он сказал:

— Ладно, рискну. По-моему, небольшой отпуск вам нисколько не помешает.

— Я обещал кое-что сделать для Эпторпа. Помните «его по Пенкирку?

— Помню. Очень хорошо. — Он обрадовался, что наконец обрел прочную душевную опору. — Эпторп… Офицер с временным чином, которого каким-то образом назначили заместителем командира батальона. Я считал его немного чокнутым.

— Он умер. Я обещал собрать его вещи и вручить наследнику. Мне хватило бы на это нескольких дней.

— Отлично. Из всякого положения есть два выхода. Можно назвать это отпуском по семейным обстоятельствам, а можно — отпуском после высадки, смотря по тому, как к этому подойти. Завтракать будете в столовой? Я бы не стал.

— И я не буду.

— Если вы здесь проболтаетесь, может, подвернется какой-нибудь транспорт до станции. Два месяца назад я мог бы выделить машину, но теперь все запрещается.

— Я возьму такси.

— Знаете, где найти телефон? Не забудьте опустить два пенса. А я, пожалуй, пойду в свой кабинет. Здесь и правда очень холодно.

Гай помедлил. Войдя в столовую, он прошел под хорами, с которых не так давно раздавались звуки «Старого доброго английского ростбифа». Теперь здесь не было ни портретов на стенах, ни серебра на сервировочных столах. Столовая алебардийского городка мало чем отличалась от столовой в школе Кут-эль-Амара. Из раздаточной, насвистывая, вышла официантка из вспомогательной территориальной службы; она увидела Гая, но продолжала насвистывать, расправляя скатерть на голых досках стола.

Из бильярдной доносился стук шаров. Гай заглянул и первым делом увидел широченный зад, обтянутый брюками цвета хаки. Игрок ударил, но промазал, и легкий карамболь не удался ему. Он выпрямился и обернулся.

— Подождите, я еще покажу вам настоящий удар, — сказал он суровым, но отеческим тоном, который заглаживал упрек за вторжение.

Он был без мундира, в полосатых подтяжках алебардийских цветов. Мундир с красными петлицами висел на стене. Гай узнал в этом человеке пожилого полковника, который год назад бесцельно слонялся по столовой. От него постоянно можно было слышать: «Сыграем до ста?» и «Сегодня в газетах ничего нового?».

— Прошу прощения, сэр, — сказал Гай.

— Все-таки какое-то развлечение, правда ведь? Сыграем до ста? — предложил полковник.

— К сожалению, я сейчас уезжаю.

— Все тут вечно уезжают, — проворчал полковник.

Он подошел к шару и начал прикидывать удар. Гаю позиция шара представлялась безнадежной.

Полковник с силой ударил кием. Все три шара быстро покатились, стукнулись, отскочили, снова стукнулись, и наконец красный шар покатился все тише и тише к лузе, казалось, остановился на самом краю, потом каким-то чудом вновь двинулся и скатился в лузу.

— Откровенно говоря, — сказал полковник, — это была чистая случайность.

Гай потихоньку вышел и осторожно прикрыл дверь. Взглянув назад через просвет в узорчатом матовом стекле двери, он проследил за следующим ударом. Полковник поставил красный шар на место, взглянул на неудачное расположение других шаров и, взяв пухлыми пальцами свой шар, переставил его на три дюйма влево. Гай предоставил ему жульничать в одиночестве. Как же его называли кадровые офицеры? Бык? Карапуз? Бегемот? Прозвище ускользнуло из памяти.

Вернувшись к суровой действительности, Гай подошел к телефону и вызвал такси.

Итак, Гай вступил в новый этап своих странствий, начавшихся у могилы сэра Роджера. Теперь, как и тогда, он должен был проявить pietas[27] — требовалось умиротворить дух покойного. Необходимо было отыскать и доставить по назначению имущества Эпторпа, прежде чем продолжить свою деятельность на королевской службе. В ближайшие несколько дней ему предстояло проделать обратный путь в Саутсанд и Корнуолл. В непроходимых дебрях Англии военного времени нужно было разыскать этого обезьяноподобного человека по имени Чатти Корнер.

Он задержался в буфетной комнате и стал перелистывать страницы журнала посетителей, пока не нашел запись того памятного декабрьского вечера. Сразу за Тони Бокс-Бендером он нашел Джеймса Пенденниса Корнера. Но графа, в которую был бы вписан его адрес или полк, осталась незаполненной.

3

Последний урок в приготовительной школе Богородицы Победительницы, временно находящейся в Мэтчете. В классе мистера Краучбека читают отрывки из Ливия. Светомаскировочные шторы опущены. Шипят газовые горелки. Привычный запах мела и чернил. Пятый класс, сонливый после футбола, ждет не дождется ужина. Еще двадцать минут — и начнется грамматический; разбор неподготовленных фраз.

— Сэр, правда, что блаженный Джервейс Краучбек был вашим предком?

— Не совсем, Грисуолд. Он был священником. Его брат, от которого я происхожу, к сожалению, вел себя не так мужественно.

— Он не признавал англиканскую церковь, сэр?

— Нет, но он вел себя очень сдержанно. И он, и его сын потом.

— Расскажите нам, пожалуйста, как схватили блаженного Джервейса, сэр.

— Ведь я вам уже рассказывал это.

— Многих в тот день не было в классе, сэр, а я не совсем понял, как это произошло. Ведь его выдал дворецкий, да?

— Ничего подобного. Чэллонер неправильно прочел копию Сентомерских записей, и ошибка переходила из книги в книгу. Все наши люди были верными. Его выдал шпион из Эксетера, который пришел в Брум просить убежища, притворившись католиком.