Последний защитник Брестской крепости

Матиас в подобную откровенную ерунду не верил. Риммер тоже считал, что всю эту муть придумывают мандражирующие свиньи, чтобы оправдать собственную трусость.

Ефрейтор Гельц, напротив, собирал всяческие слухи и с удовольствием их пересказывал. Он делал страшные глаза, размахивал руками, изображая отвратительных русских, ползающих, как пауки, по подвалам.

Вот и сейчас, подойдя к Матиасу и выпросив у него сигаретку, выждав некоторую паузу, доверительно сообщил:

— Слыхали, фрау мит автомат[2] снова объявилась.

— Ой, брось, — отмахнулся Карл, — начинается!

— Клянусь! — засуетился Гельц. — Фельдфебеля Зойцберга нашли с простреленным сердцем.

— Что с того? — фыркнул Риммер. — Мало ли у кого сейчас дырка в сердце? Вон сколько уже крестов в крепости.

Матиас совершенно не понимал, о чем идет речь. Заметив его удивленное лицо и узрев в Хорне свежую жертву, Гельц затараторил:

— Это какая-то полоумная русская баба. Живет, как крыса, в казематах и ходит с нашим МП-40. Вылезает всегда неожиданно, из разных нор и в разных местах. Отследить ее невозможно, но кое-кто из ребят успел на нее поглядеть.

— Тьфу, — сплюнул Риммер и картинно удалился.

Матиас, напротив, заинтересовался историей.

— Так вот, — увлеченно продолжил Гельц. — Она вся грязная, в рваном платье, коса развевается, и глаза горят дьявольским огнем. Но это не самое страшное. Она всегда попадает прямо в сердце! Каждая выпущенная ею пуля приносит смерть. Один выстрел — один покойник. Прямо как снайпер. Вот ее и прозвали «Фрау мит автомат». Дружок мой вместе с фельдфебелем Зойцбергом был, когда с ним беда приключилась. Он-то ее и заметил. Она пристрелила беднягу Зойцберга, нырнула в казематы, и след ее простыл.

— Опять вы прохлаждаетесь! — рявкнул проходивший мимо лейтенант Пабст. Матиас, увлеченный рассказом, даже не заметил появления Глыбы. — Где Риммер?

— Он ходил за боеприпасами, герр лейтенант, — быстро сориентировался Хорн. — Вон возвращается.

— Там найден замаскированный вход, — указал направление Пабст. — Риммер и Хорн — проверить.

Гельц, сославшись на дела, благоразумно слинял. А оба пехотинца отправились выполнять приказ.

Они еле протиснулись в этот узкий лаз. Не включая фонарика, прислушались. Тихо. Судя по всему, еще недавно тут был очаг сопротивления — сотни гильз, трупы русских солдат, стены оплавлены огнеметами и повреждены взрывами гранат. Живых здесь никого не было. Все живые перебрались в какое-то другое место.

— Пойдем отсюда, — шепотом сказал Риммер. — Не видишь, что тут никого?

— Подожди, смотри, какая вон там щель здоровая и вниз ведет.

— Хочешь залезть? — ухмыльнулся Риммер. — Мы и так по уши в грязи. Да и вдруг там какой-нибудь придурок сидит? У меня нет желания под пулю попасть. Скажем Глыбе, что все чисто, и пойдем дальше.

— Я думаю, надо проверить, — неуверенно произнес Матиас.

— Проверить? — усмехнулся Карл. — Ну, ты упрямец! Хорошо, будь по-твоему. Давай проверим.

Он вытащил из-за ремня гранату, дернул шнур, подождал пару секунд и бросил «колотушку» в проход. Где-то внизу гулко ухнуло, столб пыли вылетел из щели.

Матиас и Карл замерли, выжидая, пока пыль осядет. Они уже собирались уходить, когда Матиас уловил едва слышный звук

— Там кто-то есть, — сказал он.

— Кто там может быть? — недоверчиво произнес Риммер и осекся. В глубине подвала действительно кто-то находился. Стоны были тихими, но теперь слышались ясно.

— Надо спуститься, — нерешительно предложил Матиас. — Если Глыба узнает, что там кто-то был и мы ему соврали, он шкуру сдерет.

— Может, еще гранату?

— Нет. Давай спустимся.

Они включили фонарики и стали пробираться. Дым и пыль почти рассеялись, подрагивающие лучи бегали по кирпичным стенам. Взору приятелей открылся широкий проход.

— Там, смотри, — Матиас указал на небольшую арку в подвале.

— Будь наготове, — шепнул Риммер и шагнул вперед.

Через секунду раздался его голос:

— Заходи, тут нечего бояться.

Матиас подошел ближе и остолбенел. В небольшом помещении среди лежавших в ряд мертвых русских сидела девушка в некогда белом, а теперь темно-буром от грязи и запекшейся крови медицинском халате. Всклоченные волосы, отрешенный взгляд, плотно сжатые губы. Девушка была молода и когда-то наверняка очень симпатичная. Но сейчас она напоминала огородное пугало.

Луч света фонарика снова скользнул по ее лицу, девушка подняла на них глаза. В них не было ни страха, ни тревоги. Матиаса поразили ее глаза — девушка смотрела на него с высокомерием и брезгливостью, как на грязное животное. И только тут Матиас заметил легкое движение ее рук! Девушка сжимала гранату М-24 и судорожно пыталась выдернуть шнур, но у нее не получалось — ослабевшие пальцы не слушались.

Все происходило, как в тумане.

— Граната! — истошно закричал Риммер. — Матиас, бежим!

Но Хорн уже выстрелил девушке в грудь, перезарядил карабин и снова выстрелил. Девушка откинулась на спину, глаза ее оставались открытыми. Граната вывалилась из ее рук, покатилась по полу.

Риммер что-то кричал, жестикулировал, крутил пальцем у виска, но Матиас не реагировал. В свете фонарика он неотрывно смотрел на лицо девушки, которую только что убил. У нее были большие, красивые глаза. Но теперь они были мертвыми…

— Может, это и есть фрау мит автомат? — донесся до него голос Риммера.

ЧАСТЬ 2

Глава 1

Кожевников почувствовал холод и открыл глаза. Кромешная тьма, ровным счетом ничего видно. Старшина было подумал, что ослеп, но вскоре глаза привыкли к темноте и понемногу начали различать расплывчатые очертания кирпичной кладки, закопченный потолок, мерцающий свет где-то вдалеке. Он находился в подвале, но как очутился здесь, не помнил.

— Есть тут кто? — тихо произнес старшина.

Голос был хриплым, в пересохшем горле першило. Кожевников прокашлялся, затем повторил вопрос чуть громче:

— Есть кто?

Ответа не последовало.

Издали доносились звуки канонады. Гулко ухали пушки, слышались взрывы. Кожевников приподнялся на локте, но даже от такого легкого движения голова закружилась, а тело заныло, будто его долго и усердно избивали.

Старшина попытался припомнить, что с ним стряслось и как попал сюда, но перед глазами рисовались лишь неясные контуры да размытые образы, словно зыбкое отражение на воде. Он провел рукой на ощупь — лежит на досках, укрытый чьей-то шинелью. Документы на месте, поясной ремень тоже, но оружия не было.

Послышались гулкие шаги, стук каблуков эхом разносился по подвалу. К нему кто-то направлялся. Старшина внутренне собрался, заметив в сумраке еле различимый силуэт.

«Если это фашист, задушу, — решил Кожевников. — А там будь что будет».

— Товарищ старшина, — раздался до боли знакомый голосок — Как вы тама? Слышу, очнулися?

Мамочкин! Он был искренне рад видеть этого немного неуклюжего парня, ставшего за несколько дней для него близким другом. Рядовой подошел и участливо посмотрел на Кожевникова.

— Где мы? — спросил Митрич.

— В катакомбах, — удивленно повел руками вокруг Мамочкин, словно это и так ясно и не стоит задавать глупые вопросы.

— В каких? — морщась от боли в голове, поинтересовался старшина.

— Да я толком и не знаю. Когда вы у казармы прикрывать наших стали, я тож чуть приотстал, на всякий такой случай. Ну, а когда вас минами накрыло, я подбежал и потащил вас. Смотрю — ступеньки! Их почти и видно не было. Ну и нырнули туды.

Кожевников слушал молча, в душе восхищаясь простодушием и храбростью верного Мамочкина. Паренек не только прикрывал его, но, увидев, что тот упал на землю, тут же бросился на выручку. А затем, не побоявшись немецких пуль, оттащил контуженого с линии огня. Вот ведь молодец!

— Спасибо тебе, Мамочкин. Геройский ты парень, — сказал Кожевников с благодарностью, затем спросил: — А дальше что было?