Спаси меня

«Я буду пытаться, даже если у нее один шанс на миллион».

— Я еще подумаю.

— Ладно. Не торопись. Тебе решать.

На Анджелу нельзя было давить. Она была храброй, но все-таки не железной. Сэм просмотрел и подписал записи в ее карте, сделанные в этот день. Он уже собирался уходить, когда девочка вдруг сказала:

— Доктор, подождите.

— Да?

Анджела щелкнула мышкой, принтер зажужжал и выдал листок со странным рисунком. Сэм предложил Анджеле заняться каким-нибудь творчеством, чтобы отвлечь ее от постоянных мыслей о болезни, и она выбрала рисование.

Девочка протянула Сэму листок.

— Вот, это вам.

Сэм с удивлением рассматривал рисунок. Пурпурные и коричневые завихрения, широкие переплетенные линии напомнили ему работы Федерики. Анджела впервые нарисовала что-то абстрактное. Он хотел спросить, что означает этот рисунок, но удержался, вспомнив, что его жена терпеть не могла таких вопросов.

— Спасибо, я повешу это у себя в кабинете.

Он сложил рисунок и убрал в карман халата. Он знал, что Анджела не любит, чтобы ее хвалили.

— Спокойной ночи, — сказал Сэм, направляясь к двери.

— Я скоро сдохну, правда?

Сэм замер на пороге, потом повернулся. Анджела снова спросила:

— Я сдохну без этой чертовой пересадки?

— Да, — наконец ответил он. — Риск, что ты умрешь, очень велик.

Он помедлил несколько секунд и добавил:

— Но этого не случится. Я тебе обещаю.

Пятая авеню, кофейня «Старбакс», 16.39

— Будьте добры, большой капучино и маффин с черникой.

— Одну минуту.

Выполняя заказ, Жюльет посмотрела в окно. Снегопад закончился, но город все еще оставался в плену холода и ветра.

— Вот, пожалуйста.

— Спасибо.

Жюльет украдкой взглянула на часы, висевшие на стене. Еще минута — и ее смена закончится.

— Эспрессо макиато и бутылку «Эвиана».

— Одну минуту.

Последняя клиентка, последняя рабочая смена, и через два дня — прощай, Нью-Йорк. Жюльет протянула заказ безупречной бизнес-леди, и та, даже не поблагодарив, повернулась к ней спиной.

Встречая на улице или в кафе таких обитательниц Нью-Йорка, Жюльет всегда разглядывала их с любопытством и завистью. Разве могла она соперничать с этими стройными целеустремленными женщинами, словно сошедшими со страниц модных журналов, которым известны все пароли и правила игры?

«Они — моя полная противоположность, — думала Жюльет. — Блестящие, спортивные, решительные. Они держатся уверенно, знают, как подчеркнуть свои достоинства, умеют играть в эти игры…»

И кроме того, все они были financially secure. То есть у них была хорошая работа и приличная зарплата.

Жюльет вышла в подсобное помещение, переоделась и вернулась в зал, немного разочарованная тем, что никто из тех, с кем она работала, не пожелал ей good luck на прощание. Она помахала рукой девушке, стоявшей за стойкой, но та в ответ едва кивнула. «Я что, невидимка?»

Жюльет в последний раз прошла через длинный зал. Она уже открыла дверь на улицу, когда кто-то окликнул ее по-французски:

— Мадемуазель!

Жюльет обернулась и за столиком у окна увидела седого мужчину с аккуратной бородкой. Все в его облике дышало силой. Он был немолод, но так широкоплеч и высок, что мебель в кафе казалась кукольной. Жюльет знала его. Он иногда заходил сюда поздно вечером. Временами, когда управляющего не было на месте, Жюльет разрешала ему войти вместе с собакой, огромным черным догом, отзывавшимся на странную кличку: Куджо.

— Я пришел попрощаться с вами, Жюльет. Я понял, что вы скоро уезжаете во Францию.

— Как вы узнали?

— Просто услышал, — ответил он.

Ей было спокойно рядом с ним, и в то же время в нем было что-то пугающее. Странное ощущение.

— Я позволил себе заказать для вас горячий сидр, — сказал он, указывая на стоящий перед ним стакан.

Жюльет остолбенела. Похоже, этот незнакомец прекрасно ее знает, но ведь за все это время она перекинулась с ним всего парой слов!

— Посидите со мной минутку, — предложил он.

Жюльет помедлила, глядя ему в глаза, но не увидела в них ничего угрожающего. Только доброжелательность и усталость. Огромную усталость. И еще в них словно пылал какой-то внутренний огонь.

В конце концов она решила сесть за его столик. Мужчина знал, что эта девушка была нерешительной и ранимой, хотя выглядела веселой и энергичной. Он бы предпочел не вмешиваться. Но времени оставалось мало. Его жизнь была сложной, дни очень длинными, а работа не всегда приятной. И он сразу перешел к делу.

— Вы думаете, что ваша жизнь не удалась, но вы ошибаетесь.

— Почему вы мне это говорите?

— Потому что вы сами об этом думаете каждое утро, стоя перед зеркалом.

Жюльет отпрянула.

— Откуда вы знаете, что…

Но он не дал ей договорить.

— Нью-Йорк — очень жестокий город, — продолжил он.

— Да, это правда, — согласилась Жюльет. — Каждый бежит по своим делам, никому ни до кого нет дела. Тут всегда давка, как в метро, но все очень одиноки.

— Верно, — ответил он, разводя руками. — Этот мир таков, тут уж ничего не поделаешь, хоть нам и хочется, чтобы он был справедлив и чтобы у хороших людей все было хорошо.

Он помолчал немного и снова заговорил:

— Жюльет, вы хороший человек. Я как-то видел, что вы обслужили человека, которому не хватило денег расплатиться, хотя прекрасно знали, что у вас вычтут из жалованья.

— Но это же такая мелочь. Это пустяки, — пожала плечами Жюльет.

— Да, мелочь, и в то же время это совсем немало. Пустяков не бывает, но мы не всегда правильно оцениваем последствия своих поступков.

— Почему вы мне это говорите? — снова спросила Жюльет.

— Нужно, чтобы вы поняли это до того, как уйдете.

— До того, как уеду во Францию?

— Берегите себя, Жюльет, — сказал он, вставая.

— Подождите!

Жюльет сама не знала почему, но ей нужно было во что бы то ни стало удержать его. Она кинулась за ним, но он уже вышел из кафе. Вращающаяся дверь замела в зал немного снега, и Жюльет поскользнулась — в третий раз за день. Она покачнулась назад и едва успела ухватиться за плечо мужчины, который искал свободное место, держа в руках поднос. Жюльет упала, увлекая его за собой, горячий капучино забрызгал их с ног до головы.

«Вот опять! Опять! Неуклюжая корова, а еще мечтает быть изящной, как Одри Хепберн!»

Жюльет вскочила, покраснев как рак, рассыпалась в извинениях перед посетителем, который вне себя от бешенства угрожал подать на нее в суд, и выскочила наружу.

Манхэттен уже снова жил в своем обычном ритме. На улицах было многолюдно, звуки города обрушивались на голову, как снег, падающий с крыши. Мимо кафе проехала машина, убирающая улицы, ее рев на некоторое время заглушил шум уличного движения. Жюльет надела очки, посмотрела по сторонам, но того, кого она искала, нигде не было видно.

* * *

В это самое время Сэм поднимался на лифте. Выйдя из него, он прошел по коридору и остановился перед палатой номер 808.

— Добрый вечер, Леонард.

— Входите, доктор, входите!

Вообще-то человек, к которому Сэм, заканчивая вечерний обход, заходил в последнюю очередь, не был его пациентом. Леонард Маккуин был одним из самых старых обитателей больницы Святого Матфея. Сэм познакомился с ним прошлым летом во время ночного дежурства. Старик Маккуин никак не мог заснуть и вышел на крышу, чтобы подышать свежим воздухом и выкурить сигарету. Разумеется, это было запрещено. Не говоря уже о том, что у Маккуина был рак легких в последней стадии. Но Сэму, когда он увидел старика на крыше, хватило такта не устраивать ему выволочку. Он просто сел рядом, и они стали разговаривать, наслаждаясь вечерней прохладой. С тех пор Сэм регулярно заходил к Маккуину узнать, как дела, и оба относились друг к другу со взаимным уважением.

— Ну, Леонард, как вы себя сегодня чувствуете?